– У всех людей есть что-то личное. Люди часто говорят «личная жизнь» подразумевая лишь романтические или супружеские отношения, но, на мой взгляд, понятие это намного шире.

– Насколько же шире? – прищурившись, спросил Никита.

– Насколько захочет сам человек. Хотя если вдуматься в это словосочетание, то можно сказать, что каждая жизнь – личная. Смотря на какое слово делать ударение и чему уделять внимание.

– Ты меня грузишь. Я не хочу это слушать. Заткнись. – Наташ, иди сюда! – обратился Данилин к девушке, которая еще не успела обойти всех посетителей.

Наташа прервала свою деятельность и подошла к Никите.

– Да, – сказала она. Улыбка на ее лице более не наблюдалась. Она враз стала уставшей и немного испуганной, словно жалевшей обо всем на свете, или хотя бы, как минимум, что работает в этом заведении, несмотря на достойную заработную плату. Хорошее кафе – хорошая зарплата. Жаль только, что вот иногда нужно потакать дурным капризам избалованных детей богатых родителей, перешагивая через себя, да и вдобавок, подставляя репутацию кафе. Хозяину вряд ли бы это понравилось, но он поверил бы в эту ситуацию, только при условии, если воочию ее увидел, так как Никита был мастер все переврать. Так что жаловаться смысла не было. Себе во вред.

– Сожги эту книгу где-нибудь, – сказал он Наташе, протягивая ей учебник.

– Нет, нет, не нужно, – ринулся Александр за книгой. – Зачем? Чем она могла помешать?

– Да просто так. Чтоб ты не придуривался и не разводил тут чересчур умных разговоров, – чиркая зажигалкой, сказал Данилин, не успев отдать книгу, снова прижал ее к себе.

– Оставьте! – крикнул Саша.

– А ты отними! – осклабился Данилин и начал играться, то протягивая книгу, то снова прижимая к себе.

– Мы не дети. Да и если я урод, то это не значит, что нужно издеваться надо мной, – серьезно сказал Александр, не поддерживая предлагаемую игру.

– Даааа? – протянул Данилин, посмотрев на Гришину. – Слышишь, что говорит, нельзя над ним издеваться то! Холить и лелеять нужно, говорит!

– Я не это сказал, – тихо ответил Саша.

Он один стоял перед ними, все сидели, кроме Наташи, до сих пор так же стоявшей и ждавшей очередного вздорного распоряжения. Посетители, к которым она успела подойти, начали уходить, бросая на странную компанию недоверчивые взоры.

Наташа стояла в сильном недоумении. Как только она увидела Александра впервые, легкая волна отвращения ввиду его наружности коснулась ее, но теперь, наблюдая за обстоятельствами, ее чуть ли не тошнило от поведения Никиты и Кати. Она и сама не была идеальна, все люди грешны: кто-то больше, кто-то меньше. Но, став свидетельницей откровенного абсурда, она бессознательно поменяла отношение к Александру и не знала, как реагировать правильно. Она смотрела на него – ее тонкие темные брови сдвинулись домиком, давая понять всем окружающим, что в девушке пробудилось (вполне возможно долго спавшее, кто знает?) чувство жалости.

«Какой ужас, – подумала Наташа, – взрослые люди. Двадцать лет человеку! Совсем уже ополоумели от денег и вседозволенности!»

– Сожги книгу, красотка, – сказал серьезным видом Данилин и отдал ее Наташе, нагло смотрев на Александра.

– Пожалуйста, – только сказал Саша и встретился глазами с девушкой, которая выражением лица и взглядом дала ему понять, что книгу она не сожжет и когда весь этот маразм закончится, она с удовольствием вернет учебник.

Гришина, которая заметила это невербальное общение, воскликнула:

– Наташ, если не сделаешь, можешь забыть о зарплате и, тем более, премии!

Интересно знать, а кто вообще дал право Гришиной так говорить? У нее-то никаких знакомств среди начальства этого кафе не было, один только ее возлюбленный, да и его власть в этом заведении была сомнительна и спорна, однако весь персонал его слушался и опасался, а он, в свою очередь, потакал во многом Кате: многое спускал с рук и разрешал ей открывать рот там, где он должен быть плотно закрыт.

