Ночь была прохладной, но не холодной. Помешав угли в камине, Тэрлейн подошел в халате к одному из окон, сел на край широкого каменного подоконника и закурил трубку. Можно запросто схватить радикулит, в его возрасте следовало бы быть осмотрительнее! Ну да ладно. Вид из окна захватил Тэрлейна целиком.

Легкая дымка придавала внутреннему двору призрачный вид. Окна напротив серебрились в лунном свете, доносилось приглушенное журчание водопада. В противоположном конце двора был виден крытый балкон прямо над аркадой первого этажа. Балкон тянулся вдоль комнат лорда и леди Рейл.

Одно из окон светилось.

Тэрлейна сильно клонило в сон. Мышцы спины ныли оттого, что он сидел привалившись к каменному откосу окна, но он не шелохнулся. Где-то ухала сова, в кронах деревьев шелестел ветер. Ни звука в замке, ни огонька, кроме этого одиноко светящегося окна под навесом балкона. Тэрлейн нахмурился! Леди Рейл, должно быть, не спит, это ведь окно ее спальни!

Тэрлейн не отрывал глаз от этого окна. Вот появилась вертикальная полоска света. Должно быть, открылась дверь спальни леди Рейл. Раздался какой-то звук, напоминающий собачий лай. Маленькая тень стремительно промелькнула в нижней части этой полоски света. Потом промелькнула еще одна тень, и лай прекратился. Полоска света исчезла, когда дверь закрылась.

Своенравная собака у леди Рейл, подумал Тэрлейн. Того и гляди, убежит! Леди Рейл приоткрыла дверь — и вот пожалуйста… Чувствуя нарастающую дремоту, он спустился с подоконника, задул свечи и отыскал свою кровать.

А он-то считал, что не сможет заснуть в эту ночь. Ему грезились какие-то великаны в масках, кто-то подкрадывался к нему, грозя пальцем… страх, который он старался подавить, не давал покоя мозгу. Постель казалась холодной и бугристой, а один раз ему показалось, будто он вскрикнул. Но он, видимо, спал, потому что, когда проснулся, за окном занимался рассвет. Всю ночь ему мерещились шорохи и какие-то звуки, словно кто-то крался по коридору. Пришлось встать и запереть дверь. Шлепая босиком, он вдруг услышал медленные шаги.

Он лежал и чувствовал, что его слегка лихорадит. Птицы защебетали в зарослях плюща, затем разразились настойчивым и наглым ором. Он слышал шум их крыльев. Но он слышал также звук тех шагов, которые, как он мог поклясться, были частью его тревожных сновидений.

Предрассветная прохлада была пронизывающей, а шаги — отчетливыми. Прислушавшись, он понял, что кто-то ходит по двору. Тэрлейн встал, нащупал халат. Шлепанцы было найти труднее, но он их все-таки нашел, потому что их толстая подошва защищала ноги от холода на каменном полу. Он пересек комнату, подошел к окну и выглянул.

На небосклоне намечался розоватый рассвет, но зубчатые стены замка все еще были в полумраке. Под сводами аркады кто-то ходил туда-сюда.

И лампа в комнате леди Рейл все еще горела…

Тэрлейн так и не понял, произвел ли он какой-то шум, выглянув в окно, но шаги прекратились. Высокий худощавый мужчина остановился посреди мощеного двора и поднял на него глаза.

Потом этот мужчина поманил его к себе. Кто же это? Тэрлейн долго вглядывался, прежде чем разглядел, что это был Джон Гонт.

Инстинктивно он потянулся за своей одеждой. Затем одернул себя. Бессмыслица, нелепость какая-то! Он, Майкл Тэрлейн, должен оставить свою теплую постель в такой ранний час, спуститься вниз, вышагивать но двору с таким же полоумным, как он сам. И все это ради прихоти Гонта прогуливаться с ним за компанию… Ну да ладно!

Спускаясь в полумраке по лестнице, он услышал звон будильников. Н-да! Не время спать…

Ему в его толстом пальто стало немного теплее. Край неба у восточных башен уже порозовел, но дымка во дворе еще не рассеялась, когда он присоединился к Гонту. Сыщик, в наглухо застегнутом черном пальто и мягкой черной шляпе, надвинутой на глаза, молча протянул Тэрлейну свой кисет. Тот, набив и раскурив трубку, зашагал рядом с Гонтом под аркадой. Они молча шагали взад-вперед до тех пор, пока в замке не наступило оживление. Захлопали двери, над трубами появился дымок, а за зубчатыми стенами окончательно рассвело.

