Стефани села.

Что ей оставалось делать? Взгляды всех сидящих за столом были прикованы к ним, в их глазах сквозило любопытство.

Дэвид Чэмберс сел рядом с ней. Пряча ноги под стол, он задел ее ноги. Она потихоньку отодвинула свой стул как можно дальше от него.

Он наклонился к ней.

– Я не заразный, миссис Уиллингхэм, – сухо сказал он. – И не кусаюсь, если меня не трогают.

Она почувствовала, что краснеет. Он говорил тихо, никто другой не мог расслышать, что он сказал, но им очень хотелось. Она видела, как они перегнулись через стол.

«Скажи же что-нибудь, – сказала себе Стефани. – Все что угодно».

Но не смогла. Язык словно присох к нёбу. Она откашлялась, облизнула сухие губы… и, к счастью, пронзительный электронный голос микрофона с эстрады заглушил все разговоры в бальном зале.

Гости за столом номер семь все как один вздрогнули и рассмеялись.

– Устроителям следовало бы пригласить хорошего звукотехника, – сказал мужчина, в очках. Он улыбнулся, встал и протянул руку Дэвиду. – Жаль, что это не моя специальность. Привет. Рад с вами познакомиться. Я Джефф Блюм. А это моя жена Роберта.

– Зовите меня просто Бобби, – прочирикала полная брюнетка, хлопая ресницами.

Потом представилась другая пара. Оба выглядели будто высеченными из гранита, а их имена явно свидетельствовали о пуританских пережитках Новой Англии.

– Хэйден Краудер, – сказал мужчина, протягивая сухую холодную руку.

– А я Онория, – сказала его жена, улыбаясь. – А вы, друзья?

– Дэвид Чэмберс, – представился Дэвид, поскольку Стефани молчала.

Он взглянул на нее, и его жесткий рот смягчился.

«Ладно. Возможно, он слишком близко принял к сердцу то, что случилось, когда увидел эту женщину, и ее ответную реакцию на него. Если хорошенько поразмыслить, на самом деле ничего не произошло – ничего, в чем были бы виноваты она или он. Мужчина посмотрел на женщину. Иногда случается, что проскакивает какая-то искра. Хотя сейчас, когда он сидит рядом с этой вдовушкой Уиллингхэм, – кисло подумал Дэвид, – он хоть убей не может себе представить, почему его гормоны спятили тогда в церкви. Она, конечно, красотка, но красоток здесь еще полдюжины. Перестань валять дурака, вспомни о приличиях и держи себя как можно вежливей».

– А дама со мной, – любезно сказал он, – это…

– … Стефани Уиллингхэм. Миссис Эйвери Уиллингхэм, – выпалила Стефани. – И ставлю вас всех в известность, что я здесь вовсе не с мистером Чэмберсом и не собираюсь быть с ним никогда.

Бобби Блюм посмотрела на своего мужа. Хэйден Краудер посмотрел на свою жену. Все четверо посмотрели на Стефани, которая старалась не смотреть ни на кого из них.

Боже мой!

Что это нашло на нее? Какая глупость, особенно после того, как мужчина, сидящий рядом с ней, сделал попытку, хоть и запоздалую, показать, что сохранил, по крайней мере, видимость хороших манер.

– Вот те на! – воскликнула Бобби Блюм, широко улыбаясь. Она откинулась назад, пока официант ставил перед ними бокалы для шампанского. – Это, конечно, очень… э… интересно.

Онория Краудер ослепительно улыбнулась через стол.

– Шампанское, – сказала она оживленно. – Разве это не чудесно? Я всегда говорю, что на свадьбах нужно подавать только шампанское. Не так ли, Хэйден?

– Именно так, дорогая.

– Совершенно согласен. – Джефф Блюм, горя нетерпением внести свой вклад, энергично закивал. – Разве я не говорю всегда то же самое, Бобби?

Бобби Блюм растерянно улыбнулась мужу.

– Что ты всегда говоришь, дорогой?

– Что шампанское – это именно то, что сказала сейчас о шампанском миссис Краудер.

– Зовите меня Онорией, – сказала Онория.

За столом снова воцарилось молчание.

Стефани держала сцепленные руки на коленях. Все сказали что-то, чтобы разрядить обстановку, – все, кроме Дэвида Чэмберса.

Он смотрел на нее. Она чувствовала тяжесть его взгляда. Почему он ничего не сказал? Почему она ничего не сказала? Что-нибудь остроумное, чтобы снять напряжение.

И когда, наконец, заиграет этот оркестр?

