Вечером, спрятавшись со своей старенькой Волгой в лесопосадке,  я в бинокль наблюдала жизнь цыганского поселка. Подъезжали автомобили, выгружались  увесистые  черноволосые мужчины и женщины,  заносили в дома пакеты и мешки, что то  оживленно обсуждая.  Собаки флегматично  бродили сами по себе, никому не мешая и никого особенно не выделяя, казалось собачье и человечье племя существуют сами по себе в своих матрицах. Остановился автобус, из него вылезли цыганки, которых я часто видела на “пятачке”, так называлась горожанами  небольшая  площадь около городского сквера.

“Люди как люди,  возвращаются с работы, только вот их  работа почему то  тесно связана с вредом ближнему,” подумала я, разглядывая   смуглые лица.

 В интересующий меня дом с красной крышей  вразвалку направилась толстая цыганка средних лет, в кожаной куртке нараспашку и  в синей с золотой каймой сборчатой юбке. Навстречу ей вышла старая  низкорослая женщина с седыми косами  и обе скрылись за дверью.

 Понемногу поселок стал затихать, группы  людей стоявших на улце разбрелись по домам, а я терпеливо ждала.

Когда наступила ночь, я вытащила припасенную  канистру бензина,  сунула в карман  пару кусков  вареной колбасы и отправилась к дому с красной крышей.  Залаяла  и подбежала с грозным видом  белая собака. Я достала кусок колбасы поводила перед  смутно видным носом,  собака принюхалась и колбаса полетела ей в пасть.

Она проводила меня  без лая до самых ворот,  в благодарность за молчание я ей бросила еще кусок.

 Я свободно прошла через незапертые сломанные ворота, поставила канистру у входной двери и медленно обогнула  дом. Свет горел только в одной задней  комнате. Я  осторожно заглянула. в  маленькое окно.

. Через  редкую ситцевую занавеску было видно  толстую цыганку в синей юбке,  она  укладывала  многочисленные  одинаковые  пакеты с белым содержимым  в коробку. Комната выглядела  как обычная деревенская: на стенах ковры, полированный  стол,  старомодный сервант.  Вдруг цыганка подняла голову и посмотрела прямо на меня.

 Я отпрянула от окна. Она меня не могла увидеть через занавеску, но видимо  что то услышала.  Согнувшись,  я  продолжала красться, надеясь найти дверь на задний двор, как это часто бывает в деревенских домах. Но дверь отсутствовала и обойдя дом, я вернулась к входной.

 Приникла ухом, прислушалась, все было тихо.

 Осторожно подергав дверь, я просунула нож, подцепила ножом щеколду, открыла и зашла в темный коридор. Половицы предательски скрипнули. Черт, надо действовать быстро. Я распахнула дверь, из под которой пробивался свет  и бросилась на  толстую цыганку. От  неожиданной атаки, та свалилась мешком под мной.

–Где девочка?– спросила я ее.

–Девочка? Какая девочка?– зaвизжала она и  обхватила мою шею, пытаясь сдавить.  Я ударила цыганку рукоятью ножа в скулу. Она взвизгнула:

–Ай! Не бей!

Я кольнула лезвием в ее щеку.

–Где девочка?

–Какая девочка?!

Я кольнула сильней.

 -Василий знает!– вскрикнула цыганка.

–Где его найти?

 -На пятачке торгует. Он тебя убьет!

 И вдруг заорала  какие то слова на своем языке  во весь голос.

Я  ударила  ее  рукоятью вновь уже  изо всех сил и по голове. Она замолчала и обмякла.

 Послышалось шуршание, старая цыганка  в розовой ночной рубашке  показалась в проеме с Макаровым в  морщинистой руке. Я упала на ковер, перекатилась  и пулей вынесло стекло в серванте.

Лежа, с пола  метнула нож в старуху, он попал ей точно под сердце. Та свалилась  бесформенной  розовой грудой.

 Густой запах крови повис в комнате, а по  напольному ковру расползались  красные  пятна.  Меня затошнило и хотелось убежать, но  я  сжав зубы, выдернула  свой нож, обтерла об   розовую рубашку убитой старухи и сжимая его в руке, вышла из дома за канистрой. Я была готова к нападению.

Вокруг по прежнему  стояла тишина, никто  в поселке так и не услышал шума, возможно благодаря увешанными коврами стенам.

