Я уже собралась выехать на дорогу,  как увидела  знакомый красный Форд Фокус тот самый,  что из цыганского двора в Круглово. Он пронесся на огромной скорости к Нижнеярску.  “Зашевелились сволочи”,  усмехнулась  я и  подождав немного, выехала   в противоположном направлении к федеральной трассе.

 Я со злорадством представляла их физиономии, когда увидели труп хозяйки и пустую подстилку.

  Телефон я обтерла  влажной салфеткой  и  на ходу швырнула в проносившиеся мимо кусты.

Я ехала, пела детские песни  и рассказывала сказки, чтобы не заорать от перенапряжения.

  Дед плачет, баба плачет, а курочка ряба кудахчет:

 Бросив взгляд на  Юльку, я увидела, что она  исподлобья  косится на меня.

 “Она меня забыла”, горько заплакал тоненький голосок в моей душе.

Проглотив ком, я продолжила рассказывать сказку, высматривая  боковую дорогу с трассы

Я съехала  у   поворота на деревню Дубки.  Мне понравилось название, да и пустынная  дорога  производила приятное впечатление, хотя была обсажена не дубами, а  высокими тополями.

Достав влажные салфетки, осторожно  прикоснулась к  Юлькиной исхудавшей ручке. Она закрыла глаза и и губы искривились в ожидании боли.

 -Юлечка, я мама твоя. Я так долго искала тебя,–  говорила я ей, обливаясь слезами и обтирая своего бедного ребенка.

 -Юлечка, солнышко, ты  теперь всегда будешь со мной.

Оттирался слой грязи и проявлялись синяки разного возраста от свежих темных, до желтых разводами.

Что же эти суки делали с моим ребенком.

 Я напоила дочь  теплым яблочным соком и мы двинулись снова  в путь. Когда совсем стемнело, я решила остановиться на отдых в  придорожной лесопосадке.

 Я баюкала свою девочку на руках под ночными звездами и молилась, чтобы она пришла в себя.

Юлька не показывала никаких признаков, что узнает меня,  но хоть не отталкивала, это уже было очень важно.

 Весь следующий день мы ехали. Я выгребла всю мелочь и потратила последние деньги на бензин. Еды у нас не было, я поила Юльку только водой, обещая ей самые вкусные конфеты, мандарины и шоколадки. Она молча слушала меня, а ее  осунувшееся личико не выражало никаких эмоций.

В Тамбов мы попали  к вечеру. Я из багажника достала  записную книжку деда  с адресом Татьяны Борисовой в девичестве Кушкиной и атлас дорог России.

 На последних каплях бензина мы доехали до трехэтажного кирпичного дома довоенной постройки на окраине  Я  медленно поднялась на  третий этаж, держа Юльку на руках, позвонила в дверь,

–Кто там? раздался  голос.

–Тетя Таня, это я Алена Кушкина дочь Николая.

– Алена? удивленно спросили за дверью.

Задвигались замки и  высокая   худощавая женщина с короткой стрижкой темных волос и с  папиными глазами, одетая в бордовый  флисовый халат вопросительно  уставилась на меня.

–Здравствуйте тетя Таня,–  сказала я женщине с такими родными глазами -Мой папа Николай Кушкин, умер, я осталась одна. А это моя дочка Юля. Можно зайти?

Через пять минут я сидела за столом и поила дочку молоком, а потом, когда она уснула, прижимала ее к себе и наотрез отказываясь положить на кровать.

Я тряслась и рыдала.

Тетя Таня налила мне  и себе коньяка в граненые рюмки, придвинула ко мне тарелку с ветчиной. Я выпила залпом и стала рассказывать, видя как расширяются глаза тети Тани.

Я ела все,  что тетя Таня поставила на стол: холодную картошку, малосольные огурцы, ветчину, всхлипывала, рассказывала опять. Снова  ела, плакала, потом откладывала вилку и продолжала рассказывать.

Папины глаза  напротив грели мне душу.

Конечно я опустила в своем рассказе многое. Оставила самое главное. Отец погиб, дочь была похищена, я отдала две квартиры,  самостоятельно нашла ее и теперь нам некуда бежать.

 -Оставайся у меня Алена, решительно  ответила тетя Таня. Я одна живу, да не плачь ты,  давай тебе ванну наберу,  помоешь девочку.

 Когда я бережно опустила свою дочку в ванну,  она закричала тоненьким голосом. Но я с ней говорила нежно,  как только могла и мылила ее не мочалкой а собственной рукой, боясь повредить кожу,    и она мне наверное поверила.

Юлька после мытья уснула крепко, а я не могла успокоиться.  Мой организм требовал бежать, мстить и не хотел понять что все уже кончено.

* * *

    Юльку обследовали у врачей в том числе и гинеколога, к счастью она не была изнасилована, хотя  физические издевательства нанесли ей большую травму. Видимо ее держали до особых распоряжений. Я даже боюсь подумать, что ей было уготовано мучителями.

 На третий день пребывания у тети Тани,  когда я обняв  малышку сидела и рассказывала, как она ловила кузнечиков, Юлька  прошептала “мама”. Я замерла, а потом оказалось,  что слез у меня очень много, просто больше не бывает.

Мы стали  посещать детского психолога и Юля  постепенно стала восстанавливаться  и  произносить некоторые слова.

В Нижнеярск я больше не вернусь, для них всех я умерла. Я привезла  с сбой  в багажнике все  свои личные вещи и документы: паспорт, свой школьный аттестат, диплом из художки, Юлькино свидетельство о рождении.

В Тамбове у меня даже нашлась работа учительницей  рисования в интернате для детей сирот.  Хотя зарплата мизерная, но мне понравилось работать с детьми.

 Иногда я привожу туда Юльку, в окружении других детей она расцветает,  улыбается и моментально  заводит подруг, хотя говорит пока плохо.

Тетя Таня водит  дочку на плавание и  и в детский театр, они сдружились и мне порой кажется,  что Юлька больше тянется к тете, а не ко мне.

 Я вспоминаю мою лесную землянку так щедро подаренную Саней,  как будто он все предугадал.

  В душе конечно понимаю,  что ее обнаружат в любой момент, может найдет лесник или случайные грибники. Там ничего ценного не осталось, кроме  нескольких банок консервов с распродажи да пластмассовой мебели,  но это было единственное  убежище, которое у меня не отобрали люди.

   В настоящем, я  учу детей в тамбовском интернате штриховать тени и полутени, а сама все чаще думаю скопить денег  и  построить  где нибудь в брошенной деревне  надежный дом с  бетонным подвалом для припасов и оружия.

Я чувствую, что  нынешняя тишина и беспечность мне даны  только как  передышка.  Крысы всегда в поиске поживы, они меня найдут, не эти так другие.

 Василий кажется  был сын  поселкового барона, да и  в доме сгорело большое количество наркотиков. Что если кто то уже вышел на мой след?

Тетя Таня иногда странно на меня посматривает, и часто заводит разговор,  что девочке  жизнь  отшельника ни к чему, ей нужно учиться в школе среди сверстников, потом получать  высшее образование, выходить замуж. А мне надо отдохнуть, подлечить нервы в санатории.

 Я улыбаюсь наивной тете, я с ней не буду спорить, но знаю, что  в крепком доме  с надежным оружием ни меня,  ни  моего ребенка, они не получат.

Отдельно взятая жизнь

третья часть

* * *

Я смотрела из окна  на облетевшие клены, холодный асфальт припорошенный снегом, почерневший от городской грязи лед в лужах и прочие  приметы  наступившей  зимы.  Горожане одетые  преимущественно в темные расцветки курток и пуховиков,  спешили по делам, выпуская облачки пара.

Я  провожала их взглядом, наслаждаясь тем, что я  не в этой  суровой толпе, мороз не жжет мои щеки  и мне  на работу сегодня только к 10:15 утра.

 Не  спеша  отхлебывая  горячий черный кофе из белой чашки, я разглядывала из за тюлевой занавески начало трудового декабрьского  утра в Тамбове.

 Подумать только, прошло целых пять лет,  с момента когда я нежданно негаданно  ввалилась с изможденной Юлькой  на руках к тете Тане.

 Мы так и прижились у папиной сестры и отлично существовали вместе в трехкомнатной  квартире, расположенной   в старом доме довоенной постройки на окраине Тамбова.

  Я отпаивала мою дочь бульонами, соками и йогуртами, делала для нее  всевозможные пюре, бережно массажировала маленькое тельце. Моя драгоценная Юлька прошла  длительную психологическую и физическую реабилитацию, получила море любви  и ласки от меня и тети Тани и  в школу она уже пошла,  уверенной в себе веселой девочкой какой и была от рождения.