— На вращающейся гайке, — сказал сэр Джордж. — Но будь добр, не продолжай, мы поняли. Между прочим, у твоего отца весьма редкие экземпляры арбалета и абсолютно подлинные, включая тетиву. И что же произошло?
— Кто-то залез в такой стеклянный шкаф. Их ведь никогда не запирают и, понимаете ли… Н-да! — Фрэнсис покачал головой. — И украли…
— Хочешь сказать, кто-то отцепил тетиву?
— Совершенно верно. А для чего, как вы думаете? Впрочем, это не важно. Я так папаше и сказал. Он и сам это знает. Тетива ведь не подлинная. Когда-то была… Дело в том, когда я был ребенком, я всегда хотел посмотреть, как пуляют эти штуковины. Короче, мне хотелось прострелить дыры в оконных стеклах. А уж о том, чтобы всадить стрелу кому-нибудь в задницу, как это делают в кино, я и не мечтал. Кстати, по поводу кино, я вспоминаю…
— Оставь это! — прервал его сэр Джордж. — И что с тем арбалетом?
— Ну, я утащил арбалет и попытался выстрелить, но тетива оказалась совершенно гнилой. Я слегка повернул ворот, и… она порвалась. Папаша пришел в ярость, чуть не убил меня. В общем заменили тетиву на новую, крепкую, XX столетия, так что на самом деле не имеет никакого значения, что ее теперь украли. Я прав?
Тэрлейн взглянул в сгущавшихся сумерках на сэра Джорджа, и ему показалось, что тот дремлет. Спустя какое-то время его внимание привлек новый звук, сопровождавший дребезжание двуколки. Он прислушался: звук этот становился все громче и мелодичней.
— Это наш водопад, — сказал Фрэнсис, увидев, что Тэрлейн озирается. — Папаша настаивал на том, чтобы сохранить крепостной ров с водой. Но это невозможно, понимаете ли, по санитарным соображениям. Вода в нем застаивается — мошки, комары, москиты, — можно запросто схватить лихорадку. Интересно, как с этим справлялись в прежние времена? На нашей территории, возле холма, протекал большой ручей. Так папаша нанял мелиораторов, которые повернули его, соорудили запруду, вычистили и сделали все, что полагается, и теперь ручей падает в ров с высоты, и у нас все время чистая вода. Разумно, не правда ли?
Фрэнсис натянул поводья и слегка стеганул лошадь по крупу. Двуколка повернула, и сразу рокот водопада усилился, а среди дубов засветились огни Баустринга. Так как они подъезжали к замку в сумерках, Тэрлейну мало что удалось разглядеть. Хотя он различил каменный парапет рва и мостовую, ведущую к воротам с двумя круглыми башнями, по бокам, не превышавшими высоту сорокафутовых стен, с темными узкими бойницами и освещенными остроконечными окнами, желтый свет которых выделялся на фоне причудливо переплетающихся ветвей. Черные на фоне серого неба зубцы стен соединялись с двумя высокими круглыми башнями по сторонам фасада здания. На красноватой черепичной крыше располагались ярусами шеренги дымовых труб. Над зубцами донжона в небо взмывал флагшток.
Двуколка покатила к воротам.
— Эй, вы, там! — крикнул Фрэнсис.
Над воротами мгновенно зажегся белый круглый фонарь.
— Папаша не жалует электрическое освещение, — сказал Фрэнсис, — но ему пришлось пойти на уступки большинству. Господи, я совсем окоченел! Нам всем надо выпить виски. Эй, вы, там, пошевеливайтесь!
Два лакея выскочили из распахнувшейся огромной калитки. Один из них забрал багаж, другой перегнал двуколку за угол замка к конюшням. Тэрлейн продрог и потирал руки. В стене распахнулись ворота, открыв длинный и узкий двор, вымощенный булыжником. Передняя часть замка выгибалась дугой параллельно внешней стене. Лишь часть светящихся кое-где окон была видна с дороги — их загораживала стена, — но двор оказался гостеприимно залит светом. Перед распахнутой парадной дверью располагалась терраса с балюстрадой, на которую вели несколько пологих ступенек, светились окна, украшенные по центру стекла гербами. В стенах, толщина которых, как подумал Тэрлейн, была не менее восьми футов, вглядевшись, он разглядел лестницы, ведущие к зубцам наружной стены. Но времени на то, чтобы разглядеть все это, не оставалось. Переступив порог, он остановился как вкопанный.
