– Как ты и говоришь, дорогая, в отеле, а не в собственном доме. Это было, – она оглянулась вокруг так, как будто мы раньше жили в лачуге, – просто убежище, место, куда они забегали на несколько часов. Все преобразования они проводили в отеле. Вряд ли они давали обед в честь важных гостей здесь, так ведь? – пропела она и наклонилась ко мне. – Вот поэтому миссис Бостон, такая милая, не имеет опыта сервировки стола. Она не так часто этим занималась, если вообще это когда-либо было ее обязанностью. Но все это теперь придется изменить, особенно в свете того, что отель разрушен и будет восстанавливаться. Пока же нам с Филипом придется здесь принимать гостей, устраивать званые обеды и вечеринки, и не думай, что мы пригласим глав нашей общины в такой дом, как он есть сейчас. И, пожалуйста, – сказала она в заключение, – не тревожься об этом. Это моя забота. Я охотно приму на себя эти заботы. Все, что я прошу, чтобы вы и все остальные дети были вместе. Хорошо?
Я проглотила слезы и посмотрела на дядю Филипа, но он, как обычно, был спокоен и, похоже, был не в себе. Как теперь отличались обеды от того, что было раньше! Музыка, юмор и смех теперь были в прошлом. Не удивительно, что Ричард и Мелани такие, думала я. Все разговоры за столом начинала тетя Бет, а дядя Филип едва что-либо произносил.
– Кое о чем нужно сейчас договориться, – продолжала тетя Бет. – Заходя в дом, нужно снимать обувь. Снимайте ее возле двери и несите в руках наверх.
Она замолчала и, поджав губы и сузив глаза, уставилась на Джефферсона.
– Джефферсон, дорогой, тебе кто-нибудь показывал, как правильно надо держать вилку?
– Он держит ее как отвертку, – с ухмылкой прокомментировал Ричард.
– Посмотри, как твои двоюродные брат с сестрой пользуются столовыми приборами, Джефферсон, и постарайся им подражать, – предложила она.
Джефферсон посмотрел на меня, на нее, затем открыл рот и вывалил все то, что жевал, в свою тарелку на мясо и овощи.
– Ах! – воскликнула Мелани. – Какая мерзость!
– Какая мерзость! – закричал Ричард.
– Джефферсон! – быстро встала из-за стола тетя Бет. – Филип, ты видишь это?
Дядя Филип кивнул и усмехнулся.
– Сейчас же встаньте, молодой человек, – сказала тетя Бет, – и немедленно отправляйтесь наверх! Мы не будем обедать с тобой, пока ты не извинишься, – она указала ему на дверь. – Иди!
Джефферсон обеспокоенно посмотрел на меня. Даже если я понимала, почему он сделал это, вид пережеванной пищи вызывал отвращение. Меня замутило от этого, от напряжения и гнева, бушевавшего у меня внутри.
– Я не пойду наверх, – с вызовом ответил он. Джефферсон встал и бросился прочь из столовой к входной двери.
– Джефферсон Логнчэмп, тебе не разрешали выходить на улицу! – крикнула ему вслед тетя Бет, но Джефферсон все равно открыл дверь и выскочил наружу. Тетя Бет села. Ее лицо и тонкая шея были пунцовыми. – О, Боже, этот ребенок – такой дикий, пришел и испортил обед, – пожаловалась она. – Кристи…
– Я пойду за ним, – сказала я. – Но вы должны прекратить придираться к нему, – добавила я.
– Я просто пыталась научить его хорошему, – оправдывалась она. – Нам всем надо научиться ладить, мы должны как-то приспособиться.
– Когда же вы приспособитесь, тетя Бет? – спросила я, поднимаясь. – Когда вы пойдете на уступки?
Она откинулась назад, разинув рот. Мне показалось, что на губах дяди Филипа появилась едва заметная улыбка.
– Иди к своему брату и приведи его назад, – попросил он. – Мы поговорим об этом позже.
– Филип…
– Оставь это на некоторое время, Бетти-Энн, – внушительно добавил он. Она метнула на меня гневный взгляд и придвинулась к столу. Я оставила их в молчании, которое для них не было новостью.
Я нашла Джефферсона на заднем дворе на качелях. Он медленно раскачивался, опустив голову, шаркая ногами по земле. Я подсела к нему. Прямо над нами облака расступились, и мы увидели звезды. Со дня ужасной гибели наших родителей, ничто не казалось нам таким ярким и прекрасным, как все это, включая созвездия.
