А тем временем почти весь Рим узнал о появлении нового богача и о наследстве, которое на него свалилось. Весь город только об этом и говорил. И никто уже и не вспоминал о том, какие грозные для государства события происходили совсем недавно в Капуе. Вечный город живет только сегодняшним днем, а не вчерашним и не завтрашним.

В тот же вечер Клодий в сопровождении четырех друзей, а они теперь не покидали его ни на минуту, отправился в дом, где уже раз был отвергнут.

Для такого случая он надел парадный наряд префекта, увешанный великолепно сделанными воинскими регалиями. И во всем блеске, а когда он шел по улице, то даже преторианцы в сравнении с ним выглядели блекло, и отдавали честь молодому офицеру, пошел к дому Сабинов. Толпа любопытных и вездесущих римских ребятишек сопровождала его почти всю дорогу. Держа в руках позолоченный и украшенный перьями шлем, Клодий предстал перед взором Поппеи.

Молодая Сабина удивленно вскинула вверх брови, когда увидела Эллиана и его друзей. Но надменность ни на секунду не покинула ее лица. Так же как и раньше с презрительной усмешкой она заметила:

— Разве сегодня устраивались шествия на Марсовом' поле, что ты вырядился как на парад?

Клодий вспыхнул.

— И это твое приветствие после долгой разлуки? — спросил он.

Столько упрека было в его словах! Но Поппея сделала вид, что ничего не заметила. Она стала приветствовать молодых людей и снова почти не обращала внимания на того, кто ради нее готов был умереть.

Сердце, словно пронзенное мечом, отдалось болью в груди Клодия.

— Неужели ты и сейчас не понимаешь, зачем я пришел к тебе, Поппея, любовь моя? — с солдатской прямотой спросил он.

Как в холодную воду бросился. Поппея резко повернулась к нему, словно только что заметила.

— Что ты сказал? — спросила она.

— Я пришел просить твоей руки.

— Моей руки?

— Да! Выходи за меня замуж!

Красавица задумалась.

— А несколько лет назад разве я тебе не сказала, что я об этом думаю? — она опять приняла надменный вид.

— Теперь многое изменилось! — горячо стал уверять ее Клодий. — Помнишь, что ты мне говорила?

— Да, я прекрасно помню.

— Ты говорила, что тебе нужны богатство и слава…

— Богатство и власть! — поправила его Поппея.

— Пусть будет так. Первое я готов бросить к твоим ногам?

Римлянка усмехнулась.

— Я не нищенка, — сказала она, — чтобы нагибаться за тем, что бросают мне под ноги.

Клодий растерялся.

— Я совсем не это имел в виду, — пробормотал он. — Зачем ты придираешься к словам?

Он замолчал. Поппея тоже ничего не говорила. Спутники Клодия стояли в растерянности. Они не ожидали такого поворота событий. Наконец Клодий собрался с мыслями и возобновил разговор:

— Ты же все прекрасно понимаешь. Почему же избегаешь прямого разговора, и все время уходишь в сторону?

— А, так ты хочешь, чтобы я была с тобой откровенной? — воскликнула гордячка и обнажила мелкие зубы. — Хорошо, давай поговорим!

В голосе ее послышалось вдруг столько непонятной и необъяснимой злости, что Клодий был изумлен. Нервно прижимал он к груди шлем, словно желая набраться от него стальной твердости. Холодный металл нагрелся от его горячей ладони.

— Откуда столько злобы в тебе? — удивился патриций. — Ты словно ненавидишь меня за что-то!

— Нет. Ненависти у меня к тебе нет. Но и любви тоже.

— Это неправда! — Клодий был вне себя от горя.

— Правда! Ты думал, что если по воле случая ты стал богатым, то сразу же я прибегу к тебе за свадебным венком? Ты глубоко ошибся.

— Значит, ты вновь отвергаешь меня?

— Ты угадал. Я отвергаю тебя. И даже если ты снова и снова будешь приходить ко мне, то получишь опять этот же ответ. И он будет неизменным.

Клодий едва стоял на ногах. В глазах у него плавали разноцветные круги. Во рту пересохло. Голова кружилась. Где-то в глубине души поднимался гнев на эту женщину. Поппея же продолжала:

— Ты думал, что меня можно купить? Нет, меня нельзя купить. Всего золота мира не хватит тебе, чтобы завладеть мною. А ты рассчитывал на свое наследство? Но ведь иногда даже рабы получают состояния от своих господ.

— Ты забываешься! — кровь ударила Клодию в голову. — Я не раб. Я римлянин. И не менее знатен, чем ты.

— Так вот, знатный римлянин, — в голосе Поппеи прорвался поток презрения, — ты мне противен, еще больше, чем презренный раб! Знай это! Скорее за собственного раба выйду замуж, чем за тебя.

Тяжелая, гнетущая атмосфера повисла в атрии Сабинов, как перед грозой. Клодий с ненавистью смотрел в глаза Сабине младшей. Та выдержала его взгляд. Насмешка и презрение ни на мгновение не покинули ее лица. Молодой человек застонал, и, повернувшись к друзьям, хотел было выбежать вон, но затем передумал и вновь обратился к Поппее. Губы его дрожали. Глаза горели огнем.

— Ты растоптала мою любовь, Поппея, — громким, но глуховатым голосом заговорил Клодий, сжав в невероятном усилии кулаки. — Ты неимоверно унизила меня. С этой минуты я вырываю тебя из моего сердца. Вряд ли на земле существует женщина более злобная, чем ты. Ты сказала, что даже раб тебе милее, чем я. О, боги, за что вы так караете меня? Я отвечу тебе тем же. Теперь даже рабыня будет для меня более достойной женой, чем ты.

Поппея расхохоталась громко и звонко. Ее смех разлетелся по всем уголкам атрия и заблудился между колоннами. Холодный мрамор растворил и поглотил его.

— Так иди же к своей рабыне, Клодий? — женщина наслаждалась мучениями своего бывшего друга детства.

— Зря смеешься, — Клодий даже задохнулся от ярости. — Ты думаешь, что это все пустые слова, но я докажу тебе…

— Чем ты это докажешь? — Поппея обвела всех присутствующих взглядом. — Мы все ждем от тебя доказательств.

— В знак своего презрения к тебе, я сам женюсь на рабыне, и она, а не ты получит счастье принадлежать мне! — крикнул Клодий.

Все замерли, услышав это. Даже Поппея на мгновение растерялась, но быстро взяла себя в руки.

— Пустые слова, — произнесла она.

— Нет, это не пустые слова! — ответил Клодий.

Кто-то из друзей попытался остановить его, но Клодий, ничего не замечая и не слыша вокруг, уронил шлем так, что тот звонко зазвенел, ударившись о мраморный пол, воздел руки к небу и начал торжественную речь, обращенную богам:

— Я, Марк Клодий Эллиан, перед богами в небе, перед людьми на земле, перед всеми, кто сейчас видит меня и слышит, жизнью своей клянусь, что не позднее чем через три дня, я буду женат на рабыне из своего дома и окружу ее почетом и уважением, подобающим моей супруге.

Клодий произнес клятву и замолчал, затем посмотрел вокруг. Десятки глаз изумленно смотрели на него. Поппея смотрела с тем же легким презрением, но в ее взгляде появилась растерянность. Друзья смотрели с недоумением и с нескрываемыми усмешками, но не злыми, а скорее удивленными.

Широко раскрыв глаза, смотрели на Эллиана рабы и рабыни Поппеи.

Гробовая тишина была нарушена одним из друзей Клодия, когда тот приказал одному из рабов поднять шлем и подать его хозяину.

— Ты горько пожалеешь когда-нибудь, — продолжал Клодий, — о том, что отвергла чистые чувства, верную любовь и вечную преданность. Пусть твоя красота и принесет тебе огромные богатства, может у тебя и будет власть, пусть даже над всем миром. Но то, что предлагал тебе я, ты не получишь ни от кого на свете и никогда. И надменность твоя когда-нибудь погубит тебя, Поппея Сабина.[7] Счастье в этой жизни ты не найдёшь. Прощай же. Больше, клянусь тебе, мы не увидимся.

После такого пророчества Клодий повернулся и выбежал из дома гордой римлянки, которая ценила в этой жизни совсем другие вещи, чем он. Друзья бросились за ним. Поппея проводила их взглядом и упала в кресло из кедрового дерева, на мягкие подушки. Рабыни бросились к ней.