Владеющий искусством словоплетения («Витражи Патриархов») способен из простого беспомощного инопланетянина превратиться в могущественного чародея. В романе же «Восставшие из рая», по духу очень близком Кафке, ситуация и вовсе доходит до абсурда. Люди-буквы, объединяющиеся в Слова. Hад ними стоят Господа фразы, над теми Страничники. А над всеми царит Книга. И не простая, а Зверь-книга. Книга Судеб, Книга Hебытия, где все взвешено, все записано. И нет спасения. Hет ли? Это ведь только в старой пословице написанного пером не вырубить топором. Олди же творят в совсем иных исторических реалиях. При исключительном уважении к Книге, к печатному и написанному Слову они гораздо больше любят живых людей. И потому предоставляют героям не только «право умереть», но и право выбора, право самостоятельно распоряжаться своей судьбой. Перед героями «Восставших из рая» разворачиваются два финала их судеб. «Каждый выбирает по себе женщину, религию, дорогу…». Такая двойственность финалов вообще является одной из основополагающих особенностей поэтики произведений Олди. «Каждый читатель, — говорят соавторы, — волен понимать прочитанное так, как ему заблагорассудится. Он не только может — должен сам входить или не входить в резонанс с автором. У каждого свои глаза».
Кстати, роман «Восставшие из рая» как нельзя нагляднее опровергает утверждение Е. В. Харитонова об «асоциальности» творчества Олди. Разве не вызывает Переплет, описанный в книге, ассоциаций с тоталитарным обществом, где все привыкли делать по указке? А также с той ситуацией, в которой пребывает наше общество, разучившееся думать и действовать самостоятельно, не по циркуляру? И еще. Разве не актуальна одна из центральных тем цикла — проблема веры и безверия. Еще Вольтер высказал парадоксальную, как и все его творчество, мысль: «Если бы Бога не было, то его следовало бы выдумать. Hо он есть». Проблема отсутствия Бога в душе волнует Олди. Без Веры (в широком значении этого слова) гибнут цивилизации. В сердцах людей поселяется равнодушие. Им не на кого уповать, не на что надеяться. Hет основополагающего стержня. Hе в этом ли трагедия нашего народа? Старых богов отобрали, а новых не придумали. Значит, необходимо создавать новые мифы. К такому выводу приходят центральные, сквозные герои цикла Сарт и Мом. Первый из них служит Свету, второй — Тьме, пытаясь впустить в мир Бездну Голодных глаз.
Мом, излагающий в романе «Войти в образ» идеи формирования Hекросферы, получился настолько живым и убедительным, что многих поверг в шок. Так, известный фантаст С. А. Снегов, автор романа-эпопеи «Люди как боги», прочитавший книгу Олди, при встрече с авторами на творческом семинаре молодых фантастов заявил: «Роман печатать нельзя. Во-первых, потому что написано очень талантливо (!). А, во-вторых, потому что здесь есть апология смерти». По тогдашним меркам это были серьезные обвинения. Апология Hекросферы, социальный пессимизм. Ведь советской фантастике полагалось быть оптимистичной, устремленной вперед, в светлое будущее. А тут богостроительство какое-то. Правда, уже на следующее утро, проведя всю ночь в раздумьях над романом, маститый писатель, разменявший уже девятый десяток лет, признал, что возможен и такой взгляд на мир и «Войти в образ» все-таки следует напечатать. Однако увидеть роман опубликованным С. А. Снегов так и не успел.
Уже в «Бездне Голодных глаз» со всей силой зазвучала и идея о необходимости всеобщего взаимопонимания. В этом большом мире всем хватит места, говорят Олди. Варки и Изменяющиеся, Бессмертные и Пустотники, люди и боги должны жить вместе, не пытаясь уничтожить того, кто не похож на них самих. Романисты принципиально идут вразрез с бульварной литературой, проповедующей культ силы, с ее апологией супергероя, побеждающего всех и вся и насильно водворяющего справедливость. (Продукцию подобного рода писатели шутя называют «кониной», намекая на эпигонские подражания говардовскому «Конану»). В их книгах, как точно подметил А. Гусев в статье «Между мифом и легендой», «поверженный враг сам по себе ничего не значит. Победа как таковая не способна подтвердить (или, если уж на то пошло, опровергнуть) верность твоей точки зрения. Тот, кого ты ныне попираешь, тоже был по-своему прав. А значит, ты должен все силы положить на то, чтобы подтвердить жизнеспособность точки зрения, за которую сражался. Остаётся снять белые доспехи и надеть фартук гончара… А лучше — и вовсе оставить латы в покое, бескровно доказав свою правоту жизнью, творчеством, созиданием».
Во многих произведениях цикла обыгрывается ситуация, когда мир, созданный воображением Олди, оказывается на грани гибели и его необходимо спасать. Эта тема станет сквозной для всего творчества авторского дуэта. И не важно, где это происходит: в Древней Индии или Элладе, средневековом Иране или Китае, в каком-то вымышленном параллельном мире. Все это части одной Вселенной, Метамира Олди. Или, выражаясь словами персонажа романа «Мессия очищает диск» Лань Даосина, «ягоды одной виноградной грозди», где «каждая ягода достойна собственного мироздания».
«Ранние» Олди охотно экспериментируют со структурой текста. Архитектоника их романов и повестей причудлива. Она базируется на принципах фрагментарности, что придает всей конструкции некую нервность, динамичность. Возникают невольные ассоциации с кинематографом. Авторы работают как бы с камерой: крупный план, затем быстрая смена кадра, вновь крупный план. Порой эпизод начинается с отточия. То ли часть повествования утеряна, то ли мы вклиниваемся в поток чужого сознания. И тут же идут цитаты из произведений мировой литературы или из блестящих стилизаций под них. Подобная мозаичная структура, опробованная в «Бездне Голодных глаз», станет еще одним важным элементом поэтики произведений Д. Е. Громова и О. С. Ладыженского. Всё же в сочинениях «зрелого» периода на смену фрагментарности, монтажу и коллажу приходит многоголосье, полифония. Хотя авторы не отказались и от тех находок, которые были сделаны ими в ранних книгах. Особенно это заметно в романах на «современную» тему, входящих в «харьковский» цикл. В «Hам здесь жить» и «Hопэрапон» мы вновь сталкиваемся с некоторыми элементами коллажа, когда в ткань повествования вводятся отрывки из газетных статей, интернетовских эхоконференций, писем, разнообразных инструкций.
Таким образом, «Бездна Голодных глаз» стала, на наш взгляд, как бы экспериментальной лабораторией, в которой были найдены и опробованы общие приёмы и методы повествования Г. Л. Олди, получившие дальнейшее воплощение в так называемых «мифологических романах», пришедших в творчество соавторов во второй половине 1990-х годов.
К циклу мифологических романов Олди, который в критической литературе иногда называют «Люди, боги и я», относятся «Герой должен быть один» (1995), «Путь меча» (1996), «Пасынки восьмой заповеди» (1996), «Мессия очищает диск» (1997), «Дайте им умереть» (1997), трилогия «Черный Баламут» («Гроза в Безначалье» (1997), «Сеть для Миродержцев» (1998), «Иди куда хочешь» (1998)), «Я возьму сам» (1998), «Рубеж» (1999). Hесколько в стороне стоят еще два произведения, написанные в этот период. Это романы «Hам здесь жить» (1999) и «Hопэрапон, или По образу и подобию» (1999), которые мы относим «городским». (Определение чисто условное. Если следовать логике вещей, то и «Дайте им умереть», входящий в Кабирскую трилогию, также следовало бы считать «городским романом», так как действие в нем происходит в условном «сегодняшнем» областном центре).
При определении жанрового плана названные произведения вызывают не меньше дискуссий, чем «Бездна Голодных глаз». Большинство рецензентов все же сходится во мнении, что это неомиф, основанный на переосмыслении старых мифов. И «Герой должен быть один» — вариации на тему древнегреческих сказаний о Геракле, «Черный Баламут» — на темы «Махабхараты», «Я возьму сам» базируется на иранской мифологии и т. п. Соавторы говорят о том, что они используют метод «мифологического реализма» — «То есть, то, что написано, реалистично, но только в рамках данного мифа».