– Я в бумагу заглянул, это ничего?
– Да какие секреты… -отмахнулся Боров, -Список «штук» и перечень того, что за них запрошено.
– А что это ты такой бескорыстный? -поинтересовался Старик, улыбаясь уголками губ.
– В смысле? -подозрительно осведомился торговец.
– В самом простом. Я допускаю, что ты живешь тут давно и как-то не очень в курсе сегодняшних цен на «штуки» там, за стеной. Поэтому и просишь за них так мало. Простой и незатейливый народ, прибывающий на «курорт» снаружи, тоже не знает, что можно за «штуки» выручить. Присоветовать тебе некому. Но я-то немного соображаю, что к чему.
– С этого места – подробнее. – потребовал Боров.
– А чего тут «подробнее»? Понятно, что полной цены за «штуки» тебе не получить, но то, что ты просишь за некоторые – раз эдак в двести меньше того, что тебе дали бы покупатели и при этом считали, что сделали выгодную покупку. Конечно, сразу взвинчивать цены в двести раз нельзя, лучше это делать плавно. Но попробуй, скажем, сегодня потребовать за товар вдесятеро. Конечно, за одно надо наращивать оплату побольше, за другое – поменьше. В зависимости от спроса, так сказать…
– Мммм… -задумчиво сказал Боров, скребя толстыми пальцами щетину на щеках и пристально глядя Старику в глаза. -Советуешь, стало быть? А вдруг не получится?
– Получится. -уверенно ответил Старик.
– Значит так… Попробуем… Но учти, если клиенты не согласятся, сам будешь покрывать все убытки. А поскольку у тебя нет ни шиша, придётся отрабатывать по полной!
– По рукам. А если все удастся?
– Н-ну… Тогда… Десятая доля прибыли – твоя. -пообещал Боров.
– Восьмая. -решительно сказал Старик. -Я тебе конкурентом быть не собираюсь, но уж очень надо прибарахлиться. Не хочу нищенствовать.
– Согласен. Что ж, пойдём, посмотрим товар и перепишем список.
Территория бывшего СССР Сибирь Усть-Хамский район Хамской области Аномальная Зона внеземного происхождения Черново, «Курорт новоселов» 16 часов 00 минут 1 августа 2007 г.
– Сгружай. -скомандовал Боров. -И брысь отседова.
Пятерка носильщиков, пыхтя, выкарабкивалась из лямок, складывала обшитые коробки и тюки и послушно отходила за густые камыши и кленовый молодняк.
– Гонишь? -спросил Старик. -Боишься промышленного шпионажа? Вдруг Ташкент чего подглядит…
Боров презрительно фыркнул: -Если ты еще не уяснил, что мне страшиться нечего, то с мозгами у тебя не того… Я ж об этих дураках забочусь. Смотри, видишь вон тот столбик впереди? Это граница, понял? В нашу сторону сейчас направлены пулемёты, хоть нас и не видят. А вот выйдешь из-за кустов, сделаешь пять шагов к столбику – шестого не будет. Тебя даже хоронить не потребуется, потому что клочьев и тех не останется. Хочешь попробовать?
– Как-нибудь потом. Спасибо.
Боров хмыкнул. Он пошарил руками в кленовой листве, злобно зашипел, уколовшись обо что-то, вытянул капроновый канат.
– Подвесная дорога. -объяснил он. -На той стороне знают, кто ей пользуется. Сейчас мы будем цеплять груз вот к этим карабинчикам и тянуть веревку на себя. За раз можно отправить до тридцати килограммов. Давай вон тот свёрток. Запихни в него прейскурант.
Старик незаметно для Борова сунул руку в карман, старательно растер большим пальцем заранее приготовленный шарик загустевшего гуталина, после чего сложил лист бумаги, который они совместно с торговцем исписали столбцами названий «штук» и новыми ценами на них. Листок был вложен в полиэтиленовый пакетик, пакетик – в видавший виды армейский вещмешок. Боров щелкнул карабинчиком, проверил, прочно ли пристёгнут мешок.
– Ну, с богом. -сказал он. -Поехали. Тяни, Старик, раз уж ты тут. Приноси пользу.
Старик осторожно потянул веревку на себя. Скрипнули незаметные блоки, мешок оторвался от земли и, медленно поднимаясь, поплыл в листву, с шуршанием скрылся в ней. Через некоторое время Старик почувствовал, что канат замер.
– Отстёгивают. -заметил торговец. -Скоро опять будет можно переправлять. Крепи теперь вон ту коробку. Тяни.
Когда груз был переправлен, Боров вновь спрятал канат и скептически осмотрел Старика.
