– Может, что так и будет, может, она сбежит подальше отсюда, – произнес Гейвин. – А стоило дать ей пощечину за все эти ужасные слова, которые она наговорила о моем отце и Дон.

– Она пьяна, Гейвин.

– Неважно. Она бы сказала это даже, если бы была трезвой, – ответил он.

И тут мы услышали барабанную дробь из зала.

– Где именинница? – закричал в микрофон дирижер. У меня не было настроения возвращаться на вечеринку, но я должна была быть там… Папа заторопился назад.

– Тебе лучше пойти внутрь, – сказал Гейвин.

– Ты пойдешь? Я не хочу возвращаться без тебя.

– Хорошо.

Он наконец улыбнулся, видя решимость в моем лице. Когда мы вошли, дирижер объявил, что настало время для именинного пирога. Он попросил всех вернуться на свои места. Снова зазвучала барабанная дробь, и Леон выкатил пирог в центральный проход. Он и мистер Насбаум испекли невероятных размеров белый торт в форме рояля. Клавиатура была розовой, а на крышке красовались шестнадцать свечей.

Мама гордо встала рядом с тортом и улыбнулась мне. Гости утихли, а в это время Леон помог маме зажечь свечи.

– Кристи, – позвала она.

Я подошла к торту. Снова зазвучала барабанная дробь. Я закрыла глаза и страстно загадала желание, а затем подула изо всех сил, потушив сразу все шестнадцать свечей.

Как только свечи потухли, оркестр заиграл «С днем рождения!». Мама начала петь, и все гости и сотрудники отеля присоединились к ней. По моим щекам побежали слезы, и даже после той сцены на улице это были слезы счастья. Все задвигались, а малыши под предводительством Джефферсона, смеясь и повизгивая, носились вокруг, пытаясь ухватить ленты.

– С днем рождения, дорогая, – сказала мама, привлекая меня к себе и целуя.

Прежде чем я успела поблагодарить ее, папа тоже обнял меня. Затем подошли тетя Триша, дедушка Лонгчэмп, Эдвина, тетя Бет и, наконец, дядя Филип, который задержался возле меня дольше всех и поцеловал дважды. Я оглянулась в поисках Гейвина, но с ним было все в порядке, он стоял у дальней стены и улыбался. Я кивнула ему, и мой взгляд говорил: «Тебе не удастся выйти сухим из воды, Гейвин Лонгчэмп!» Он понял и засмеялся.

Полина и остальные мои школьные друзья подошли поздравить меня, а потом официанты начали разносить торт. Вечеринка несколько поутихла, и все занялись тортом. Вскоре после этого наши гости начали разъезжаться. Каждый, прежде чем уехать, подходил к нам, чтобы лично попрощаться и еще раз поздравить меня с днем рождения. Никто кроме меня и Гейвина не оказался свидетелем той безобразной сцены между папой и тетей Ферн, поэтому, по мнению остальных, вечер удался на славу.

Даже бабушке Лауре очень все понравилось, и она оставалась на вечере дольше, чем Я ожидала. Когда недавно Бронсон танцевал со мной, я заметила мягкую улыбку на лице бабушки Лауры. Тогда я поняла, почему ее считали одной из самых хорошеньких женщин в Катлерз Коув. Под толстым слоем косметики угадывалась улыбка женщины, которая снова почувствовала себя молоденькой девушкой. Ее глаза сияли, а изгиб губ был нежен и мил.

– Она хорошо выглядит, – сказал Бронсон, заметив, на кого я смотрю. – Она вспоминает свое собственное шестнадцатилетие, – с грустью добавил он.

Теперь он увозил ее вслед за остальными гостями после того, как мы с мамой поцеловали ее и пожелали ей доброй ночи. Мы стояли и смотрели, как они уезжают. Мама сжала мою руку, и я увидела, что ее глаза наполнились слезами. Но нам не дали погрустить, нас снова осыпали пожеланиями счастья, даже тетя Бет, Ричард и Мелани. Джефферсон вел себя весь вечер вполне сносно, а Ричард сообщил нам об этом. Конечно, он и себя не обидел при этом:

– Он знал, что в моем присутствии ему придется вести себя как джентльмену, – похвастался Ричард. С его сдержанной манерой поведения, поднятыми плечами и обычным серьезным выражением лица он был похож больше на маленького старикашку, чем на двенадцатилетнего мальчика. Мелани не так уж от него отличалась. Она поцеловала меня, пожелав спокойной ночи, но затем она отступила назад и перевела взгляд на своего отца. Но дядя Филип смотрел на меня.

