Дни слились для меня в одно бесконечное и беспросветное похмельное утро. В зеркало я старался не смотреть, все равно там ничего кроме мерзкой заплывшей и небритой рожи увидеть нельзя. Я понимал, что качусь в пропасть, но так как впал в безразличную апатию, останавливаться на пути саморазрушения не собирался. Однажды утром, прикончив бутылку дешевого портвейна под аккомпанемент какого-то мутного отечественного сериала, я направился в туалет справить малую нужду. Когда я вошел в свой совмещенный санузел, то увидел сидящего на краю ванной носатого старичка с хитрой морщинистой мордой. Его присутствию я абсолютно не удивился, но для порядка спросил:

— Ты кто?

— Я библейско-талмудический бог Яхве. — невозмутимо ответил старичок, поправив полы своей засаленной хламиды.

— Ну и хули ты не на земле обетованной, воевал бы там с Аллахом, чего тебе в нашей убогой России-то делать?

— Я пришел тебя помучить, показать тебе твоего будущего сынка. — Яхве щелкнул пальцами и, буквально тут же у него на руках появился упитанный розовощекий младенец. — Тебе его никогда не увидеть! — ехидно осклабился Яхве.

Я почувствовал какой-то прилив сил, выведший меня из апатии.

— Ах ты, сука, отдай моего сына! — я кинулся на божка и принялся вырывать у него ребенка. Старичок оказался необыкновенно сильным. Он легко отшвырнул меня на раковину, которая под моим весом раскололась. Затем уродец надул младенца в попку как шарик. И, резко хлопнув, взорвал его. Всю ванную залепили ошметки кровавого мяса. Яхве расхохотался и начал взлетать под потолок.

— Тебе никогда его не увидеть, глюпый рюсский. И Вика больше не твоя, та-та-та. — заговорил божок с мерзким акцентом.

Из последних сил я уцепился за его дохлую грязную ножку. Яхве немного покачнулся и начал дрыгать своей ножкой, стараясь сбросить меня вниз. Я вонзил свои зубы ему в пятку. В глотку мне хлынул желтый гной. От омерзения я выпустил его ногу и рухнул вниз, на ванную. От резкого удара я потерял сознание, успев увидеть лишь исчезающего Яхве, с прокушенной ногой, сочащейся желтым гноем.

На шум в моей квартире соседи вызвали милицию. Дверь в квартиру взломали и, когда я очнулся, меня везли в дурку, с диагнозом «белая горячка».

Вылечился я довольно быстро. В дурке меня часто навещали родители.

А однажды в белых халатах ко мне пришли Пес, Тимофей и еще пара ребят из нашей банды «Белые воины».

— Ну, что, друг, излечился от иудейской заразы? — сказал Тимофей, ставя на стол авоську с апельсинами.

— Рад вас видеть ребята!

— А какие мы были бы друзья, если б не поддержали тебя в трудный момент. — Пес похлопал меня по плечу.

— Знаешь, мы тут так подумали. В общем, если хочешь, то ты снова можешь влиться в наши ряды, мы возвращаем тебе членство в «Белых воинах». С каждым такое могло случиться. Еврейки любят талантливых русских: Есенин и Айседора, Маяковский и Брик, Боннер и Сахаров. Не обошла чаша сия и тебя. Ты вышел с наименьшими потерями. Есенин и Маяковский покончили с собой, Сахаров с ума сошел. Ты тоже был на грани.

— Спасибо, вам ребята, спасибо! — я встал с кровати и пожал каждому из них руку. — Я рад быть с вами снова!

— Ну, выздоравливай, вернешься, закатим пати. Подыщем тебе русокосую славянскую NS-красавицу, она развеет твои печали. — подмигнул мне Тимофей. — Нарожаете кучу русских витязей, копи силы, друг!

Скоро меня отпустили. Пить я бросил совсем, так, для расслабления изредка позволял себе бутылку пивка или косячок. Весь отдался учебе и татуировкам. Я снова стал тусоваться с бритыми и фанатами. Про мою связь с Викой уже мало кто вспоминал. Я завязал несколько кратковременных романов со случайными девушками из клубов.

Вика прислала мне на email пару писем. Она рассказывала, что вышла замуж за молодого израильского юриста и родила мальчика, которого назвала Марком. Правда, о том, что это мой ребенок она не упоминала. Еще она писала, что учится на медика, что я — ее самая большая любовь, и она любит меня до сих пор, но обстоятельства сложились так, что нам не суждено быть вместе, что, когда она приедет в Москву, то хочет обязательно со мной увидеться. Я ей не ответил.

Однажды зимой я гулял по центру, и одно место показалось мне смутно знакомым — это был Викин дом. Уже начинало смеркаться, в ее окне горел свет. Я задрал голову и стал смотреть на желтый квадрат ее окна, мне вдруг показалось, что я слышу Викин смех. На мое лицо падал мягкий теплый снег.

В окне показалась темная фигурка с силуэтом младенца на руках, я улыбнулся. Фигурка отошла от окна, и через мгновение свет был погашен. Я поднял воротник натовки и пошел вперед. Жизнь стоила того, чтобы жить.

Я проснулся поздно утром в своей постели от Ikea — дешево, но удобно, рядом лежал вчерашний недоеденный ужин в тарелке от Villeroy and Bosh. Там были остатки нашей вчерашней трапезы: креветки и лангусты из универмага «Перекресток», пицца от Sbarro, виски Blue Label, текила Olmeka. Вчера у меня состоялся романтический ужин с модной моделью из Modus Vivendis. Девушек ведь тоже нужно выбирать сообразно своему положению в обществе, а я, благодаря родителям нахожусь в нем ой как высоко. Мой отец — крупный босс в одной из ведущих нефтяных компаний, мать одна из первых русских моделей, ставших известными и на западе, но, в отличие от большинства из них, она была не заурядной блядью из провинции, а происходила из известной семьи московских интеллигентов.

Мой дедушка, папин отец был крупным коммунистическим номенклатурщиком, из-за чего им с папой и удалось активнейшим образом поучаствовать в разделе советских богатств, что принесло нашей семье процветание, а мамины родственники придали семейству некий налет богемности.

В общем, я — мажор, чего и не стыжусь. Я учился в элитной школе, сейчас учусь в МГИМО, стажировался в Оксфорде. Я ни в чем не нуждаюсь и мне на все посрать. А народ — тупое быдло, они всегда завидуют таким как я — успешным беззаботным плейбоям. Старушки с красными флагами и пьяные скины с кельтскими крестами на рукавах вызывают у меня одинаковое презрение. Неудачники! Ублюдки! Я просто прожигаю жизнь и мне хорошо!

Ну, да, я отвлекся, хватит обо мне.

Вчерашний вечерок принес мне, как положительные, так и отрицательные эмоции. С одной стороны, я зацепил офигенную телку Карину. Мы с ней познакомились на фуршете в Смоленском пассаже, где девушка участвовала в показе драгоценных украшений от Svarovski. Тем же вечером мы попили кофе в ресторане Vanil, закупили разных яств и поехали ко мне. Я уже предчувствовал близость угарного секса, но шлюха соскочила, сказав, что завтра, в пять утра, она улетает работать на неделе Высокой моды в Милане и ей надо, как следует выспаться. Единственное, что мне удалось с нее получить, так это прощальный поцелуй. Ну, ничего, телефончик сучки есть, отдеру ее, когда вернется.

Я потянулся и взял с тумбочки свои часы от Rado с платиновым корпусом, они показывали два часа дня. А хули, все равно не учусь! Лето, блядь. Время тус! Сунув руку в трусы от Calvin Klain, я почесал яйцо. Странно, была пятница, мы с друзьями тусовали всю неделю, папаша, уехав в очередную командировку, отвалил премного бабла, а я до сих пор никого не выебал. Сегодня надо срочно исправить положение. Я позвонил своему закадычному дружку, сынку мебельного магната Сереге Штейну, набрав его номер по своему последнему мобильнику с фотоаппаратом от sony-ericsson. Оказалось, что этот урод уже смотался на свою дачу на Рублевском шоссе, где пробудет все выходные. Сука! Хуево сегодня мне будет без его Porshe Boxter. Мой папаша пока на шикарное авто такого класса еще не раскошелился, баловать он, видите ли, меня не хочет! Старпер херов! Вот и приходится уже год как на Mercedes CLK гонять, да и тот сейчас в сервисе. Можно, конечно, вывести из гаража мой спортбайк BMW Goldwing, да, боюсь, обожратым или укуренным на нем стремно будет ездить.