Не успел Нариман подойти к бочке и сказать, что опасность миновала, как настежь раскрылись ворота и во двор въехала окрашенная в зеленый цвет передвижная радиостанция. Фашисты остановились рядом с колонкой, разделись до пояса и принялись вытаскивать из машины радиоаппаратуру.
Целыми днями они только и знали, что плескались под краном и не спеша возились в своих железных ящиках. Ночевали они тут же, в машине, предварительно выставив часового.
Немцы заметили, что Нариман целыми днями крутится возле машины. Один из радистов подозвал его к себе и вручил ему спиртовую горелку и паяльник.. Весь день Нариман помогал немцам. Он грел паяльники, промывал в бензине запасные части, мотал в мотки проволоку и, вечером, когда радисты сели ужинать, самый старший из них отрезал ломоть черного хлеба, положил сверху кусок ветчины и протянул Нариману.
Поздно вечером, когда радисты резались в карты, Нариман незаметно подошел к бочке, прорыл снизу небольшое отверстие в затолкал туда сверток.
Напрасно Нариман ждал, что на следующий день немцы уедут, те явно не торопились: развесив где попало автоматы, они продолжали пиликать на губных гармониках и рыться в аппаратуре.
Только на четвертый день рация была собрана. Перед тем, как развернуть машину, водитель подошел к бочке и опрокинул ее. На земле, уткнувшись головой в колени, сидел мертвый красноармеец. Он сидел всего в трех метрах от воды, слышал, как рядом плескались фашисты. Раненный, избитый и измученный, он умер от жажды, но не сдался. Радист тронул носком сапога сверток, который лежал у ног красноармейца: сверток развернулся, и водитель увидел флягу и толстый кусок черного хлеба с ветчиной…
Нариман стукнулся головой об ящик и проснулся. Машина остановилась. Нариман приподнялся и глянул в окошко: впереди стояло несколько автомашин, а шоферы, столпившись над самым краем пропасти, смотрели вниз. Рыжий выбрался из кабины, подошел и тоже заглянул вниз, где на километровой глубине были едва заметны игрушечные фигурки людей.
- Что там случилось?
- Разве ты ничего не слыхал?
- Нет. Меня на руднике три дня не было.
- Где же ты пропадал?
- На завод ездил, за станками.
- А-а-а.
- Ну так что же случилось-то?
- Случилась авария,- тяжело вздохнул горбоносый седой шофер.- Шляпа-то рухнула, говорили тысячу лет простоит, а она взяла да рухнула и машину за собой потащила…
- Чья машина?
- Асана… и пассажир, говорят, был, военный. Второй день пытаются откопать, да разве ее, лавину такую, разворотишь?
- Ну ладно, постояли - и будет,- махнул рукой горбоносый,- сколько ни гляди, беде не поможешь…
Рыжий подождал, пока стоящая перед ним машина отъедет метров на сто, и плавно отпустил рычаг сцепления. Нариман осторожно пробрался к левому борту и высунул из-под брезента голову.
Вечерело. Солнце опустилось на верблюжий хребет горы и покатилось с вершины на вершину, пока не соскользнуло в черную расщелину. Оно упало и разлилось там на дне глубокой пропасти, и только широкие снопы ярко-красного лучистого пламени бушевали над горами и, уже остывая, окрасили небо в нежно-сиреневое. Стало темнеть, а дорога забиралась все выше и выше в горы. Временами она резко скатывалась вниз, петляла между скал и снова карабкалась на гору.
Когда стало совсем темно, Рыжий включил фары и запел длинную-длинную песню без слов. Временами он включал освещение в кабине и опускал щиток. Нариману видно было в круглое зеркальце, как Рыжий только на мгновение поднимал глаза и потом, глядя на дорогу, начинал задумчиво улыбаться. Его рыжие веснушки собирались у глаз и снова разбегались в разные стороны, разнося по всему лицу теплую улыбку.
Захотелось есть. Нариман порылся в карманах, но там ничего не оказалось.
«Ребята уже наверное поужинали и смотрят кино».
В среду в детском доме всегда показывали кино. Больше всего Нариман любил фильмы про партизан, особенно ему понравился «Секретарь райкома», им показывали этот фильм раз пять.
Отец, наверно, тоже попал к партизанам, поэтому и писем от него не было… Они с этим майором в одном отряде, наверно, воевали… и почему я не родился лет на шесть раньше! Обязательно стал бы партизаном…
Нариман вспомнил сон, в котором его вешали, и улыбнулся.
Когда «студебеккер» въезжал в залитое лунным светом ущелье, в котором находился рудник, Нариман крепко спал.
Рыжий загнал машину в гараж и, с трудом переставляя затекшие ноги, вывалился из кабины. Подошла вахтер тетя Дуся и, поставив на землю ружье, спросила:
- Где же это ты так долго пропадал? Галка твоя избегалась вся.
- Пришлось на заводе ждать, пока соберут,- кивнул Рыжий головой в сторону ящиков.- Ну, а вы тут как?- Все в порядке? До руды еще не дошли?
- Какой ты скорый, дай бог к зиме добраться.- Тетя Дуся поправила платок, повесила ружье на плечо.- Ну. не задерживайся, ступай домой. Галка еще не спит наверно, ждет. Иди отдыхай, груз завтра сдашь, завсклад в горы уехал, к утру будет, иди…
Возвращаться в жарко натопленную дежурку не хотелось, и тетя Дуся, запахнув потуже ватник, села на скамеечку и вытащила из кармана вязанье.
Высоко над спинами сонных гор плыла круглая, как лепешка, луна, освещая выстроившиеся в ряд машины. Тетя Дуся отложила в сторону вязанье и задумчивым взглядом посмотрела вокруг, и руки невольно потянулись к ружью: на последней машине брезент колыхнулся и что-то круглое подперло и подняло его. Тетя Дуся взвела курок и глянула еще раз - никого.
«Почудилось мне, что ли?»- подумала она, протирая глаза.
Глянула еще раз, опять никого. Брезент спокойно лежал на ящиках, и ни единый шорох, ни единое движение не нарушало ночного спокойствия.
Тетя Дуся прислонила к стене ружье и опять взялась за вязание. Через несколько минут глаза невольно потянулись к ящикам. Тетя Дуся вскочила! Опять из-под брезента торчит этот чертов арбуз! Она схватила ружье и бросилась к машине.
- Эй, кто там? Ну-ка вылазь!
Арбуз дернулся, громко чихнул и исчез.
- Вылазь, говорю, слышишь? Стрелять буду!
Никто не отвечал. Стало тихо-тихо, и только тысячи сверчков за оградой автобазы неутомимо поддерживали тишину.
- Считаю до трех,- предупредила тетя Дуся.- Фаз… два… три…
- Да я уже вылез…- сказал кто-то робко за спиной.
Тетя Дуся так стремительно повернулась, что стукнула ночного гостя дулом по голове.
- Так же убить можно,- обиделся Нариман.
- А ты не лазий по ночам где не положено…
- Я совсем не лазию…
- Значит, с луны свалился?
- И совсем не с луны, а из детдома.
- Ой, врешь, парень!
- А рудник этот правдашний?
- Ты мне зубы не заговаривай! Знаю я вашего брата, насмотрелась за войну!
- Ну вот честное пионерское, из детдома я!
- Ой, врешь, пионеры не катаются по ночам на чужих машинах! Шофер тебя видел?
- Нет.
- А где же ты умудрился забраться в машину?
- В городе
- И целый день сидел под брезентом? Не вылазил?
- Он согнал бы меня с машины, если б увидел…
- Это кто, Николай, что ли?- Этот бы не согнал,- сказала тетя Дуся.- А что же ты ел целый день?
- У меня хлеба был кусочек и еще помидоры.
- Ну ладно, пойдем, так и быть, накормлю тебя, а ты мне расскажешь, зачем на рудник пожаловал.
Тетя Дуся взяла Наримана за руку и повела в дежурку. В дежурке тетя Дуся выложила на стол краюху свежеиспеченного хлеба, копченого леща, четыре картофелины и головку лука. Сама очистила картофелины, нарезала кружочками лук.
- Ешь, потом все расскажешь.
Нариман выпил кружку воды и с жадностью набросился на еду. Время от времени он мычал сквозь туго набитый рот, пытаясь что-то сказать, но тетя Дуся всякий раз останавливала его.
- Ешь, я подожду.
Когда на столе остались только плавники, колючий хвост да шелуха от картошки, тетя Дуся налила крепкого чаю, высыпала из кулька сушеного урюка, джиды и, протягивая Нариману пиалу, сказала:
- Ну вот, а теперь рассказывай, кто ты и откуда? Только рассказывай все по порядку, не спеши.