Я вспомнила, как мы с мамой садились где-нибудь летним вечером и смотрели на небо. Мы разговаривали о волшебстве и чудесах, позволяли нашему воображению уноситься прочь, к другим мирам. Мы мечтали о мире без болезней и страданий, о таком мире, в котором нет таких слов, как «несчастье» и «печаль». Люди жили там в совершенной гармонии и заботились друг о друге так же, как и о себе.
– Выбери звезду, – говорила мама, – и там будет тот мир, который мы придумали. И теперь, когда мы будем приходить сюда по вечерам, то будем искать ее.
Сегодня я не смогла найти ту звезду.
– Не стоило тебе делать все это за столом, Джефферсон, – сказала ему я. Он не ответил. – Просто не обращай на нее внимание, – добавила я.
– Я ее ненавижу! – воскликнул он. – Она… она – мерзкий червяк, – прохрипел он, отчаянно ища подходящее сравнение.
– Не оскорбляй червей, – проговорила я, но он не понял.
– Я хочу к маме, – захныкал он. – И к папе.
– Знаю, Джефферсон, я – тоже хочу.
– Я хочу, чтобы они забрали меня отсюда, я не хочу, чтобы Ричард спал в моей комнате.
Я кивнула.
– Я тоже не хочу, чтобы они были здесь, Джефферсон. Но сейчас у нас просто нет другого выбора. Если бы мы не жили с ними, нас отправили бы куда-нибудь еще, – сказала я.
– Куда?
Эта мысль заинтриговала и напугала его.
– В то место, где живут дети без родителей, и может так случиться, что нас разлучили бы.
Это охладило его желание искать выход.
– Ну, я не собираюсь извиняться, – вызывающе заявил он. – Мне все равно.
– Если ты этого не сделаешь, она не позволит тебе есть с нами за одним столом, а ты же не хочешь есть в одиночестве, правда?
– Я буду есть на кухне с миссис Бостон, – объявил он. Я не могла сдержать улыбки.
У Джефферсона был папин темперамент и упрямство. Это уж точно. Если тетя Бет решит, что она сможет покорить его, используя свою тактику, она натолкнется на неприятную неожиданность.
– Хорошо, Джефферсон. Посмотрим, – вздохнула я. – Ты все еще голоден?
– Я хочу яблочного пирога, – признался он.
– Давай вернемся назад через черный ход. Миссис Бостон даст тебе пирога, – предложила я ему.
Он взял меня за руку, и мы вернулись в дом. Миссис Бостон радостно улыбнулась, увидев нас. Я усадила Джефферсона за кухонный стол, а миссис Бостон отрезала кусок пирога ему, который только что был принесен из столовой. Я не хотела есть и просто смотрела на Джефферсона. Услышав наш разговор, на кухню зашла тетя Бет. Она встала в дверях, гневно взирая на нас.
– Этот молодой человек должен пойти в столовую и извиниться перед каждым за столом, – повторила она.
– Оставь все как есть, тетя Бет, – твердо сказала я. Когда наши взгляды встретились, она увидела мою решимость.
– Хорошо, пока он этого не сделает, пусть ест на кухне, – постановила она.
– Тогда мы оба будем есть здесь, – вызывающе проговорила я. Она резко запрокинула назад голову, как будто я плюнула ей в лицо.
– Какой пример ты ему подаешь, поддерживая и прощая его выходки, Кристи? Я сильно в тебе разочарована.
– Тетя Бет, ты даже представить себе не можешь, как я разочаровалась в тебе, – ответила я.
Она поджала губы так, что они превратились в тонкую белую линию, вздернула плечи и, развернувшись, ушла назад в столовую, чтобы сообщить все дяде Филипу.
Родители учили меня не перечить и не грубить взрослым, поэтому я чувствовала себя нехорошо от того, что сделала. Но мама с папой также учили меня честности, справедливости и доброте по отношению к тем, которых я люблю. И я чувствовала где-то глубоко-глубоко в своей душе, что тетя Бет заслужила то, что я сказала. Моему израненному горем сознанию было видно, что она не только не любит нас с Джефферсоном, но даже не пытается относиться к нам беспристрастно. Каждый день, разными, пусть даже крошечными способами, даже этой чисткой ковров, тетя Бет пытается уничтожить все, что напоминало бы о нашей семье. Прикрываясь заботой об уюте и сближении нас, чему, по ее мнению, должны способствовать и новые обои, и перекраска дома, и, что хуже всего, новые правила, по которым мы должны жить, она старалась вытравить мои воспоминания. А воспоминания – это все, что осталось у меня от моих родителей.