А он задолжал их жене очень не мало.

Лондон выглядел бурым и серым. В этот вечереющий день позднего октября все краски городской палитры казались поблекшими, отчего шелушащиеся, красные с белым перила моста Блэкфрайарз поражали своим праздничным и даже фривольным видом. Внизу под ногами Дуга тошнотворно пенились воды Темзы, сточно-коричневые, с легким намеком на Джойсову сопливую зелень. Собирался дождь, впрочем, он собирался уже полчаса, с той самой минуты, как поезд изрыгнул Дуга на Юстонском вокзале. Подземкой, совершенно ему не знакомой, Дуг добрался до станции «Блэкфрайарз». Сначала его запутало ветвление Северной линии на «Юстон», затем совершенно двусмысленные отношения между станциями «Бэнк» и «Монумент», одновременно и казавшимися, и не казавшимися реальным пересечением разных веток. И вот он стоял на мосту, немного ошеломленный, обхвативший себя покрытыми гусиной кожей руками, ибо хоть от воды и дуло неистово, о том, чтобы напялить в этот важнейший вечер блейзер «Кинг-Уильямс», не могло быть и речи.

Время близилось к четырем тридцати, смеркалось быстро. Призрачные, смутные громады несчетных бруталистских башен с окнами офисов, испещренными квадратами и полосками резкого неонового света, делали облик города еще более чуждым и менее гостеприимным — бетонной энциклопедией потаенных историй, непостижимых осколков скрытой жизни. Дуг сообразил, что самое высокое на Южном берегу здание, безобразная симфония бурых пятен, грубо выпирающая над другими строениями, напоминая слепленную из экскрементов скульптуру, это, скорее всего, и есть башня «Кингз-Рич», конечная цель его поездки. То и дело толкаемый пораньше улизнувшими с работы жителями пригородов, секомый густым дождем и беспорядочными, мстительно налетающими от грязной воды порывами ветра, он тяжело потащился к другому концу моста. И с каждым шагом дурные предчувствия замедляли его продвижение.

Башня «Кингз-Рич», по-видимому, служила пристанищем великому множеству печатных изданий. В дымчатых окнах ее красовались увеличенные обложки «Женщины и дома», «Любительской фотографии», «ТВ-таймс» и «Женского еженедельника». Табличка «НМЭ» отсутствовала, однако, когда Дуг обратился к сидевшему за убогим столиком швейцару в форменной одежде, сильно смахивающему на младшего портье двузвездного отеля, тот быстро закивал.

— Двадцать четвертый этаж, — сказал швейцар и махнул рукой в сторону лифтов.

Минуту-другую Дуг неловко мялся у их дверей — пока в вестибюль не вошла с улицы коренастая блондинка лет двадцати с лишком, обменявшаяся веселыми приветствиями со швейцаром, у которого она явно состояла в любимицах. Затем женщина присоединилась к Дугу, нажала на одну из кнопок — и Дуг сообразил, что этого-то он сделать и не додумался. Начало не из лучших.

— Куда? — спросила женщина, войдя с Дугом в лифт.

— Двадцать четвертый, пожалуйста.

— И мне туда же. — Она улыбнулась и на миг задержала на нем взгляд.

— «НМЭ»? — с надеждой осведомился Дуг.

— О боже, нет. «Лошадь и гончая». Далеко не так шикарно. — У нее был резкий выговор уроженки Центральных графств. — Вы что же, печатаетесь у них?

— Ну, я… наверное, меня можно назвать чем-то вроде провинциального автора.

— Вот умора-то. А скажите — вам нравится панк-рок?

Акцент, с которым она задала этот вопрос, показался Дугу совсем уж смешным, он с трудом подавил улыбку.

— Кое-что. Я его помногу не слушал. В общем-то, Бирмингем он пока не завоевал.

— Бирмингем! Боже, какая прелесть! Здесь-то на Кингз-роуд они все время толкутся. Панк-рокеры и так далее. Жуть до чего интересно.

— Да, наверное.

Разговор прервался. Лифт остановился на двадцать четвертом этаже, и они разошлись в разные стороны.