Словно услышав ее, руководитель джаз-оркестра объявил:

– А сейчас давайте тепло поприветствуем Доун и Николаса!

Гости устремили взоры на танцплощадку. Стефани вздохнула с облегчением и осторожно отодвинула стул назад. Кажется, наступил удачный момент, чтобы снова удалиться в дамскую комнату…

– Так рано уходите, миссис Уиллингхэм?

Стефани застыла. Потом, со всем высокомерием, на которое только была способна, повернула голову к Дэвиду Чэмберсу. Он смотрел вежливо и учтиво.

– Мистер Чэмберс… – она откашлялась, – мистер Чэмберс, я полагаю… то, что я сказала раньше… я не имела в виду…

Он холодно улыбнулся и наклонился к ней, глядя ей прямо в глаза.

– Извинение?

– Объяснение. – Стефани выпрямилась. – Я была грубой, хотя не хотела этого.

– А что же вы тогда хотели?

Он придвинулся ближе, достаточно близко, чтобы ее сердце учащенно забилось. В какой-то момент она готова была даже подумать, как это ни глупо, что он собирается ее поцеловать.

– Я просто хотела внести ясность и сказать, что мы с вами не вместе.

– Вам это, безусловно, удалось.

– Я убеждена, что Энни посадила нас рядом из самых лучших побуждений, но…

– Энни?

– Энни Купер, вы ведь, конечно, знаете…

– Вы же сидели на стороне жениха.

– Не понимаю, почему вас это интересует, сэр.

Дэвид и сам не понимал. Может, потому, что, когда он шел вдоль цепочки встречающих, кто-то сказал, будто на свадьбе присутствует любовница Дамиана Скуроса, дяди жениха. Возможно, Стефани Уиллингхэм и есть эта любовница.

– Сделайте одолжение, миссис Уиллингхэм, – произнес Дэвид, натянуто улыбаясь, – скажите, почему вы решили сесть на стороне гостей жениха?

– Вы кто по профессии, мистер Чэмберс?

Дэвид нахмурился.

– Адвокат.

– А! Ну тогда все понятно.

– Понятно что? – спросил Дэвид и прищурился.

– Ваше стремление допрашивать.

– Прошу прощения, миссис Уиллингхэм. Я не…

– Должна признаться, я предпочитаю скорее вопросы, чем ваше стремление раздеть женщину глазами.

Оркестр сменил мелодию. Вместо оживленной «Девочки моей» зазвучала нежная, грустная «Романтика». Слова Стефани отчетливо прозвучали на фоне первых тактов.

С губ Онории Краудер сорвался приглушенный возглас. Ее бокал с шампанским опрокинулся, и лужица золотистого вина растеклась по белоснежной скатерти.

– О Господи, – защебетала Онория. – Какая я неуклюжая!

Бобби Блюм схватила салфетку.

– Вот, – сказала она. – Позвольте мне.

«Эта лужица меня выручила», – в отчаянии подумала Стефани. Она машинально улыбнулась официанту, который принес им первое блюдо. Краудеры и Блюмы вцепились в свои рыбные вилки и набросились на креветочный салат. Их рвение, как она подозревала, было вызвано желанием вскочить на ноги и бежать прочь от того, что могло вот-вот обернуться одной из стычек, которые частенько заканчиваются на вечеринках кровопролитием.

– У меня его нет.

Стефани резко подняла голову. От самодовольной улыбки Дэвида у нее по спине пробежали мурашки.

– Нет чего? – спросила Бобби Блюм, и все подались вперед в нетерпеливом ожидании.

– Нет стремления раздевать женщин глазами. То есть всех подряд. Я удостаиваю вниманием такого рода только красивых женщин, которые выглядят так, будто отчаянно нуждаются в…

С эстрады загремела музыка. Краудеры и Блюмы отодвинули свои стулья и устремились на танцплощадку.

Стефани сидела очень тихо, хотя почти физически ощущала, как кровь закипает в ее жилах. Ей хотелось ударить сидящего рядом мужчину, но это было бы нечестно по отношению к Энни, или к Доун, или к Николасу. Кроме того, дамы не могут себе такое позволить. Девушка, которой она когда-то была, могла. Смогла бы. Стеффи Хортон двинула бы кулаком прямо в квадратный подбородок Дэвида Чэмберса.

Ее бросило в дрожь. Стеффи Хортон сделала бы именно то, что Стефани Уиллингхэм делает сегодня весь день. Она была бы грубой и невежливой. Она бы говорила, не подумав. Она, возможно даже, прореагировала бы на огонь, горевший в глазах незнакомца.