А. Якубовский

Сладкая вода

И в августе бывает жара. Мы — я и мой сеттер Фрам — брели бесконечным полем. Мы умирали от жажды, и нам опротивела охота.

«Вот, — думал я, — умные люди в такой день сидят где-нибудь в прохладе и едят мороженое. А дураки вроде меня охотятся».

Судя по виду Фрама, он размышлял о мудрых собаках, отдыхающих в тени своих будок. Мы шли и шли, едва переставляя ноги. Я облизывал пересохшие губы, Фрам вывесил длинный розовый язык. Но вот поле рассекли лесистые овраги. В них, как известно, бывают родники, ручьи и, на худой конец, маленькие болотца. Эти овраги — сущая благодать в жаркий день. Но в первом мы нашли только прохладу, погребную, с запахом грибов и прели, а воды не было. Зато во втором овраге бежал ручей. Он был мал, тек скрытно — под тальниками да нависающей рослой, темно-зеленой и, наверное, очень сочной травой.

Фрам первый нашел его, кинулся в кусты и зашлепал языком по воде. Пил он долго, чавкал, фыркал и в конце концов выкупался, перемазавшись в грязи. Он вилял хвостом и лез с нежностями.

Я действовал неторопливо — прислонил горячее ружье к березе, снял фуражку и неспешно выбирал место. Только чудаки пьют из ручья, черпая кружкой. Понимающие люди пьют так: удобно прилягут в травку, осторожно сдуют с воды плывущий травяной сор и опускают лицо в воду. Она обхватит горячие щеки и подбородок струящимся холодом. И еще — первый глоток должен быть длинный и жадный, а потом пей как хочешь, хоть черпай ладонями.

Я ложусь на траву и уже готовлюсь хлебнуть воды, как вдруг к самой физиономии лезет Фрам. Косится ласковым глазом и лакает в том месте, где собирался пить я.

— Фу, свинья! — говорю я, поднимаясь.

Фрам виляет и брызгает мокрым хвостом и глядит на меня восторженно.

Перехожу на другое место. Выбрал ямку у корней тальника. Вода там чистая и прозрачная, как в стакане. Наклоняюсь, и опять передо мною вырастает Фрам.

Иду дальше — то же самое. Прикрикнул — Фрам визжит и все-таки лезет. Я пытаюсь понять его и не понимаю. Тогда командую:

— Лежать!

Это самая важная команда. Исполнять ее собака должна сразу, без раздумий падать на живот и не шевелиться. Но Фрам только садится, правда, усердно, с размаху, со стуком костяшек.

— Лежать! — настаиваю я.

Ложится. В глазах его появляется что-то разумное и грустное. Смотрит. Ничего, пусть себе смотрит. Я пью, умываюсь — хорошо!

Фрам смотрит. Я опять пью и не могу напиться. Но вот ломит зубы и лоб.

Я наливаю про запас полную фляжку и разрешаю Фраму встать.

Он вскакивает, бросается к ручью, принюхивается и находит именно то место, где пил я. Он оглядывается на меня и виляет хвостом. Потом пьет сосредоточенно, усердно — до отказа. Напившись, бежит ко мне, и я слышу, как в нем булькает вода. Он сует влажный холодный нос в мою ладонь и замирает. И тогда я понимаю все — для собак та вода, которую пьет хозяин, самая сладкая.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: