Сэм подняла глаза к небу, хотя и испытала облегчение, узнав, что хотя бы один член семьи нормально воспринял новость.
— Мы поговорим об этом позже, хорошо?
— Конечно. Поздоровайся за меня с напыщенной свиньей.
Сэм услышала смех Эммы, когда та передавала трубку назад маме.
— У неё разбито сердце, — всхлипнула она.
— Оно и видно.
— Я даже представить не могу, что скажут твои братья.
— Папа там? — спросила Сэм, надеясь положить конец заслуженному чувству вины, которое мать перекладывала на неё.
— Он повёл собаку на прогулку. Я просто надеюсь, что его сердце будет в порядке, когда он вернётся.
Сэм промолчала.
— Твои братья уверены, что ты беременна. Ты поэтому так неожиданно ввязалась во всё это?
— Нет, разумеется, нет, мам. Прямо сейчас я не могу рассказать тебе всё, но клянусь, что расскажу тебе больше, когда мы с тобой увидимся лично.
— Где твой муж?
— Прямо сейчас? — Сэм оглядела комнату. Она не хотела продолжать лгать, но какой у нее был выбор? — он в душе.
Кто-то постучал в дверь номера.
— Мам, я должна идти. Я люблю тебя. Всё будет хорошо, я обещаю.
Сэм повесила трубку прежде, чем мама успела ответить. Потом подошла к двери и открыла её. Женщина, одетая в костюм служащей отеля, вошла и поставила багаж Сэм на стойку, а на пол поставила две сумки с покупками. Потом женщина осмотрелась, словно надеялась увидеть Доминика. Она заметила неубранную постель и скомканные простыни.
Сэм заглянула в пакеты и нашла там одежду на тысячи долларов.
— Это не моя одежда, — обратилась Сэм к женщине.
Женщина улыбнулась.
— Подарок от вашего мужа.
Сэм взяла сумочку с другого конца комнаты и передала женщине чаевые.
— Вы очень удачливая женщина, — сказала ей та.
— Так и есть, — ответила Сэм, провожая женщину до двери. — Самая счастливая девушка в мире.
Глава 9
Доминик стоял в лобби "Уолдорфа" с его великолепным мозаичным полом и хрустальными люстрами и давал очередной автограф. Он посмотрел на Бена и показал на свои часы – знак того, что они уже опаздывают.
— Я позвоню в номер, — сказал Бен, прежде чем исчезнуть.
Охрана неплохо справлялась, сдерживая количество фанов до управляемого количества. Доминик слушал, как женщина в возрасте читала ему лекцию на тему чрезмерных сексуальных сцен в современных фильмах; посмотрел на двери лифта, как раз вовремя, чтобы заметить появление Сэм. За ней по пятам следовал рой репортёров, побуждая случайных прохожих смотреть в их сторону.
Прищурив глаза он опознал рядом с ней двух журналистов... постоянные занозы в заднице, которые следовали за ним годами, делая его жизнь невыносимой.
Волосы Сэм крупными локонами спадали на плечи. Она надела красную футболку с надписью "Без Цензуры", потёртые джинсы и пару балеток на плоской подошве, в которых выглядела на восемнадцать вместо... а сколько ей вообще лет?
Словно почувствовав, что он смотрит на неё, она встретилась с ним взглядом мимо двух журналистов.
Актёр кивнул ей.
Бен протиснулся через толпу к Доминику и сделал жест в сторону Сэм.
— Я думал, что ты купил ей подходящую одежду.
— Я так и сделал. Прислал ей в номер три новых наряда, но очевидно, у неё есть собственное видение того, какое впечатление она должна производить, будучи моей женой.
Бен нахмурился.
— Кажется, тебя ожидает полный рот забот.
— Думаю, что ты прав. Я никогда не должен был позволять тебе и Тому уговорить меня согласиться на эту безумную идею.
Бен промолчал.
— Кстати, а сколько ей лет? — спросил Доминик достаточно тихо, чтобы его мог слышать только Бен, прежде чем слепо подписать собственную восемь на девять фотографию с его изображением и передать её молодей женщине, пялящейся на него.
— Чёрт, я понятия не имею, — ответил тот, после того, как женщина отошла. — Похоже, что вы двое не тратили время на разговоры прошлой ночью, я прав?