– Спокойной ночи и еще раз с днем рождения, новая принцесса Катлерз Коув, – сказал он, подходя, чтобы обнять и поцеловать меня в щеку.

– Я не принцесса, дядя Филип.

Кое-кто из моих школьных друзей, задержавшихся в зале, наверняка, будут дразнить меня после этих дядиных слов.

– Нет, принцесса. А кто еще может быть ею? – добавил он.

Я увидела, что Мелани помрачнела.

– А как насчет всех этих подарков? – спросил Джефферсон. Он весь вечер крутился возле груды подарков на столе, стремясь разорвать обертки и найти что-нибудь, с чем он мог бы поиграть.

– Их принесут в дом попозже, – объявила мама. – Иди и надень свой пиджак.

Разочарованный, он убежал. Я вгляделась в смешавшуюся толпу гостей и у дверей увидела Гейвина, болтающего с Рикки Смитом и Уорреном Станом.

– Я приду домой немного позже, мама, – сказала я. Она понимающе посмотрела на Гейвина.

– Только не поздно, дорогая. Ты устала больше, чем ты думаешь, – предупредила она.

– Хорошо, не поздно, – пообещала я и крепко обняла ее. – Спасибо за чудесный вечер.

– Ну что ты, дорогая.

Взгляд Гейвина встретился с моим, когда я приблизилась к нему. Он извинился и подошел ко мне.

– Я слишком взволнована, чтобы ложиться сейчас спать, – сказала я. – Не хочешь немного прогуляться?

– Конечно.

Мы ускользнули от задержавшихся гостей, и я повела Гейвина через дальнюю часть вестибюля к заднему выходу из отеля. Ночное небо прояснилось, и звезды казались мерцающими кончиками множества свечей из именинного пирога. Я взяла Гейвина за руку и повернула вниз к дорожке, ведущей в бельведер, но резкий взрыв смеха, донесшийся из домика возле бассейна, привлек наше внимание. Мы остановились и вгляделись. Новый взрыв смеха подтвердил наши подозрения.

– Это Ферн, – прошептал Гейвин.

Мы услышали мужской голос. Он был похож на голос одного из новых посыльных. Не в состоянии сдержать любопытство, мы пошли по направлению к бассейну и увидели тетю Ферн в шезлонге и посыльного рядом с ней. Ее и без того откровенная блузка была почти до конца расстегнута. Мы с Гейвином остановились, не говоря ни слова и едва дыша. Посыльный целовал ее плечи, спускаясь к груди. Неожиданно тетя Ферн подняла небольшую бутылку и поднесла к губам.

– Тебе достаточно на сегодня, – сказал посыльный.

– Мне никогда не бывает достаточно, – отвечала она и снова засмеялась, только теперь ее смех перешел в кашель, а потом в припадок удушья.

– Эй, – закричал ее любовник, когда ее начало тошнить. Он соскочил с шезлонга и вовремя. У тети Ферн началась рвота и такая сильная, что эти звуки разносились по всей округе. Когда все кончилось, она застонала и схватилась за живот.

– О, я, кажется, умираю, – стонала она. – И меня вырвало прямо на платье.

– Тебе нужно в ванну, – посоветовал посыльный. В ответ она только простонала. Он помог ей подняться и, поддерживая ее, повел спотыкающуюся Ферн по дорожке, ведущей в отель. Гейвин и я оставались в тени, пока они не ушли.

– Я рад, – зло проговорил Гейвин. – Она получила по заслугам.

– Я не первый раз застаю ее здесь с кем-нибудь, – сказала я. – Первый раз, когда увидела ее здесь, я была так напугана тем, что она здесь делала, что весь путь до дома бежала без оглядки.

– А в следующий раз?

– Я понаблюдала за ней немного, – призналась я.

– Ты никогда об этом мне не писала.

– Мне было стыдно.

Мы снова направились к бельведеру.

– Несмотря на нее, у тебя был великолепный праздник, – произнес Гейвин, когда мы сели.

– Я знаю. Я никогда не смогу отблагодарить родителей.

Я поежилась от налетевшего холодного бриза с океана.

– Ты замерзла? – спросил Гейвин.

– Нет, все в порядке, – ответила я, опасаясь, что он предложит вернуться в дом. Но он снял свой пиджак и накинул его мне на плечи.

– Теперь ты замерзнешь.