Сэйвытэгин подошел к сыну.

– Слышал, что ты живешь по-прежнему у Кавье…

– Не у Кавье я живу, а у своей жены Раулены, – ответил с достоинством Айвангу. – Сегодня вечером приду к вам в гости.

– Хорошо, – ответил отец и, взвалив на плечи кожаный мешок, зашагал домой.

Айвангу заковылял к яранге Кавье.

Солнце стояло на линии косы и било лучами в раскрытые двери яранг, освещая внутренность жилищ. Блестели отполированные временем и шершавыми ладонями деревянные стойки яранг.

Невысок порог у чукотской яранги, ребенок его может перешагнуть без труда, а Айвангу пришлось потратить много сил, чтобы одолеть толстую доску.

Кавье стоял в чоттагине и молча наблюдал за ним.

Когда Айвангу поднял глаза, он встретил тяжелый, полный свинцовой ненависти взгляд, а за спиной Кавье испуганные глаза Раулены и колючие, как у горностая, глазки Вэльвунэ.

– Пришел?

– Пришел, – устало, со вздохом ответил Айвангу и хотел было обойти Кавье.

Хозяин загородил дорогу.

– Куда идешь? Ты забыл дорогу в собственную ярангу? Может, показать тебе и помочь дойти?

– Если я уйду, то уйду со своей женой Рауленой, – спокойно, с достоинством ответил Айвангу.

– Ты покинешь эту ярангу один! – крикнул Кавье. – Моя дочь не будет женой безногого! Кто тш ей? Чтобы считаться мужем, по нынешним новым законам нужно иметь бумагу. А где она, эта бумага? Нету ее!

– Я жену отработал.

– Полгода всего прожил. А по старинному обычаю такую невесту надо не один год отрабатывать, а все три! И что ты все твердишь про старые обычаи? Моя дочь хочет жить по-новому, с женитьбенной бумагой. А где она у тебя? Нету! – повторил Кавье.

– Кавье, – едва сдерживая себя, проговорил Айвангу, – ты сам хвалился, что я за полгода столько зверя добыл, сколько иной за полтора… Разве ты забыл эти слова? Раулена – моя жена. Это я решил. А бумага пишется быстро, сделаем и бумагу, сходим к Пряжкину в райисполком.

– Можешь ходить один! – отрезал Кавье. – Раулена останется здесь и никуда не пойдет! Верно, дочь моя?

Раулена замешкалась, но тут же за нее ответила Вэльвунэ:

– Она говорит, верно, отец.

– Слышал ты, обрубок человека? – Кавье торжествовал. – Не согласна она жить с тобой. Уходи и больше не тревожь наше жилище.

Кавье медленно наступал на Айвангу, оттесняя его к раскрытой двери.

– Никуда я отсюда не пойду! – крикнул Айвангу и тут же почувствовал себя в воздухе: Кавье поднял его и переставил за порог, словно он был не человек, а какая-то неживая вещь, к примеру – ведро.

С бессильной яростью посмотрел Айвангу на захлопнувшуюся перед ним дверь – снятую с какой-то американской шхуны дверь – из тонких, гладко оструганных дощечек с медной позеленевшей ручкой.

Айвангу поднялся на колени и потащил свое тело по улице селения в другой конец, где сиял окнами новый райисполком.

Навстречу попадались люди, они почтительно здоровались с ним, но Айвангу проходил молча, стиснув зубы, боясь расплескать гнев и обиду. Кто-то крикнул вслед:

– Опять браги насосался?

Айвангу не обернулся. Летнее солнце палило с высоты, и Айвангу казалось, что он идет очень быстро, так быстро, что пот градом катится по его лицу. А присмотрелся – длинна улица, и долго еще идти до райисполкома, где он надеется найти помощь. Всюду говорят, что нынче новая жизнь и все законы защищают обиженного, бедного человека. Пряжкин даст такую бумагу, по которой Раулена будет принадлежать ему. Ведь любит она его, только боится отца и матери… Новый закон защитит любовь.

В двери райисполкома втаскивали новый железный сейф, привезенный на шхуне «Чукотка». Длинный и тяжелый, он никак не пролезал в узкий коридор. Его то ставили, то лежа пытались втиснуть в дверь. Краснолицый и красноносый Пряжкин распоряжался громко и покрикивал на охотников, прильнувших к железному чудовищу.

– Отойди! Отойди! – предостерег он Айвангу. – Заденут по голове.

– Мне нужно поговорить с вами, – сказал Айвангу.

– Подожди, – сказал Пряжкин и оттеснил своим тучным телом Айвангу от дверей.

Айвангу едва дождался, когда сейф, наконец, втащили в здание, ободрав косяк, и вошел в комнату райкома партии.

Белов сидел за большим письменным столом и печатал одним пальцем на машинке. Он подолгу охотился за каждой буквой и, поймав ее, с торжествующим видом давил ее как живую.

– Ты пришел! – с радостным оживлением воскликнул Белов и вскочил из-за стола. – Садись, садись.

Айвангу подошел к стулу и в нерешительности остановился. Без посторонней помощи ему не взобраться. Белов помог ему сесть.

– Говори! – сказал, садясь напротив и отодвинув машинку к краю стола.

– Я пришел искать защиты, – начал Айвангу. – Кавье отнимает у меня жену, Раулену! Говорит, по новым законам без бумаги она мне не жена. Помоги получить такую бумагу!

– Ерунда какая-то! – сказал Белов. – Сделаем тебе свидетельство о браке. Это не трудно. Приходите вместе с Рауленой, и Пряжкин зарегистрирует брак, как полагается по советским законам.

– Но Раулену не пустит Кавье! – с отчаянием в голосе сказал Айвангу.

– Как не пустит? Не имеет права не пустить! – возразил Белов. – Если она согласна – никаких препятствий к женитьбе нет. Давно надо было это сделать.

– Кто знал, что бумажка сильнее слов и обещаний?

– Вот так и сделай – сходи за женой и приходи сюда, – повторил Белов.

Айвангу не двигался с места. Он сидел, свесив со стула культяпки, и смотрел на них. За стеной слышалось тяжелое дыхание людей, которые никак не могли совладать с сейфом.

Белов встал из-за стола.

– Я сейчас сам схожу за ней.

Но вместо Раулены с ним пришел Кавье. Не успев переступить порога, Кавье заявил:

– Айвангу! Моя дочь не хочет быть твоей женой. Так она сказала мне и Петру Яковлевичу. Безногий разве может прокормить жену? А дети что будут есть? Ты, Айвангу, сам это должен понять.

– Но Раулена давно моя жена! – с болью в голосе произнес Айвангу. – Я отработал за нее по старинному обычаю. Вот Петр Яковлевич говорит, что бумагу легко и быстро можно сделать.

Кавье повернулся к Айвангу и изобразил на лице такое фальшиво-сочувственное выражение, что Белов недовольно поморщился и отвернулся к окну.

– Старинные обычаи нынче нам не нужны. Живем мы по новым, советским законам. Главное сейчас в женитьбенном деле – бумага с печатью. Так мне сказал Пряжкин. – Кавье притворно-тяжко вздохнул.

– Однако ты, Кавье, демагог, – тихо сказал Белов.

– Да, – Кавье осклабился, не поняв значения слова. – К тому же я большевик и знаю законы советской власти.

– Ты уходи, – Белов махнул рукой. Кавье горестно развел руками.

– Рад бы, но ничего не могу поделать, – и вышел из комнаты.

Белов сел за стол, обхватив голову руками.

За стеной продолжалась глухая возня с сейфом. Под его тяжестью гнулся и дрожал деревянный пол. Айвангу сполз со стула и подошел к столу. Белов поднял голову.

– Где же новый закон? – в упор спросил его Айвангу. – Разве то, чего я добиваюсь, несправедливо?

– Понимаешь, брат, какое дело… Закон – это такая штука. Словом, он сегодня против тебя. Не зарегистрирован брак – значит, Раулена тебе не жена.

– Почему не жена – я спал с ней, как с женой. – Айвангу пожал плечами. – Отработал ее как полагается… Кто же мне поможет? Или по новому закону выходит, еоли человек без ног, то и закон не для него?

– Постой, не горячись, – сказал Белов. – Скажи мне честно и прямо – любит тебя Раулена, готова она уйти от отца и переселиться к тебе? Если да, то все в порядке, бери ее, и никто тебе не помешает жить с ней… Любит?

– Говорила – любит, – неуверенно произнес Айвангу, – но боится отца. Что отец скажет, то она и делает.

– Вот что тебе обещаю, Айвангу, – твердо сказал Белов. – Я еще раз поговорю с Кавье, с самой Рауленой побеседую. А ты пока не горячись. Иди домой, не спеши. Тут дело тонкое, я тебе еще раз обещаю: помогу.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: