Тропинка вилась среди дубов и сосен и вела в запущенный парк. Тэрлейн с удовольствием вдыхал влажный воздух, пахнущий землей. За мысом виднелась сверкающая полоска серого моря. И это сверкание слегка преображало темный и сонный парк. Кто-то жег листья. Какое-то время все молчали.
— Слушаю вас, — сказал Фрэнсис. — Я знаю, вы не хотели, чтобы кто-то нас услышал, но мы здесь в безопасности… Слышите птиц в том кустарнике? — Он повернулся, прислонился спиной к дереву, и Тэрлейн увидел, что он очень бледен. — Если вы намерены предъявить мне обвинения…
Вытащив трубку изо рта, Гонт покачал головой:
— Я намерен объяснить вам, почему выбор убийцы пал на Сондерса, — сказал он с расстановкой.
— Почему, мистер Гонт? Идиотский какой-то замысел…
— Коварный замысел, но отнюдь не идиотский. Убийца сунул пистолет в карман пальто Сондерса, чтобы подозрение пало на вас. Вы меня поняли?
Глава 17
ЧАСЫ ОСТАНОВИЛИСЬ!
— Думаю, вы все поняли, — сказал Гонт спустя мгновение. Он наклонил голову и заглянул Фрэнсису в глаза. — Ну что, легче стало?
Во взгляде Фрэнсиса была такая беспомощность, что Тэрлейн поморщился. При любых обстоятельствах надо уметь держать удар! Тэрлейн взглянул на Фрэнсиса. Губы у него дрожали, и он выглядел постаревшим и крайне непривлекательным.
— Да, — ответил он тихо. — Знаете, мне стало казаться, что я действительно в чем-то виновен.
— У вас занижена самооценка, — сказал Гонт. — Вот истинная причина того, почему вы так не любите мистера Кестевана. Он, на ваш взгляд, слишком невозмутимый и самоуверенный… И по той же причине вы терпеть не могли леди Рейл, с ее самоанализом и психоанализом других. А между тем вы отличаетесь и воображением, и состраданием, и проницательностью. Вы обладаете прекрасными качествами, а считаете их слабостью. Господи, да кончайте вы со всей этой ерундой, пока не разрушили свою жизнь.
Фрэнсис с удивлением воззрился на него.
— Значит, — пробормотал он, — вы понимали, как все происходило…
— Разумеется. Да вы и сами способствовали претворению коварного замысла убийцы. То и дело твердили, что ваш батюшка безумный, да и вы, вроде как не в себе. Зачем это? Кому это надо? А история с тетивой? Вы постоянно повторяли, что она новая и не может порваться. Кому это было на руку, а?
Гонт запнулся. Его усталые глаза были затуманены.
— В то же самое время, простите меня, выясняется, что Дорис Мундо беременна, а весь замок знает, что вы любите ее. Дорис Мундо погибает, а вы будто в рот воды набрали. В такие моменты отделываться шуточками — последнее дело! Я, конечно, причиняю вам боль, но поверьте, сэр, это только вам на пользу. Вы и сами думали о том же. Давайте проследим за исполнением замысла убийцы. Ваш батюшка, с которым вы были не в ладах, убит. Леди Рейл застрелена из вашего автоматического пистолета, единственного во всем замке… Убийца сунул его в карман пальто Сондерса. Почему? Он сообразил, что, когда его найдут, сразу вычислят владельца. Решат, что кто, как не вы, придумали спрятать пистолет в кармане пальто преданного слуги. Вы ведь уверены, что он вас не выдаст! А когда пистолет найдут, как рассчитывал убийца, никто не станет подозревать Сондерса, а станут подозревать вас. Это финальное движение проницательного и тонкого ума.
Помолчали. Налетел ветер, зашелестели кроны деревьев.
— Спасибо за все, — сказал Фрэнсис. — Еще раз большое спасибо, мистер Гонт. Вы же знаете… у меня вообще не было никакого алиби.
— В этом ему повезло, конечно. Я не имею в виду, что убийца спланировал все заранее, таким образом, чтобы вас повесили за преднамеренное убийство. Я смогу это опровергнуть. Но когда обстоятельства спровоцировали еще одно убийство, он был вынужден использовать вас в качестве козла отпущения. У вас, как вы сказали, не было никакого алиби. Он не мог рассчитывать на это, но использовал свои преимущества превосходно.
— И теперь…
— Я склонен думать, что он зашел слишком далеко. Заигрался… Сегодня мы будем играть в другую игру. Вы включаете свет и кричите, или что-то там еще…
Фрэнсис надвинул шляпу на глаза и хмыкнул.
— Какого сорта игра, сэр?
