– Странный ты человек, – говорил Данилин Саше. – Слишком положителен. И учишься отлично. Ты отвратителен многим преподам, но куда деваться, если ты один из самых активных, что касается учебы и самый сообразительный – ставят тебе заслуженные трудом оценки. Матом не ругаешься, умно говоришь, не пьешь, не куришь….

– Да он даже не пробовал, – перебила его Катя.

– Да, да, именно. Не пробовал даже, – Данилин нащупывал нить высказываемой ранее мысли и продолжал, – вот волнуешься за то, что опаздываешь домой к ужину, переживаешь за бабку!

– Бабушку, – поправил Александр.

Никто словно не обратил внимания на эту поправку.

– Честно сказать, я никогда не встречал таких людей. Во всем чтобы хороши. Прямо святые! Но, когда слышал о подобных, мне всегда казалось, что они жрут в потемках полусгнившие человеческие трупы. Ну не может существовать такой человек в мире! Даже в монастырях черте что творится….У такого человека или тайное хобби есть, о котором никто не знает, совершенно жуткое, противное или он в мыслях держит такие (!) фантазии, что мало не покажется!

Александр безмолвно слушал все эти рассуждения, вдруг нахлынувшие на Данилина.

– Ты-то надеюсь, не расчленяешь и не ешь трупы? – спросил он Сашу.

Александр не ожидал, что сейчас резко последует вопрос, не сразу услышал его. В отзвуках опьянения, вопрос Данилина дошел до Александра эхом, и он просто ответил:

–Нет.

– Да я так и думал, в принципе. Может ты маньяк какой-нибудь? Вытащишь нож, покромсаешь тут всех на мелкие куски, разукрасишь нашими останками все стены, а?

И Данилин, словно опасаясь, что подозрения его могут иметь место, позвал Влада, чтобы удостовериться, нет ли у Александра при себе какого-нибудь оружия. Охранник обыскал все детали скромной, старой одежды Александра, каждый уголочек и кармашек и сказал, что при себе у него не то, что оружия, а вообще кроме себя самого ничего нет.

– Это хорошо, что ничего. А то мало ли, – сказал Данилин. – Что– то я сегодня совсем не предусмотрителен!

– Ага. В любой момент может быть состояние эффекта, если он пьет первый раз, – хотел сумничать повеселевший Максим.

Гришина закатила глаза.

– Почти верно, Макс. Состояние аффекта может явиться эффектом его алкогольного дебюта, – довольная собой сказала она. Королева города, как ее назвал Никита.

Максим, поняв, что где-то оконфузился, сказал, что просто пошутил.

Откуда они взяли этого парня? Не слишком ли он прост для них? Не особо разговорчивый, постоянно поддакивающий как попугай на плече, с яркими замашками потребителя (за вечер он пил как в последний раз и курил как перед смертью), делающий ошибки в элементарных словах! Как он мог оказаться в их компании, если они ее так превозносили, что, казалось, сами ангелы должны выпрашивать у них место на облаках?

Да всё, скорее всего, проще, чем мы можем думать. Вероятно, это сын друга друга отца или друг товарища подруги и тому подобное. Вот и пригрелся. А таким людям, как Данилин и Гришина нужны слабохарактерные, поддакивающие товарищи глупее их самих, чтобы чувствовать свое превосходство, свою власть! Как говорят, что в семье не без урода, так и в компании не без идиота! Вряд ли бы Данилин и Гришина приехали бы сюда, зная зачем, с какой-либо важной для них персоной, ведь все же они понимали, что поведение их не совсем разумно, но тщеславие выступало подстрекателем и не могло смириться с таким, как им казалось, дерзким неуважением.

– Господа, пожалуйста, я прошу Вас, проявите милосердие. Не ко мне, а к моей бабушке, Анне Владимировне! Если я в скорейшем времени не вернусь домой, я боюсь, что ей станет плохо, – совсем отчаялся Александр. – У меня ведь даже и телефона нет.

– Значит, будет тебе двойным наказанием. Все-таки, я хорошо придумала, – ответила Гришина.

– Пей еще, скоро все проблемы отойдут на второй план. – добавил Никита.

– Я не хочу…я ..не..могу! Простите! – Александр снова пытался встать. – Мне нужно домой…домой…– повторял он.