Они все еще шагали, когда какая-то горничная выбежала на балкон и закричала. Вцепившись в балюстраду, она все еще кричала, когда они поднялись наверх и подошли к ней. Потребовалось время, пока она пришла в себя и рассказала, что обнаружила леди Рейл, лежащую поперек кушетки в своем будуаре, в окровавленной ночной рубашке, с раной на груди…

Тэрлейн так и не понял, как Гонту удалось успокоить горничную. Он сумел убедить ее, что переполох в доме позволит убийце затаиться. Дело было не столько в его словах, даже при его вкрадчивой манере разговаривать, а в чем-то, что имело отношение скорее к его индивидуальности. В сущности, Тэрлейн и не стремился это понять. Ему было не до этого. Выкурив полдюжины трубок на пустой желудок, он вдобавок впал в шоковое состояние от нового убийства, что вызвало дурноту.

Гонт тем временем спокойно задавал вопросы. Этой горничной оказалась Энни Моррисон, девица с довольно невыразительным лицом и приземистой фигурой. Та самая Энни, о нравственности которой так пеклась миссис Картер. Она подняла ее рано утром и велела пойти на второй этаж, включить нагреватели в двух ванных комнатах, чтобы к восьми утра у гостей была теплая вода для бритья. Проходя через верхний коридор, Энни заметила, что дверь, ведущая на балкон, открыта и что из комнаты леди Рейл падал свет. Поскольку ее светлость часто не утруждала себя тем, чтобы выключать свет как в своей спальне, так и в будуаре, когда засыпала, а его светлость злился из-за этого, Энни сразу же спустилась, чтобы исправить это положение.

Заглянув в окно спальни, она обнаружила, что в постели никого нет. Она постучала, но ответа не последовало. Войдя в спальню, дверь в которую не была заперта, она обнаружила, что леди Рейл вообще нет в комнате. Тогда она постучала в дверь будуара и, так и не получив ответа, заглянула туда.

Энни Моррисон попыталась описать то, что она увидела в рассветном полумраке, но, разразившись слезами, лишь несвязно что-то бормотала. Гонт потрепал ее по плечу, скользя взглядом по балкону.

— Послушайте, моя дорогая, — ласково сказал он, — никто не должен об этом знать. Какое-то время, по крайней мере. Вы поняли? — Он подождал, пока рыдания девушки стихнут. — Я остановился в Королевской комнате. Слышите? Идите туда и оставайтесь там, пока я вас не позову. Если кто-то войдет, сделайте вид, будто убираете комнату. Ступайте и ждите меня!

— Вы не думаете, что нам бы следовало разбудить Фрэнка Стайна? — спросил Тэрлейн.

— Я действую самостоятельно, — ответил Гонт с расстановкой. — Совершенно самостоятельно, впервые с тех пор, как занимался расследованием убийства Мордри в Париже. Пойдемте, доктор.

Он натянул пару тонких лайковых перчаток и распахнул дверь спальни. Тэрлейн торопливо рассказал ему о том, что видел ночью, о собаке и о том, что ее лай неожиданно прекратился. Кивнув, Гонт оглядывал прищуренными глазами освещенную спальню.

Комната была такой же элегантной и современной, как будуар, который Тэрлейн видел минувшим вечером. У стены стояла низкая кровать, хранившая вмятины от тела, в изголовье горела серебряная лампа. На столике, на котором стояла эта лампа, лежала книга в бумажном переплете с изысканным японским ножичком для разрезания бумаг вместо закладки, а на край серебряной пепельницы опиралась наполовину опустошенная коробка шоколадных конфет. Рядом лежали две желтые пачки сигарет «Голд флейк».

Тэрлейн услышал, как Гонт тихо постукивает черенком трубки по своим зубам. Он попытался проследить за взглядом Гонта… и увидел, что тот нахмурился. Сыщик смотрел на низкое кресло, на спинку которого был наброшен роскошный кружевной пеньюар яркого персикового цвета, с ниспадающими рукавами. Смущенный холостяцкий взгляд Тэрлейна скользнул вслед за взглядом Гонта по персикового цвета комнатным туфлям с бантиками, стоявшими у кровати. Затем по встроенному шкафу с открытой дверью.