Он пришел вместе с дождем. Когда хлынули первые струи, туго сплетенные в прозрачные жгуты, и первая молния отразилась на беленом потолке; одновременно с раскатом грома, словно джинн из бутылки, явился он и встал в проеме двери. Встал и стоял так, как портрет в раме из темного дерева. Со своей кровати Слава видел только его силуэт, большой и неподвижный, заслонивший свет.

— Ну, что стоишь? — спросил Слава. — Проходи, а то промокнешь.

Человек шевельнулся, переступил порог и, пройдя несколько шагов в глубь веранды, уселся прямо на полу, скрестив ноги по-турецки. Из одежды на нем было что-то вроде набедренной повязки, но Слава не слишком удивился такому виду. Поселок дачный, и мало ли как ходят дачники в жаркие дни. Этого человека Слава раньше не видел, и неподвижность его, и странная поза не располагали к радушному приему.

— Садись на стул, — предложил Слава. — Все равно ты на турка не похож. Турок курносых не бывает.

Человек и в самом деле был курносым, приземистым, мускулистым и вдобавок с бритой головой, на которой явственно пробивалась рыжая щетина.

— Дождь на улице? — спросил Слава, хотя и так ясно было, что дождь. — Ты к соседям пришел или к маме? Она скоро придет.

Славе было скучно. Книгу он прочитал, спать не хотелось, а маму, наверное, задержал где-нибудь дождь. Он был рад случайному гостю. Незнакомец сидел, молчал и не глядел на Славу. Просто сидел, поджав пятки, положив руки на колени, и смотрел куда-то вдаль, через стену.

— А ты, наверное, немой, — сказал Слава. — Послушай, будь добр, принеси мне воды с кухни. Такой ливень, а мне пить хочется.

Незнакомец не шевельнулся.

— Ну и сиди так, если нравится, — не обиделся Слава. — Я бы сам встал, только вот не могу. Ноги не слушаются.

— Где болит? — неожиданно спросил незнакомец тихим хрипловатым голосом.

— Да нигде у меня не болит. У меня ноги парализованы с детства. Но это не больно, просто я ходить не могу. Ты принеси, пожалуйста, воды, если не трудно.

— Трудно, — коротко сказал незнакомец, не отрывая взгляда от невидимой точки в пространстве. — Сам сходишь.

— Не надо так разговаривать со мной, — тихо произнес Слава. — Я тебя ничем не обижал. Если не хочешь сходить за водой, так и не надо. Я маму дождусь.

— Помолчи, — оборвал его незнакомец. — И лежи спокойно.

Слава не испугался. Он давно уже ничего не боялся. Болезнь научила его бесстрашию. Просто он не привык, чтобы с ним так обращались. Со стороны людей он видел только сочувствие и неприкрытую жалость, которую он тоже не любил, но мирился с ней, как с неизбежным злом.

— Хорошо, — сказал он, — я буду лежать спокойно. Но зачем ты сюда пришел? В гостях так себя не ведут.

— Молчи и лежи спокойно, — повторил человек. — А теперь подними голову.

Слава пожал плечами, не голову приподнял. И тут он ощутил, как в том месте, где голова переходит в шею, что-то укололо его, словно надавили небольно, и тотчас же ощущение прикосновения ушло вглубь. Тоненькие иголочки впились в голову и защекотали внутри. Слава замер, прислушиваясь удивленно к меняющимся ощущениям, даже не успев испугаться. Что-то твердое и тонкое входило в голову, но больно не было, просто щекотно, словно муха ползала внутри, перебирая лапками. Потом невидимые иголочки скользнули ниже, вдоль по позвоночнику, вверх и вниз забегали мушиные лапки, кольнуло несколько раз в глубине и отпустило.

И вдруг внезапной тяжестью налились ноги. Это было так неожиданно, что Слава вздрогнул и даже вскрикнул.

Незнакомец, будто отреагировав на возглас, шевельнулся и снова замер с лицом равнодушным и неподвижным.

— А теперь сходи и напейся, — сказал он тихо и без выражения. — И не мешай мне.

Слава хотел ответить что-нибудь резкое, но растерянность совсем лишила его речи. Он прислушивался к тяжести в ногах: легкие и бесчувственные дотоле, они словно снова приросли к телу, и он ясно ощутил, что ноги уже не чужие, а продолжение его самого, законная и неотъемлемая часть его тела. Слава забыл, как поднимается нога, за какую ниточку надо дернуть, чтобы она послушалась и поднялась, и первую минуту он лежал, привстав на локтях и завороженно глядя на свои тонкие белые ноги. Ступни шевельнулись, потом резко согнулись колени и снова выпрямились. Слава ущипнул себя за ногу — боль была настоящей, почти забытой и даже приятной сейчас.

— Да ты, да ты знаешь… — медленно проговорил Слава, совсем ошалев от неожиданности. — Да ведь этого не может быть. Такого не бывает. Ты пошутил, да? Это фокус?

Медленно опустил ноги на пол, оперся руками о кровать и так же медленно попробовал перенести тяжесть на ноги. Забыв обо всем не свете, даже о жажде, Слава оторвал руки от кровати, покачнулся, но устоял. Он стоял на своих ногах, без костылей, и это было так здорово, что хотелось кричать.

Ливень не прекращался, сплошным потоком лилась вода, и в том шуме, плеске, журчании совсем растворились тихие слезы Славы. Покачиваясь, он вышел на крыльцо, не держась за перила и уже не задумываясь над тем, как переставить ногу, глядя прямо вверх, лицом к дождю, летящему вертикально. Он пил воду открытым ртом. Воды попадало мало. Слава подставил ладони. Дождь быстро наполнял их, и он выпивал воду, расплескивая ее по лицу. Сад был пуст, и улица пустая. Да и кому придет в голову выйти из дома в такое время, а Славе очень хотелось, чтобы все соседи, жалевшие его и шептавшиеся на скамейках, когда он проезжал мимо на своей коляске, видели сейчас, как он стоит на собственных ногах и ни в какой опоре не нуждается.

Когда насквозь промокший он вернулся на веранду, то увидел незнакомца, о котором чуть было не забыл из-за своей радости. Тот сидел в прежней позе, не шевелясь, словно глубоко задумался о чем-то, и плечи его были прямы.

— Ты понимаешь! — закричал Слава, подбегая к нему. — Ты хоть сам понимаешь, что ты сделал?! Ведь это так здорово, это невозможно здорово!

Намереваясь обнять незнакомца, Слава обхватил его широкие плечи своими слабыми руками, но ладони его вдруг прошли сквозь тело и, не встретив сопротивления, хлопнули друг о друга. Слава отстранился от неподвижного человека и снова, уже осторожно, коснулся его плеча. Рука вошла в тело, как в туман, не ощутив ничего.

— Ты что это? — прошептал Слава. — Что с тобой?

Он сел напротив незнакомца на корточки, так, что лица их стали на одном уровне, и медленно протянул руку к его груди. Рука словно исчезла в теле незнакомца.

— Отстань, — коротко сказал тот. — Ты мне мешаешь.

— Я только спросить хочу, — пробормотал Слава. — Ты мне скажи, и я отстану. Ты как меня вылечил, скажи?

Незнакомец молчал.

— Ну зачем ты меня вылечил? Ты знал, что я болен и пришел ко мне, да? Ты всех лечишь?

— Отстань, — повторил незнакомец бесстрастным голосом. — Не мешай аккумулировать. Ты мне все время мешаешь.

— Ну скажи, пожалуйста, почему ты меня вылечил, и я отстану.

— Некогда ходить за водой, — ответил тот. — Сам напился и хорошо. А теперь отойди. Гроза кончается.

Слава поднялся с пола, дошел до кровати и лег. Ноги, отвыкшие от ходьбы, быстро устали и ныли.

— Вот оно что, — сказал он тихо. — Значит, ты меня из-за лени вылечил. Ну спасибо н на этом.

Настроение испортилось. Лентяй-чудотворец. Невесть откуда взявшийся, неведомо кто, неизвестно для чего. И все дела.

Гроза и в самом деле быстро кончилась. Налетевший ветер разогнал тучи, и небо прояснилось. И тут незнакомец медленно приподнялся над полом на полметра и, не разгибая ног, не меняя выражения лица, спиной вперед, поплыл к двери. Выплыв на крыльцо, он поднялся выше, и сквозь застекленную веранду Слава видел, как, набирая скорость, он улетает вертикально вверх, быстро пропадая из виду. Слава вскочил с кровати и выбежал на крыльцо. Но небо было чистым, и никаких летающих незнакомцев в нем не наблюдалось…