Сегодня мы называем Русью всю территорию, на которой обитали племена восточных славян. Это справедливо не для любой эпохи. Известно время, когда последнее восточнославянское племя — вятичи начали платить дань Киеву. Это 964 год. С этих пор уже все восточнославянские племена подчинялись киевскому князю и входили в Древнерусское государство. А во времена Олега только шесть племенных союзов из двенадцати входили в Русь, да и то непрочно.

Летопись говорит о том, что Олег «примучил» радимичей и что они платили ему дань. А под 984 годом, уже в эпоху князя Владимира, сообщается о покорении радимичей киевским воеводой по кличке Волчий Хвост.

В 911 году Вещий Олег умер. Летопись сообщает о его смерти красивую сказку, использованную А. С. Пушкиным в «Песне о вещем Олеге». Якобы язычники-волхвы предсказали Олегу смерть от собственного коня. Олег немедленно расстался с конем и лишь через четыре года о нем вспомнил. Конь, как оказалось, давно умер. Тут Олег и захотел посмеяться над волхвами, да напрасно:

Из мертвой главы гробовая змея,
Шипя, между тем выползала.
Как черная лента вкруг ног обвилась,
И вскрикнул внезапно ужаленный князь.

Так ли было, или легенда про волхвов придумана позже — захотелось связать смерть Вещего Олега с чем-то эдаким… мистическим… не знаю.

Во всяком случае, скончался Олег в 911 году. А в 913 году древляне отказались платить дань Киеву, пришлось их «примучивать» еще раз. К 940-м годам уличи начали платить Киеву дань — завоевал их воевода Свенельд, по легенде, служивший еще Рюрику.

Но в 945 году снова восстали древляне. По словам летописи, виноват в этом был сам князь Игорь больше всех. Дружина, если верить летописцу, сказала князю: «Отроки Свенельда изоделися оружием и одеждой, а мы наги…» «Отроки Свенельда» — это, понятно, дружина Свенельда — награбили у уличей, а воинам Игоря завидно. Немного менее понятно насчет наготы… Всего год назад, в 944 году, Игорь получил огромную дань в Византии, какая уж там нагота. В общем, классическое: «братва голодает…».

Но Игорь послушался соратников — то ли самого обуяла жадность, то ли слишком был зависим от дружины. В результате Игорь с дружиной крепко пособирал дань в столице древлян, в Искоростене. Порой не обходилось и без насилия. «Изодевшись» награбленным оружием и одеждой, дружина возвращалась в Киев. Сам же Игорь решил вернуться еще раз с «малой дружиной». Видимо, самому Игорю было еще мало, а ведь если собирает дань малая дружина, каждому больше достанется.

Тут-то и лопнуло терпение у древлян, и они во главе со своим князем Малом сказали: «Если повадится волк по овцы, то вынесет все стадо, пока не убьют его; так и этот, если не убьем его, всех нас погубит». Древляне наклонили два дерева, привязали каждую ногу князя Игоря к деревьям и отпустили. Князя разорвало надвое.

Древляне же решили поженить овдовевшую княгиню Ольгу и своего князя Мала, послали к ней сватов. А что? Вполне разумный поступок по понятиям родового общества. Даже некоторая справедливость: мы твоего мужа убили, но против тебя лично ничего не имеем, дадим тебе нового мужа, даже получше.

Месть Ольги древлянам стала одним из самых ярких эпизодов в истории Древней Руси. Пересказывать эту историю не хочется. Во-первых, сюжет Ольгиной мести легко найти в любой книге о Древней Руси: у Карамзина, Соловьева, Рыбакова [5; 6; 8], даже в хорошем школьном учебнике [2. С. 27–28].

Во-вторых, эта история красочно описана во множестве художественных произведений; лучше всего, пожалуй, у Веры Пановой [48. С. 18–30]. Жаль, что повести В. Пановой о Древней Руси почти забыты.

В-третьих, рассказывать еще раз эту историю мне просто неприятно: уж чего только не проделывала озверевшая Ольга с послами Мала и со всеми древлянами: послов-сватов и живьем сжигали, и живыми закапывали. Древлян резали и топили в реках сотнями, Искоростень сожгли дотла, кровь текла ручьями на погребальном кургане Игоря.