Людям свойственно, видимо, сходить с ума от власти, даже если власть эта принадлежит им косвенно. Ко всему прочему, людям также присуще преувеличивать свою значимость и масштабы своей власти. Вы, наверное, не раз замечали как уверенно и вольготно ведет себя самый маленький человек в какой-либо организации, будто на нем все тут и держится. С одной стороны да, маленький винтик в огромной машине может играть существенную роль, однако же, винтик этот легко заменяем и значения огромного не имеет, так как вполне возможно, что он вообще в машине продуман как запасной, так, чтобы был, и не более.

Наташа ушла сначала в служебное помещение, где припрятала в сумку книгу Александра и думала: «Что мне твоя зарплата? Премия! Дура набитая! Прямо сейчас соберу вещи и уйду! Невозможно терпеть этот вздор! Господи, да и что это за человек такой, этот странный парень? Внешне он, конечно, безобразен, однако, самого черта разжалобит, если он увидит, как стебутся над ним эти бездари избалованные! Да, сейчас подойду к остальным посетителям, объясню им все и пойду, а то все равно неудобно перед людьми. И как меня только угораздило сюда устроиться?!»

Девушка немного постояла, чтобы выждать время, будто она занимается тем, о чем ее попросили. Она нервничала, дергалась, ее терзала обида и за себя, и за Александра. Немного успокоившись, она незаметно прошла на кухню кафе.

– Ребят, – сказала она поварам. – Все заказы отменены.

– Почему? – недоуменно спросили они, оторвавшись от рабочего процесса.

Наташа скрестила руки на груди и ответила:

– Данилин тут вместе со своей размалеванной куклой и просто невероятными капризами! – ответила девушка, вдохнула, отвернулась и словно о чем-то задумалась.

– И что, Наташ? – не понимали работники кафе.

– Что, что? Что, что, Наташ? – передразнила их девушка. Она явно была не в духе, что даже весь персонал был удивлен. – То! Сказал разогнать всех! Шоу какое-то устраивает.

– А Машка с Таней нам что-то лепечут про Данилина, то и се, орут, возмущаются, ничего рассказать не могут нормально, – ответили повара, имея в виду официанток кафе.

– Ладно, мне некогда, – Наташа пошла в зал, но при выходе из кухни, остановилась и повернулась к поварам и остальному персоналу:

– Забыла. Если придет Никита или мымра его, скажите, что сожгли книгу.

– Какую? – переглянулись ребята.

– Ой, по уголовному праву, что ли, – зачастила Наташа. – Все, сожгли и все, все!

Вернувшись в зал, девушка первым делом посмотрела на компанию Никиты. Все было по-прежнему. Александр стоял как маленький ребенок перед родителями, держал себя довольно скромно, поза была его закрытой, и явное неодобрение происходящего читалась на его безобразном лице. В креслах, смеясь, все так же сидели Никита и Катя. Максим сидел рядом, как будто спал, раскинув руки по всему креслу и запрокинув голову. Ему, скорее всего, вся эта история была неинтересна или, возможно, причина его спокойствия была скрыта в той выкуренной папироске, на которую даже никто не обратил внимания.

Наташа старалась пройти так, чтобы они ее не заметили и, в конце концов, подойти к остальным посетителям. Тем более их было не так много. Ранее уведомленные Наташиной ложью о мнимом закрытии кафе, уже покинули помещение.

«Все! Дело сделано, – подумала Наташа, когда закончила, – что ж прямо сейчас покидать это гиблое место? Демонстративно?»

– Наташа, красотка, иди-ка сюда, милая, – прервал ее суждения Данилин.

– Прекрати называть ее красоткой, дорогой и милой! Ничего вообще, что я тут? – возмущенным шепотом сказал Гришина Никите на ухо.

Тот игриво взял ее за подбородок и ответил:

– Да, прекрати, любимая. Это ж все стеб. Ты ж сама понимаешь, что она не красотка, да и лучше тебя в мире нет. А девке-то приятно, шевелится от этого быстрее, – и Данилин поцеловал Гришину в намазанные губы блеском, и от вида этого смачного поцелуя могло вырвать даже того человека, у которого пару дней как пустой желудок!