В центре Большого зала Баустринга маленький сутулый человечек в грязном белом балахоне, подпрыгивая на цыпочках, размахивал молотком и странным образом напоминал дрессированного козла.
— Мне нужны мои латные рукавицы, слышишь? — проблеял он. — Где мои латные рукавицы?
Глава 2
ПРОПАВШИЕ ЛАТНЫЕ РУКАВИЦЫ
«Нечто безрассудное, неблагопристойное и зловещее» — вот так сказал в купе поезда Джордж, тучный, страдающий одышкой, с руками, опирающимися на колени, и с серьезным лицом. Эти слова мгновенно вспомнились Тэрлейну в Большом зале Баустринга.
Скорее уж нелепое и абсурдное! Он с трудом заставил себя оторвать взгляд от лорда Рейла.
Тэрлейн представил себе университетскую аудиторию: амфитеатр скамеек и себя самого, с педантичностью кладущего часы на стол. Он всегда вертел в руках эти часы, читая лекцию. Смотрел в сторону широких окон в конце аудитории и никогда не интересовался тем, слушают ли его студенты. Он полагал, что сможет донести свои мысли в их точном, внушающем трепет смысле. И он всегда хвалил себя за то, что справился со столь коварной темой «Размышления о страхе».
Базисом всякого страха, утверждал он, является нелепость, абсурдность, но это положение не прослеживается в ряде общеизвестных примеров. Однако в Баустринге он обнаружил признак того, что было до нелепости абсурдно. И это привело его в замешательство. Пэр Англии кривляется, подпрыгивает, взвизгивает, требуя пару каких-то латных рукавиц.
Лорд Рейл резко повернулся, и из его дырявого кармана выпали гвозди. Он поспешно наклонился, собрал гвозди и снова выпрямился.
Тот, к кому он обращался, переминался с ноги на ногу, поглядывая на прибывших. Это был молодой человек, низенький и коренастый, с кожаным портфелем в руках. У него было круглое лицо, темные усы полумесяцем, брови полумесяцем и невыразительные глаза. Он то и дело промокал платком свой лоб, жестикулировал и бормотал что-то невнятное.
Потрясая костлявой рукой, лорд Рейл снова обрушился на него.
— Я хочу с этим покончить! — взвизгнул он. — Будь я проклят, если стану терпеть такое. Мне нужны мои латные рукавицы. Сначала та тетива, а теперь вот моя лучшая пара средневековых латных рукавиц! Куда они делись? Что ты сделал с ними? Я желаю знать!
— Пожалуйста, сэр! — Молодой человек, взмахнув портфелем, понизил голос. — У нас гости…
— Гости или не гости, — заблеял лорд Рейл, — я хочу свои латные рукавицы! Это безобразие, вот что это такое. Возмутительно! Где они?
— Говорю вам, сэр, я не брал ваши латные рукавицы! Понятия не имею, где они. Откуда мне знать? Я не несу ответственность…
— Вздор! — взвизгнул лорд Рейл, ткнув ему в грудь молотком. — Ты — мой секретарь, разве не так?
— Так, сэр. Разумеется, я ваш секретарь.
— Тогда ты должен знать, если ты мой секретарь, ты должен знать… Разве он не должен? — повысил голос лорд Рейл, повернувшись к присутствующим.
— Ради бога, Генри, — сказал сэр Джордж, — прекрати этот балаган. В конце концов, мы у тебя в гостях. Расскажи, что произошло?
В разговор вмешался Фрэнсис Стайн. Сняв поношенную старую шляпу, он сунул ее в карман своего пальто, потом спросил в раздумье:
— Послушай, отец, у тебя с уха свисает паутина. Как, черт возьми, ты умудряешься быть таким неопрятным? Это ведь уметь надо! И зачем этот молоток?
Лорд Рейл уставился на них и слегка наклонил набок голову, как бы ища поддержки. На его крючковатом носу виднелся клок паутины, и он, скосив глаза, явно пытался разглядеть его. Хотя он казался солиднее в белом шерстяном монашеском одеянии с капюшоном, болтающимся на его редких седеющих волосах, весил он не более девяноста фунтов.
— Никто не должен знать об этом, — хихикнул он, пряча молоток в карман. — Нет, нет! Это испортит всю затею. Ха! Черт меня возьми, но это забавно! Ха-ха-ха! — загоготал он и ударил себя по боку. — Но больше ни слова об этом! Слышите?
— Ни слова о чем? — спросил сэр Джордж.