Доминик сохранил непроницаемое выражение лица, отказываясь давать объяснения. И, кроме того, вчера между ним и Сэм были только поцелуи – очень горячие поцелуи, но ничего больше. Когда они оказались в номере, их первый поцелуй был похож на прохладный ветерок, лёгкий, почти незаметный. Который затем превратился в бешеный шторм, и в течение нескольких минут они срывали друг с друга одежду. Но Доминик знал, что она выпила слишком много, и в отличие от общепринятого мнения, он не был тем сексуально озабоченным животным, каким его описывали таблоиды. Да, прошлой ночью он хотел Сэм больше, чем какую-либо другую женщина за очень долгое время. Но, у него были принципы, и он знал, что, несмотря на страстные поцелуи, Сэм Джонстон была пьяна.
Во время поездки на лимузине она ясно дала понять, что у неё нет никакого желания оказаться очередной зарубкой на изголовье его кровати. Но когда утром девушка выпрыгнула из постели, он решил – пусть её воображение работает за неё. Очевидно, Сэм считает его никчёмным неудачником, который воспользовался пьяной женщиной, с которой только что познакомился. Так зачем же доказывать ей обратное? И, кроме того, может быть, она и была права насчёт него, потому что после того, как попросила поцеловать её, а он подчинился, она довела его до безумия своими глубокими поцелуями и нетерпеливыми руками, и ему потребовались все силы, чтобы не воспользоваться ситуацией. По правде говоря, сейчас Доминик сожалел о своей стойкости. Она была его женой, и ей определённо требовалась хорошая встряска в постели, чтобы пробить кое-какую брешь в её доспехах.
Женщина, стоящая следующей в очереди за автографом подняла футболку, открывая на обозрение леопардовый лифчик. Очевидно, она хотела, чтобы он расписался у неё на груди.
— Бен, — произнёс он, — можешь с этим разобраться? — извинившись перед людьми, ждущими в очереди, чтобы встретиться с ним, Доминик направился к Сэм и её свите. Более чем несколько бизнесменов, остановившихся в отеле, присоединились к её вечеринке к тому времени, как он добрался до неё, и ему пришлось опять пробираться к ней через толпу.
При ближайшем рассмотрении он заметил, что Сэм Джонстон, нервничающая журналистка, превращается в центр вечеринки, смеющийся и болтающий ураган, рассказывающий абсолютным незнакомцам вещи, которые они не имеют права знать. Один из журналистов имел наглость обнять её за талию и шарить по ней медлительными жестами.
Это было полным неуважением.
— Убери руки от моей жены, — прорычал Доминик.
Все взгляды устремились на него.
Журналист убрал руку. При этом у парня хватило наглости извлечь из кармана микрофон и протянуть его к Доминику с таким видом, словно это не он только что лапал его жену.
— Скажи нам, ДеМарко. Как прошла брачная ночь? — глаза журналиста загорелись. — Из всех крошек, из которых ты мог выбирать, ты выбрал её. Она, должно быть, горяча в постели, если ты понимаешь, о чём я.
Доминик схватил мужчину за рубашку, вызвав шум вокруг, когда прижал парня к отполированной деревянной панели.
— Доминик, — сказала Сэм. — Всё в порядке. Отпусти его.
Взяв его за руку, она потащила его через лобби. Швейцар придерживал дверь открытой. Заработали вспышки камер, когда они вышли из "Уолдорфа" и пошли к ожидающему снаружи лимузину. Бен плюхнулся на сидение рядом с водителем и через несколько мгновений они уже ехали в направлении аэропорта "ДжейЭфКей".
Доминик повернулся к Сэм.
— Ты не хочешь рассказать мне, что всё это значило?
Её глаза расширились и она расхохоталась.
На его подбородке появилась небольшая ямочка.
— У тебя нездоровое чувство юмора, Джонстон, ты знаешь об этом?
— Прости, — ответила она, — но о чём ты думал? Парень был безвредным. Я вполне могла и сама справиться с ситуацией.
Она права. О чём он думал? Она не его жена в истинном понимании этого слова. Что, чёрт подери, с ним происходит? Даже сейчас, недоумевая и злясь, Доминик не мог выбросить из головы прошлую ночь: ощущение её гладкой кожи под его пальцами, её райский аромат, то, как она идеально умещалась в его руках. Сэм свела его с ума всего лишь несколькими поцелуями. Он мог только представить, что произойдёт, если они рискнут перешагнуть черту.