 Я  принесла и открыла канистру, щедро наплескала на дверь, полила мебель, ковры, На кухне нашла трехлитровую  бутыль подсолнечного масла, и тщательно промочила одежду, найденные полотенца, бросая их тут же на полу.  Закончив обливать, я  открыла дверь настежь, смяла газету, чиркнула зажигалкой и бросила в груду промасленных тряпок в коридоре. Взметнулся  ослепительный столб огня, я рванула,  что было силы  прочь из дома к лесопосадке.

Завела машину и не включая свет, тихо выехала из за кустов на дорогу. В зеркало мне было видно зарево  бушующего пожара, а  поднявшийся ветер определенно стал моим помощником. Дорога оказалась пустынной, я включила фары и поехала в Нижнеярск.

* * *

Мое сознание фиксировало все, но не было ни единой эмоции после убийства. Ни радости ни сожаления о погибших, только  упадок сил и страшная  усталость.

Руки мои и одежда все пропахло бензином и мне очень хотелось переодеться,  а лучше принять душ. Но будем обходиться тем что есть. Неподалеку от остановки Лесной институт я  припарковалась в ближайшем дворе между двумя микроавтобусами,  обтерла руки и лицо влажными салфетками, перелезла на заднее сиденье, с головой укрылась дедовым пледом  и крепко уснула.

Разбудили меня громкие голоса совсем рядом. Я высунулась из под пледа и увидела в сером утреннем окне, толстый зад обтянутый синими джинсами  водителя, который лез в этот момент в микроавтобус.

 Нижнеярцы встречали новое утро, выходили из дома и спешили с мрачным видом кто к своему транспорту, кто на остановку.Мне нужно было срочно  сделать много дел, от естественных надобностей до поесть. Дикий голод мучил меня с момента пробуждения.

Дождавшись когда стало тихо, я вылезла из машины и отправилась в ближайшие кусты. Оттуда прямо в лес,  никем не замеченная  к моему единственному теперь убежищу. По росистой траве я пробиралась по лесу, наслаждаясь  мирным утром.

В землянке по прежнему царили тишина  и спокойствие,  я в нее возвращалась  с радостью словно  к себе домой.  На полу стояла большая бутыль с  питьевой водой. На полке  рядком  выстроились консервы сайра, скумбрия, килька,  в  трех стеклянных банках запас крупы, галеты и пряники. По полу метнулся какой то зверек, я открыла  ему дверь и он выскочил прочь.

 Я хмыкнула, вот такая я дочка архитектора, и это моя нынешняя  экологическая квартира.

 Умылась с мылом у ручья, потерев руки галькой, переоделась в просторные мешковатые штаны и футболку. Спортивный костюм пахнущий бензином  я сунула в печку, положила дров и подожгла. Закипел чайник на плите, я заварила чай, бросив туда дикой мяты,  открыла банку сайры,  достала из банки галеты. Прихлебывая ароматную горьковатую жидкость  из высокой походной кружки, стала составлять план.

 -Если бы ты был здесь,– обращалась я к Саше вполголоса, глядя в темный верхний угол землянки:

  -ты бы наверное сказал, расстрелять всех сволочей за раз. Но я одна, у меня никого не осталось, на меня  наверное скоро выйдут. Мне надо быть хитрой, Саня.

Покончив с чаепитием, я вышла из землянки. Завалив дверь хворостом. и припорошив ветками вокруг  для придания нежилого вида,  отправилась обратно в город к своему автомобилю. Через  час я уже ехала  по улицам Нижнеярска по направлению к  магазину секонд хэнд. Там мной были приобретены  длинное темное платье в мелкий цветочке, серую кофту, широкую юбку и к ней  черную кофту в складку на животе для беременных, черный же платок, яркий красный сарафан,  поношенную соломенную шляпу. В магазине театральных принадлежностей я купила коробку грима,  жидкий латекс и кисточку для создания морщин, жидкость для снятия грима и два парика седой и платиновый блонд.

Когда я загружала свою маскировку в машину, я почувствовала, что это именно то что мне надо.

Теперь меня точно не найдут.

* * *

В цыганском поселке  чумазые ребятишки лазили по останкам сгоревших  домов. Версии множились, обитатели обсуждали каждую,  прибавляя от себя  цветистые подробности.