Квартира Лэма оказалась небольшой, очень уютной, но так не похожей на то, к чему Дорис привыкла с детства. Финская мебель светлого дерева нравилась ей своей элегантной простотой, но она не могла забыть об очаровании старомодных комодов и кресел.

Теперешняя жизнь радовала Дорис своей насыщенностью. Новая работа требовала ответственного к ней отношения и одновременно стимулировала.

Не ставя такой цели, за каких-нибудь две недели Дорис привлекла всеобщее внимание. Одни ее обожали, другие ей завидовали. Но даже противники признавали незаурядный ум молодой женщины, которая, безукоризненно владея собой, все свободное время была готова отдать любимой науке. Но Дорис не могла не признаться самой себе, что под внешностью роковой женщины скрывались терзания, сродни мазохистским. Никто, из знающих ее, в это никогда бы не поверил. Дорис корила себя за то, что так и не смогла порвать с прошлым. Мысли о том, что происходит между Брюсом и этой разодетой куклой Милдред, волновали ее. Она ежеминутно задавала себе загадку: любовники они или нет? И тут же убежденно отвечала: конечно, любовники! Она представляла себе, как руки Брюса касаются этой… а может быть, еще какой-то ей неизвестной женщины, и ее бросало в жар. Дорис проклинала Брюса больше всего за то, что он сумел затронуть ту заповедную часть ее души, которая управляла страстями.

Была ли Милдред матерью Пола? Мысленным взором пыталась Дорис найти в лице мальчика черты, схожие с так не понравившейся ей женщиной. Но тот был точной копией отца.

Сейчас рядом с ней на диване лежало недочитанное письмо Патрика. Оптимизм и энтузиазм его были просто поразительными, но не трогали Дорис.

Пока она успела прочитать только половину густо исписанных страниц и, прервав чтение, представила себе старую усадьбу. Да, она любила ее и будет любить прежде всего за то, что та стала для нее символом недолгой жизни в сказке. Новая прагматичная Дорис понимала, что нынешняя реальность привлекательнее минувшей сказки.

Скользя глазам по строкам, она вдруг наткнулась на один абзац, который немедленно вызвал у нее неосознанную тревогу. Она перечитала фразу раз, потом другой, потом третий. Нет! Гнев и смущение захлестнули Дорис. Не может и не должно быть, чтобы фонд «Патриция» имел какое-либо отношение к Брюсу Кейпшоу! Она перечитала злосчастный абзац еще раз – причастность Брюса к ее судьбе и на этом отрезке ее жизни была очевидной, да и Патрик писал об этом, как о хорошо известном ей факте.

Благотворительный фонд, который выделил средства на ее научную работу, оказался напрямую связан с корпорацией Кейпшоу. Дорис вскочила и непрочитанные страницы ненужного больше письма веером разлетелись по полу. Получалось, что он платил ей! Какой хитроумный план – она опять должна была чувствовать себя ему обязанной.

Лучше голодать, думала в отчаянии Дорис. Подлый, нечестный… Слезы обиды полились из ее глаз. Она попыталась стряхнуть их кончиками пальцев дрожавшими от нервного напряжения.

Какое наслаждение получала она от работы! Как радовалась, когда фонд «Патриция» выразил согласие финансировать исследования, которые она находила важными и интересными! И вот теперь от всего этого ей придется отказаться. Дорис стала сомневаться в искренности представителей фонда, которые с таким энтузиазмом обсуждали с ней главный проект: организацию консультаций для женщин, выданных замуж насильно, а также для тех из них, кто решился на развод, придя в отчаяние от бесцельной жизни.

Все это на поверку выходило происками их патрона. Нет, Брюс никогда не будет ее благодетелем! Зубы ее даже заскрежетали от возмущения, вызванного подобными мыслями. Смяв в комок ни в чем не повинный листок бумаги, она выбросила его. Еще совсем недавно она так радовалась, что жизнь ее устроилась, она ни от кого не зависит, и благодарила за это судьбу. Какой же наивной идиоткой она оказалась! Неужели Брюс рассчитывал на ее благодарность, выраженную особым способом? Она решила встретиться с ним и объяснить, куда он может послать свою стипендию.

Вряд ли кто-нибудь из ее коллег узнал бы свою знакомую с загадочной улыбкой на красивых губах в этой взъерошенной молодой женщине, которая нетерпеливо стучала в дверь так хорошо ей знакомого дома. С губ ее срывались проклятия, потому что никто не спешил открывать.

Она занесла руку, чтобы стукнуть в очередной раз, но тут дверь отворилась. В проеме возник Брюс в старых джинсах и с полотенцем на шее. На Дорис он глянул с притворным удивлением.

– Хочу заметить, что большинство людей, когда они стоят с открытым ртом, выглядят глупо, но вы и в таком виде привлекательны. – Он явно ерничал, но слова его были пропитаны чувственностью.

Рот Дорис закрылся с вполне различимым хлопком. Все ее отрепетированные обличительные речи вмиг улетучились. Ей почему-то казалось, что для того, чтобы пробиться к Брюсу, ей придется преодолеть ряды ливрейных лакеев. Но вот он стоял перед ней, да еще в таком затрапезном виде. Его торс, мощный и мускулистый, был почти коричневым от загара. Полоска курчавых темных волос пересекала грудь и убегала под пояс брюк. Дорис казалось, что она слышит свое прерывистое дыхание. Ее вдруг пронзило такое острое желание, что она потеряла ориентировку в пространстве и времени, как бы раздвоилась. Одна часть ее еще сохраняла способность рассуждать, а другая – только чувствовать. Причем вторая явно преобладала над первой. Когда, к ее великой радости, между этими частями установился некий баланс и она обрела вновь возможность говорить, то изрекла:

– Думаю, что вы удивлены моим появлением здесь. – Она облегченно вздохнула и постаралась зафиксировать свой взгляд на чем-нибудь более безопасном, чем его грудь. Но даже от вида его босых ног у нее засосало под ложечкой.

– Вообще-то о вашем появлении мне сообщил охранник. Он следил за вами, как только вы появились на аллее.

– Значит, таким образом вы отсеиваете нежелательных визитеров?

– Только некоторых из них, – поправил ее Брюс. – Заходите, заходите, очень желанная «нежелательная визитерка». Увидев вас издалека, я подумал, что же это за прекрасная девушка прибыла к нам по какому-то срочному и, очевидно, важному делу?

Какая странная у меня роль, подумала Дорис, гостья в своем собственном доме! Он тоже наверняка понимает мое положение… Мысль о том, что ей больше не жить в Блэквуде, как ни странно, легче воспринималась вдали от Брюса.

Оказалось, что он осуществил на практике все то, о чем она только мечтала. Правда, она чувствовала себя лучше, если бы его вкус больше отличался от ее собственного. Но придраться было не к чему.

– У вас вид, как после марафонского забега. – Брюс внимательно изучал лицо Дорис, ее огненные кудри и пылающие щеки.

– Я пришла к вам вовсе не с визитом, – чуть было не закричала Дорис, поворачиваясь к нему лицом. – Я по поводу фонда «Патриция»! – Название она почти выплюнула. Но ее выпад не обескуражил и не смутил Брюса. Как она и предполагала, его брови, особенно одна, поползли вверх, но он невозмутимо принялся вытирать полотенцем все еще мокрые волосы.

– Итак, я слушаю вас. Какие у вас претензии к фонду?

– Только не говорите, что вы не слышали этого названия! – Она победно усмехнулась. По плечу Брюса катилась серебристая капелька воды, и глаза Дорис следили за ее бегом по бархатистой загорелой коже. Горло ее почему-то свела судорога, и она с большим трудом отвела глаза.

– Я и не стану утверждать этого, – ответил он.

Дорис представила, как она запускает пальцы в его густые еще более темные от влаги волосы, и невольно вздрогнула от предвкушаемого удовольствия. Все это произошло очень быстро, но когда глаза их встретились, Дорис поняла, что Брюс догадался о ее мыслях. Его глаза стали сродни океанской волне и манили в свою глубину.

– Значит, вы не отказываетесь, что этот фонд принадлежит вам? – охрипшим голосом спросила Дорис.

– Фонд создан для благотворительных целей, – уточнил Брюс, но не стал отрицать, что на первых порах инициатива исходила от его компании. – Я не участвую в его повседневной деятельности, – подчеркнул он, – я только настаиваю, чтобы стипендиаты вели исследования, совпадающие с профилем деятельности корпорации Кейпшоу. Если вас интересуют подробности, я могу дать вам адрес, по которому следует сделать запрос.