Дверь в офис «НМЭ» была настежь. Войдя в большую комнату с окнами на две стороны, Дуг первым делом отметил — помимо общего беспорядка — тяжкую, неприступную тишину. Он-то полагал, что столкнется с кипучей деятельностью: литературные поденщики с сигаретами в зубах, выстукивающие на пишущих машинках рецензии на новые альбомы; измотанные секретарши, перетаскивающие от одних столов к другим пресс-релизы и рекламные копии музыкальных записей. А вместо этого не увидел вообще никого, во всяком случае, поначалу. Судорожно помаргивали над головой лампы дневного света, какие-то листки чуть трепетали под дуновениями древнего настенного вентилятора. Казалось, сюда уже несколько недель никто и не заглядывал. Наконец в поле зрения Дуга возник разочарованного вида молодой человек с длинными волосами и в роговых очках — взгляд его был прикован к листку с машинописным текстом. Дуг кашлянул, и молодой человек поднял на него остекленелый от скуки взор.

— Здравствуйте, — нервно произнес Дуг.

— Привет. — И затем, после целой эпохи молчания: — Вам что-нибудь нужно?

— Я — Дуг. Дуг Андертон.

Поскольку ни малейшего проблеска узнавания имя его не породило, Дуг добавил:

— Я звонил в начале недели, сказал, что приеду. Я из Бирмингема.

— Ну так. Так.

— А… (Дуг с надеждой вытянул шею) а Ник здесь?

— Ник? Который Ник?

— Ник Логан. Редактор.

— Ага, Ник. Нет, Ника сегодня нет.

— А Нейл?

Молодой человек обозрел офис, по крайней мере, повернул голову на несколько градусов влево, затем на несколько вправо-очень поверхностный получился осмотр, — потом ответил:

— И Нейла нынче не видел. Не знаю, куда он запропастился.

Дуг почувствовал, как все надежды покидают его. Как если бы он оказался запертым в лифте, стремительно падающем с самого двадцать четвертого этажа.

— Это не вы говорили со мной по телефону? Если молодой человек и приложил какие-то усилия, чтобы вспомнить разговор, то весьма незначительные.

— Еще раз, откуда вы приехали?

— Из Бирмингема. Меня зовут Дугом.

— Может, с вами Ричард разговаривал? — И он крикнул через весь офис: — Рич!

Из-за картотечного шкафа донесся бестелесный голос: — Да?

— Ты с Дугом из Бирмингема по телефону не разговаривал?

— Нет.

— А то он здесь. Недолгое молчание.

— И чего он хочет?

Молодой человек повернулся к Дугу:

— Чего вы хотите?

Дуг не нашелся с ответом. Он хотел дружеских приветствий, хлопков по спине, похода в паб — чтобы отпраздновать его появление. А становилось все более ясно, что ничего такого он не дождется.

— Постой-ка, — произнес бестелесный голос, — он не из школьного журнала?

Ухватившись за этот спасательный леер, Дуг почти крикнул:

— Да, верно!

— Ну привет.

Из-за шкафов вышел и протянул ему руку долговязый светловолосый мужчина лет двадцати пяти-тридцати, на его слегка обросшем лице — несколько лет спустя это назовут «продуманной небритостью» — застыла кривоватая улыбка.

— Здравствуйте. Я Дуг. Мы разговаривали по телефону.

Ричард покачал головой:

— Не думаю. Может, вы с Чарльзом разговаривали? Ну ладно, чем мы вам можем помочь?

— Да я просто… просто шел мимо и… — Голос Дуга замер — не потому, что он не знал, что сказать (в общем-то, и не знал), но потому, что внимание его вдруг привлекла некая сюрреалистическая деталь. Все пространство офиса было разделено на кабинки, и поверху одной из разгородок кто-то пристроил моток колючей проволоки с кусками битого стекла внутри. В самой же кабинке между двумя столами свисала с потолка петля, слегка покачиваемая из стороны в сторону воздушными потоками.

Ричард, проследив его взгляд, заметил:

— А, это берлога Тони и Джули.

— Тони Парсонса! — благоговейно спросил Дуг, почувствовавший, что вплотную приблизился к первоисточнику всего на свете.

— Понагородили тут, лишь бы нас попугать. Шкодливые дети, ей-богу. Присаживайтесь, Дуг.

Они сели, Ричард предложил Дугу сигарету. Дуг затянулся — с опытным, как он надеялся, видом — и слегка поморщился от ядовитого дыма, неизменно заставлявшего его передергиваться.

— Отличная статья о Клэптоне, — высказался наконец Ричард. — Нас она и вправду проняла.