Далее ситуация предстала для Александра туманом в дальнейших воспоминаниях об обстоятельствах этого вечера. Первым поднялся с места Данилин, далее, словно увидев твердое намерение в его взгляде, Гришина последовала за ним. Они схватили Александра за руки, позабыв о брезгливости, опьяненные ромом и жаждой расправы, насильно посадили его на место. Все слова, которые они говорили, пролетали мимо Александра, он слышал их, но не понимал значения. Ему тогда казалось, что он попал в руки чертей, которые говорят на незнакомом ему, неземном языке. Лица Никиты и Кати изменились, исказились от хмеля и жестокости. Они открывали силой рот Александру, вливали туда водку, ром, заставляли грызть лед, обливали шампанским. Александр то плевался, то инстинктивно глотал то, что было у него во рту, но не мог сказать ни слова. Все лицо его ломило от боли, он не мог никак вырваться: сила ярости намного больше обыкновенной физической силы, и Александру приходилось делать то, что он делал – повиноваться.

Максим все курил свою папиросу, но не смеялся. Просто наблюдал.

Наташа от ужаса закрыла рот рукой. Влад заламывал себе пальцы. Услышав стоны Александра и звуки невнятной борьбы, весь персонал сбежался посмотреть на то, что происходило в тот вечер. Им было и любопытно, и противно одновременно. Никто не знал, что делать. Бежать на помощь Александру? Влад был достаточно силен, чтобы остановить происходящий кошмар, но весьма боязлив, чтобы сделать это, так боялся лишиться работы, которая ему сейчас была необходима. Наташа, в свою очередь, осмелилась в тот момент, когда поняла, что дело приняло категорию крайностей, позвонить хозяину кафе, но, к большому сожалению, его телефон был выключен.

Никому неизвестно, кроме тех, кто присутствовал в то время в кафе «Закат», сколько продолжалась сцена, когда Данилин и Гришина под негласное одобрение Максима совершали свои злодеяния. Не знаю, как пришло в голову Гришиной отомстить Александру именно таким образом, но мало ему не показалось. Когда, от безысходности и насилия, последняя капля водки была им выпита, когда последняя капля спиртного помочила его безобразное лицо, истязания прекратились. Сильно жгло во рту. Вместо гортани Александр чувствовал раскаленный шершавый кусок железа, который доставлял ему боль и неприятные ощущения при глотании. Болело лицо и мышцы шеи, рук оттого, что он оказывал сопротивление. От сильных психологических напряжений, Александру показалось, что он совсем трезв, однако, спустя некоторое время алкоголь взял свое и первый раз в жизни, попробовав спиртное таким жутким способом, Александр, кажется, абсолютно не мог стоять на ногах.

– Всё, урод, хватит с тебя! – удовлетворенно выдохнула Гришина. – Я б не советовала тебе больше соваться в наш институт. Нужно было раньше вышвырнуть тебя. Не знаю, что мы терпели до пятого курса?

– Мнеее….нужно ….домой, – словно заколдованный одним желанием повторял Александр.

– Наташ, принеси нам еще рома и отпусти этого придурка домой! – скомандовал Данилин.

Как между двух огней, как меж двух раскаленных лав, между своими чувствами, принципами и невозможностью что-то сделать, бессилием. Ужасное чувство! А что сделать им? Всему персоналу кафе? Да если позвонили бы в полицию, то увидев Данилина, сказали бы, чтобы с ним разбирался отец – все в городе их знали, всю семью и лиц, к ним приближенных. Лишний раз никто не смел лезть. Отец Никиты был прокурором города, и страх перед ним самим и его сыном был понятен. Жаль только то, что Михаил Юрьевич Данилин не верил слухам о сыне, а даже если слухи подтверждались несокрушимыми фактами, то защищал Никиту, ссылаясь на молодость и легкомысленность. Быть может, потом, уже дома, Михаил Юрьевич и выражал свое недовольство поведением сына, однако, внешне результат не был заметен.

Насильно выпитая водка, хоть и не вся, давала знать о себе все настойчивее. Александр пытался совладать с этим процессом, прийти в привычное и удобное для себя состояние, но мало, что получалось. Еле ковыляя, и так от природы имея странную походку, Саша шел к двери, волоча свою осеннюю куртку в руке. Предметы крутились вокруг него, и хоть сознание было на месте, тело отказывалось слушаться. Губы говорили сами, ноги шли в другую сторону, руки отяжелели. Можно предположить, что если бы Александр был в веселом расположении духа, и его бы не угнетала ситуация, не тревожило то, что нужно скорее вернуться домой, то спиртное повлияло на него совсем иначе. Он стал бы весел, все проблемы могли улетучиться, он забыл бы о своем уродстве, и стал вести себя невероятно глупо и смешно. Но ввиду сложившихся обстоятельств, Александр соображал все; все проблемы приобрели большую значимость, а тело как будто замерзло.