– Идем домой. -сказал он. -Теперь будем ждать. Если твои цены их устроят и то, что мы заказали, есть в наличии, то завтра-послезавтра прибудет ответный груз. Молись, чтобы было так, иначе штраф будешь отрабатывать, как договаривались.
Старик кивнул. Определенные основания для оптимизма у него были. По уговору с майором Махдиевым, в том случае, если по каким-то причинам не был использован основной канал связи, можно было подать весточку о себе через старожилов Зоны. На обратной стороне списка Борова, Старик ухитрился тайком проставить инициалы Г.В.И и прижать к бумаге измазанный в гуталине палец. Не дураки, догадаются сравнить со снятыми у него отпечатками.
(считалочка Зоны. Автор, естественно, неизвестен).
А в самом деле, сколько? Посчитаем.
Заоградники, они же спекули. Несмотря на все заверения майора Махдиева о непроницаемости рубежа вокруг Зоны, о том, что границу пересекают только и исключительно с разрешения компетентных лиц, это, мягко говоря, оказалось неправдой. Всё и везде в этой богопроклятой стране пропитано циничным взяточничеством и воровством. Даже инопланетный анклав. Сытые мордатые хамы из «новых расеянцев» готовы платить бешеные деньги за «штуки» из Зоны. Разумеется, за абсолютно безопасные диковинки, такие чтобы можно было выставить в своих оформленных с вульгарной роскошью гостиных заграничных вилл. И чтобы, глядя на эти игрушки, ногастые и грудастые девки-манекенщицы повизгивали от испуга и хватались за руку «папусика»: -«Ах, это правда из той самой Зоны?! А ты не боишься, милый?» За «штуками» богатая сволочь, понятно сама не едет, опасается плохого воздействия Зоны на самое дорогое, что у неё есть – желудок и половой аппарат. «Новорасеянцы» посылает своих шестерок-спекулей с купленными для них пропусками лаборантов и младших научных сотрудников. Те выходят на контакт с местными добытчиками, выменивают у них «штуки» на оружие и боеприпасы заграничного производства, мелкую электронику, спирт и прочее. Солдатам тоже перепадает, за то, что «не замечают» проделок спекулей. Всем хорошо. По этому поводу, сидя со скрещенными по-татарски ногами у печи в ожидании прожарки свинины, Пельмень задумчиво рассуждал: «Я что тут мыслю… Даже не то, чтоб мыслю – так, смекаю… Вот вдруг всё – вот всё, что тут есть, – эксперимент какой-то над людьми? Это, можбыть, какие-нибудь человечки зелёные с Марса устроили… А что? Не хуже других идея… Любопытно мне: если Зона – что-то вроде полигона, то чего именно они тут обкатывают? Проверяют, по каким «штукам» народец больше всего слюни пускает? Или «штуки» – это вообще бомбы какие-нибудь, а? Спекули подсуетились, пораскошелились, скупили целые горы жирным козлам всяким, те в своих дворцах завалы «штук» накопили. Типа «у нас круче всех», завидуйте, бараны… а оно… критическая масса наберется и… оно… ка-ак долбанёт!… Нет, ну вот это бы классно!… Вот это бы с моим удовольствием!… Ой, не могу!… Ой, класс!… Ой… уф-ф-ф…»
Военнослужащие из охраны Зоны, они же зольдатен, они же белосинекрасноармейцы, они же кадеты. Ах, какие они несчастные люди! Постоянно раздираемы мучительными сомнениями и гамлетовскими страстями. С одной стороны – офицерские зарплаты здесь в пятнадцать-тридцать раз превышают жалование доцента университета, да и рядовые словно сыр в масле катаются. Терять благ, нарушив правила и угодив в какой-нибудь пропитой гарнизон в богом обгаженном Нижнезахудаловске, явно не хочется. С другой стороны – вояки крайне боятся обитателей Зоны. Подходить к стене может только самоубийца: у зольдатен приказ стрелять без предупреждения; крупнокалиберные счетверенные пулеметы за считанные секунды разнесут отягощенного суицидальными настроениями разрывными пулями чуть ли не по молекулам. Но с третьей-то стороны, некоторые кадеты готовы подобреть за последующее вознаграждение, особенно если рядом нет начальства. Их, бедолаг, жутко терзает осознание упущенных возможностей. Вследствие этого, наиболее одарённые особи армейского пола научились сочетать ревностное несение службы с не менее усердным сотрудничеством со спекулями. Самостоятельный «бизьнись» организуют прапорщики, ворующие продукты с армейских складов для обмена на мелкие «штуки». Для них даже ввели особое прозвище: крысопогонники. Кадетов обитатели Зоны от души презирают, «штуки» им сбывают с брезгливостью и этим не любят хвастаться.