Наверное, это очень назидательная история и для людей родового общества — вот как надо мстить, и для всей эпохи патриархальной семьи — как пример супружеской любви и верности. Да еще и выраженный в такой простой, не требующей особых размышлений форме.

Что характерно: летописец откровенно восхищается зверством Ольги, ее жестокостью, коварством, упорством в пролитии крови. Есть в этом и мужское удовольствие при виде супружеских качеств Ольги (она осталась одна до конца своих дней), и демонстрация могущества, жестокости Древнерусского государства.

На заре всех государств племенную вольницу приходится ломать, силой и страхом заставлять вчера еще вольных людей признавать дисциплину, нести повинности, подчиняться. Отсюда чудовищная жестокость наказаний, совершенно чрезмерные кары за малейшее нарушение требований государства. Есть в этом описании согласие с принципом кровной мести. Убили «они» «нашего»? Необходимо перебить побольше «ихних», — чтобы знали и в другой раз боялись. Все это в летописи есть.

Но имеется в восторгах летописца и некое противоречие… Потому что незадолго до описания мести Ольги есть и рассказ о хороших полянах, которые, по его мнению, имели обычаи красивые и правильные. Поляне противопоставляются гадким диким древлянам, которые жили «звериным обычаем», умыкали жен во время плясок, а самое ужасное — не хотели носить сапог из кожи. Вы себе таки представляете? Кожи у них в земле сколько угодно, а они сапог шить не хотят, ходят в лаптях!

Описание «звериных обычаев» и дикости древлян после живописаний Ольгиной мести выглядит особенно комично. Русская православная церковь канонизировала святую Равноапостольную Ольгу как одну из первых распространителей христианства на Руси. Как сочетается святость с кровной местью, с закопанными живьем послами — трудно объяснить.

Из летописи легко вывести подтверждение — дань не имела четкого размера, брали «сколько получится».

А кроме того, получается — ведь летописец вовсе не считает древлян дорогими сородичами! Древляне для него — это вовсе не «мы», это «они». Наряду с печенегами и византийцами.

Действительно, кто сказал, что на заре Руси все племена считали себя русью? Древляне так вовсе не считали. Тем более не считали уличи и тиверцы, воевавшие с Олегом и Игорем, тем более не считали вятичи, «примученные» только Святославом.

До 964 года южнее волоков из Ловати в Днепр Русь тянулась узкой полосой вдоль Днепра — по обеим сторонам пути из варяг в греки. А на приличном расстоянии от Днепра никакой Руси не было и в помине.

Византийский император Константин Багрянородный в X веке писал, что лишь киевский регион назывался Русью. Все остальное являлось «окраиной Руси» (exo Rossia), состоящей из славянских племен, которые платили дань киевскому князю» [35. С. 39].

На картах 3 и 4 как раз видно — как целых сто лет увеличивалась Русь, прирастала вольными племенами.

Дата призвания Рюрика — 862 год — условная дата начала Руси. Но даже и 882-й, год объединения пути из варяг в греки Олегом, — тоже очень условная дата.

От грабежей — к управлению

На середину X века приходится очень значительный поворот в истории Древней Руси.

Во-первых, на Руси появляются первые князья со славянскими, а не с варяжскими, именами: Святослав и Владимир.

Во-вторых, династия Рюрика заканчивает завоевание всей Руси — при Святославе. Теперь Русь — это действительно все славянские племена и многие финноугорские.

В-третьих, устанавливается регулярное обложение подданных налогами. Ольга установила «уроки» — то есть размер дани. Раньше брали, сколько могли взять, — как Игорь в Искоростене например. Теперь дань, отбираемая у побежденных, плавно переходит в налог, взимаемый с подданных.

В-четвертых, изменяются отношения Руси с Византией.

В 957 году Ольга впервые едет в Константинополь, где принимает крещение. И не просто так себе принимает: ее крестным отцом становится сам император!


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: