Фрэнсис вкратце рассказал о том, что происходило с момента, когда они обнаружили тело Дорис, и до момента прибытия инспектора Тейпа, крайне обеспокоенного, но откровенно скептически настроенного. Его мысли были всецело направлены на финансовые детали.

— Десять тысяч в облигациях, по которым лорду Рейлу выплачивался ежегодный доход в форме процентов, — это целое состояние. — Тейп нахмурился. — Н-да! Если бы мы располагали номерами серий, джентльмены…

— У меня они есть, совершенно случайно, — сказал Мэссей, открывая свой портфель. Он порылся в бумагах и протянул инспектору листок. — Но о деньгах в шкатулке никаких записей нет.

— Не имеете никакого представления о том, сколько их могло там быть, сэр?

— Несколько сот фунтов, при самом скромном подсчете. Это была арендная плата.

— А вы, случайно, не знаете, почему он держал при себе такую сумму?

— На приобретение антиквариата. Он всегда платил наличными. Во-первых, он терпеть не мог выписывать чеки, потому что его это напрягало, и корешки его чековой книжки вечно куда-то пропадали. Да и вообще он считал, что всякий раз, когда он выписывал чек, банк грел на этом руки.

— Н-да! — Тейп потеребил свои рыжие усы. — А что там с письмом о докторе Мэннинге? Он что, намеревался кого-то ущемить?

— Нет, этого не было, — сказал Фрэнсис устало. — Я знал, что сначала он ущемил меня в своем завещании настолько, насколько ему позволял закон, потом вписал меня обратно. В данный момент я не знаю, есть я в завещании или нет. — Наступила пауза, после чего Фрэнсис положил латные рукавицы на сервировочный столик и добавил: — Впрочем, мне это практически безразлично.

— Как бы то ни было, мне необходимо переговорить с доктором Мэннингом. Чисто формально, как вы понимаете. Тем не менее… Прошу прощения, сэр, как я понимаю, в выигрыше оказалась леди Рейл?

— Пожалуй. Будущее кинематографии зависит от этого.

— Будущее чего… простите?

— Не важно, — сказал Фрэнсис. — Пойду выпью. Поговорите с кем-либо еще.

Он пошел к дверям, а инспектор Тейп некоторое время смотрел ему вслед, потом обернулся, держа наготове карандаш, и сказал:

— Джентльмены, я понимаю, что уже поздно, и нет ничего такого, чего нельзя было бы отложить до завтра, и моя жена волнуется, когда меня долго нет. Разумеется, дело не в том, что это будет уклонением от служебного долга, просто мы не станем сегодня беседовать с дамами. Есть возражения? Нет. Однако если вы, сэр, — он неожиданно обратился к Кестевану, который дернулся, — соизволите изложить вашу версию случившегося, то я бы не возражал.

Кестеван одернул пиджак, взглянул на остальных и, перехватив предостерегающий взгляд сэра Джорджа и Мэссея, ответил:

— Мне нечего сказать, офицер. Я ничего не знаю.

— И тем не менее расскажите, как вы провели этот вечер.

— Ну, я… В общем, я поднялся к себе сразу после ужина, — сказал Кестеван, смущенно глядя на сэра Джорджа. — Я писал письмо у себя в комнате своей тете Маргрет. Могу показать вам это письмо, — добавил он с вызовом, — если не верите. Я узнал обо всем от лакея, который вошел ко мне и сказал, что случилось. Тогда я оделся и спустился. Это все, что я знаю.

— Вы ни разу не выходили из своей комнаты?

Кестеван открыл было рот, чтобы неосмотрительно дать отрицательный ответ, но тут вмешался сэр Джордж:

— Вы, должно быть, выходили именно тогда, когда увидели Дорис. Так ведь, мистер Кестеван?

— Да, так, — ответил тот после паузы. — Я видел Дорис. Она шла к леди Рейл. Я говорил вам об этом.

Инспектор наморщил лоб, повернулся, взглянул на план, лежавший на подлокотнике кресла Гонта.

— К леди Рейл… — произнес он задумчиво. — Но ваша комната находится в другом конце дома. Как же это вы умудрились увидеть ее?

— Понимаете… я шел к леди Рейл, — ответил Кестеван, слегка обескураженный. — Я часто заходил к ней. Мы беседовали о… о книгах и разных вещах.

— Н-да! — Инспектор прищелкнул языком. — Вы имеете такую привычку, сэр, заходить по вечерам в будуары замужних дам?

Кестеван насторожился.

— Я… Ну, я… Какого черта! — произнес он гневным голосом, разведя руками и пожав плечами, проявив таким образом свои актерские способности.

— И что же, вы вошли в комнату леди Рейл?

— Зачем? Я увидел, что к леди Рейл вошла горничная, поэтому я вернулся к себе.