— На сообразительность, — сказал Гонт. — Думаю, сегодня убийца клюнет на мою наживку. Пойдемте взглянем на Королевское озеро, пока не погасла заря.
— Послушайте, мистер Гонт, вы действительно полагаете, что у нас будет шанс схватить убийцу сегодня?
— Да… с вашей помощью. — Гонт запнулся. — У меня тщательно разработанный план. Он может сорваться. Но это единственно верный путь. Если бы его коварный замысел не был направлен против вас, я не уверен, что знал бы, как приступить к делу.
Они вышли на открытую поляну и молча смотрели на спокойное озеро. На холмах с западной стороны на фоне закатного неба виднелись силуэты низкорослых платанов. Гонт остановился возле грубо сколоченного мостика, бледный силуэт которого выделялся над слабо освещенной водой. Тэрлейну были видны его усы и эспаньолка, щегольская шляпа с опущенными полями и вздымающаяся накидка. Он казался роялистом времен войн эпохи Кромвеля. С нагрудником кирасы и пурпурной лентой, возле озера, на дне которого покоились павшие в бою рыцари. Фрэнсис бросил камешек в озеро. Расходящиеся круги на воде окрасились в пурпурный цвет…
Фрэнсис сказал:
— Так, значит, вы знаете, кто убийца?
— Вскоре я дам вам инструкции, — сказал Гонт, словно не слыша вопроса. — У инспектора Тейпа — свой инструктаж, и мы будем кооперироваться. Если потерпим неудачу, ничего страшного не произойдет. Но предупреждаю вас, чтобы вы были готовы к сюрпризу. Этот убийца — человек, которого вы никогда в жизни не заподозрили бы. Но я знаю, что он насторожился, и мы должны будем немного притворяться, чтобы ввести его в заблуждение… Люди инспектора Тейпа начеку весь день. Если вы четко выполните мои указания, он будет в наших руках до полуночи… Прошу прощения, джентльмены, не будете ли вы снисходительны к моей причуде и не позволите ли остаться здесь ненадолго одному?
— Конечно, сэр, — сказал Фрэнсис. — Но хотелось знать, что еще осталось нам сделать?
— Мне, — ответил Гонт, — лишь осмотреть Оружейный зал.
Тэрлейн и Фрэнсис пошли вверх по откосу, а Гонт остался у озера. Он стоял, наклонив голову. Когда Тэрлейн обернулся, он увидел, что Гонт смотрит на берег озера, подернутого легкой рябью, окрашенной в тусклый цвет крови.
В замке было так тихо, что Тэрлейн отчетливо услышал, как напольные часы в библиотеке пробили одиннадцать — бодро, неторопливо и безмятежно.
Какая нелепая ситуация! Тэрлейн покачал головой. Он, уважаемый профессор английского языка и литературы Гарвардского университета, оказался впутанным в такое страшное дело, как убийство. Ситуация на грани фантастики! Без десяти одиннадцать он покидает свою теплую постель — где уютно устроился менее чем полчаса назад, — надевает халат и тапочки. Затем, не зажигая света, открывает дверь своей комнаты, выходит в коридор, невзирая на боль в ревматических суставах. По-прежнему в темноте, если не считать бледного света луны, который пробивается сквозь окна, и огня камина, еще не потушенного, он должен ощупью спуститься вниз. Он весьма приблизительно представляет себе план этого средневекового замка, где он гостит вот уже вторые сутки. Но он должен спуститься по главной лестнице и прокрасться через Большой зал, коридор и библиотеку к Оружейному залу. Придя в Оружейный зал, он должен подняться на боковой балкон, забиться в угол и ждать развития событий. Для такого приключения, скорее абсурдного, чем романтического, разумно было бы надеть толстый свитер и две пары шерстяных носков. Но благодаря романтическому складу своей многострадальной души он совершенно забыл надеть и то и другое.
Тэрлейн отнюдь не подсмеивался над собой, спускаясь вниз. Он не думал о том, что сказали бы его коллеги по университету, узнай они, как он пробирается через Большой зал, точь-в-точь ребенок, играющий в пиратов, — напрягая слабые глаза и время от времени поглаживая седеющий клинышек бороды. Он думал только об инструкциях Гонта. Правда, перед началом этого приключения он кое-что запланировал. Он будет измерять свою температуру градусником и аккуратно записывать любые симптомы нервной или мышечной реакции. Позже, решил он, эти наблюдения послужат материалом для статьи, где будет подробно описано, что чувствует человек в подобных обстоятельствах, в сопоставлении с тем, как это изложено в классической литературе. Но когда настало время, он ничего этого не сделал.