— Ах вот как! — прищурился инспектор. — Вы вернулись, стало быть, к себе… Впрочем, это не мое дело. Меня интересует, во сколько вы увидели Дорис?

— О господи! Откуда мне знать? Все меня спрашивают об этом, будто я время засекал. Где-то около половины десятого.

Тейп сделал очередную запись в своем блокноте.

— Значит, вы сразу вернулись к себе в комнату, так?

— Да, вернулся. Представьте себе… Вы что, не верите мне? Клянусь, что это так!

— Ну хорошо, хорошо! — кивнул инспектор, наморщив огромный нос. Часы в углу повернули свой лучезарный циферблат и стали добродушно отбивать полночь. — Поговорю с доктором Мэннингом, — продолжал Тейп, — и загляну наверх. И на этом, думаю, закончу на сегодня.

Когда он ушел, сэр Джордж поднялся из кресла. В волнении он принялся ходить туда-сюда перед камином.

— Это, говоря откровенно, начинает выглядеть все хуже, — сказал он. Теоретически эти преступления мог совершить какой-то грабитель, вор или лиходей. Но мы-то знаем, что посторонних в доме не было. Да если бы в замок и проник кто-то посторонний, получается, сегодня он крадет латные рукавицы, а завтра возвращается и с их помощью душит жертву? Чушь… Тут, как говорится, орудовал кто-то из своих. Иначе говоря, джентльмены, убийца среди нас.

Гонт наклонился к камину и вытряхнул пепел из своей трубки.

— Кстати, Джордж, — спросил он, — а когда были украдены латные рукавицы и тетива?

Сэр Джордж замялся и взглянул на Мэссея.

— Трудно сказать, — ответил тот. — Иногда лорд Рейл целый день проводил в Оружейном зале, иногда не заглядывал туда неделями. Он обнаружил пропажу тетивы два-три дня назад, а латных рукавиц — только сегодня. Поэтому и обрушился на меня. Когда что-то происходило, он винил меня. Я склонен полагать, что тетива и рукавицы исчезли одновременно.

— Вот это-то меня и настораживает, — сказал сэр Джордж. — Давайте все по порядку. Для начала, любой из нас может считаться убийцей Генри… лорда Рейла. Алиби удивительным образом отсутствует у всех нас на момент совершения преступления, то есть эти десять-пятнадцать минут после девяти тридцати. Я в это время был один в бильярдной. Совершенно, черт возьми, невероятно, чтобы я, не замеченный Брюсом и доктором Тэрлейном, прокравшись в Оружейный зал, убил его. Но, повторяю, я был один в бильярдной. Согласны?

— Послушай, что я тебе скажу, — нахмурился Тэрлейн.

— Потом, — отмахнулся сэр Джордж. — То же самое относится к Фрэнсису. Выпив виски, он куда-то ходил… Где он был в этот критический промежуток времени? Разумеется, нас невозможно заподозрить, но у нас нет алиби. Мистер Кестеван был один в своей комнате, писал какое-то письмо… потом пошел к леди Рейл. Кто может подтвердить, что это было именно так? Некому! У него, стало быть, тоже нет алиби. Теперь леди Рейл и доктор Мэннинг. Они должны были бы подтвердить показания друг друга, если бы примерно в половине десятого Мэннингу не стукнуло в голову, будто он оставил включенным двигатель своего автомобиля. Он спустился вниз, выяснил, что с автомобилем все в порядке, и что? А то, что у него тоже отсутствует алиби. Вуд и миссис Картер также нуждаются в подтверждении своего алиби. Вуд, оказывается, не слышал трезвона колокольчика, когда Фрэнсис попытался вызвать его. У Вуда, видите ли, на полную катушку работал проигрыватель. Мол, он и миссис Картер слушали псалмы. А может, он врубил проигрыватель, поставил на автомат стопку пластинок, а сам в это время находился в другом месте? Вот так-то! Ну и, разумеется, самое уязвимое положение у Патриции. Она находилась в Оружейном зале в момент совершения убийства. И что бы мы ни думали об этом, мы должны согласиться, что показания Патриции дискредитировали ее в глазах инспектора. И наконец, доктор Тэрлейн и Брюс. Хотя они и были вместе, они почти в таком же скверном положении, как Патриция. Фрэнсис напомнил, что в юриспруденции их показания определяются как преступный сговор. По их словам, произошло нечто такое, чего, как мы знаем, быть не могло. Теперь предположим, джентльмены, что по какой-то причине вы двое убили лорда Рейла. Можно клясться, что никто не входил в ту дверь, можно клясться в чем угодно, лишь бы все вам поверили, что убийца проник в Оружейный зал из донжона, через дверь, что за гобеленом. Только вы не знали, что эта дверь была заколочена. И ваше стремление отвести от себя подозрение вынудило вас выстроить версию, в которую трудно поверить.