На них ползло существо исключительно причудливого вида. Из светло-зеленого тела спереди торчали грязно-белые упругие отростки, которые угрожающе топорщились. Хвост, венчающийся кольцевидным расширением, создание волочило по земле. Ни лап, ни глаз, ничего, кроме цилиндрического тела и белых отростков, неведомая тварь не имела. Зато издавала грозное шипение. И размер у нее был впечатляющий — с крупного льва.

— Оба-на, — вымолвил Лаан, выхватывая из кобуры револьвер.

Он прицелился в существо, планируя попасть туда, где заканчивалась белая «грива». Краем глаза он увидел, что Вайль сползает по стенке и садится на пол, закрывая руками лицо. Это разозлило — в своем приобретении он видел крупного сильного мужика, а не слабонервную барышню, которой позволительно терять контроль над ситуацией при виде чего-то непонятного. Аэль тоже достала игломет — то единственное оружие своей родины, которое ей удалось воссоздать в Городе. Игломет стрелял широким пучком тонких и прочных игл, каждая из которых была смазана контактным ядом, оказывавшим мгновенное воздействие на большинство биологических объектов. Но нападавшее на них существо таковым не казалось — оно производило впечатление сделанного из пластмассы.

В паре метров от Лаана и Аэль оно остановилось. Смотритель прислушался к своим ощущениям — нет, откачивать энергию, как оглоед, существо не умело. Вообще оно не обладало каким-то внятным биополем, и больше походило на взбесившуюся вещь.

— Ну, — поинтересовался у штуковины Лаан. — Чего делать будем, нападать или так?

Лаан никогда не стремился уничтожать все, что видел, только потому, что оно показалось ему опасным. На прыжок Зеленая Штука способна была едва ли, хотя Лаан не стал бы ручаться, что она не прыгнет, как-нибудь исхитрившись поднять в воздух свое тело. Ей и ползать-то не было положено, судя по конструкции. Тело было жестким, размягчалось только к хвосту, который волочился по земле. А основная часть парила в воздухе — неизвестно как.

— Антиграв, догадался Штирлиц, — хмыкнул Лаан, все еще разглядывая нечто через прицел.

Зеленая Штука не шевелилась, то ли прислушиваясь, то ли обдумывая дальнейшие действия — если ей вообще было чем думать. Развитый мозг требовал наличия рецепторов, а из таковых у Штуки могли быть только тактильные, реагирующие на вибрацию, изменение температуры и прочее. Хотя, конечно, у нее могли быть и уши — в хвосте. И глаза. Где-нибудь под гривой. Лаан не стал бы ручаться, что их нет.

Он топнул ногой. Штука слегка повернулась, оказываясь прямо перед ним, и поползла вперед — медленно и неуверенно, рывками. Свободной рукой Лаан показал Аэль, чтобы она отошла за перегородку, но девушка не послушалась — она начала тормошить Вайля, который никак не хотел оторвать руки от лица и что-то бормотал себе под нос. Что именно он там бормотал, Лаану не было слышно, и с этим можно было разобраться потом. Сначала нужно было понять, опасна ли для них Зеленая Штука.

Штука не стала заставлять Лаана мучиться в догадках. Она слегка приподнялась на хвосте и выпустила свои отростки в воздух. Лаан начал стрелять, но через пару выстрелов перестал — белые прутья толщиной в карандаш были тупыми и даже не оцарапали ему лицо, хотя он упустил момент и не отпрыгнул. Прутья сложились вокруг него кучкой, а наполовину полысевшая Штука возмущенно зашипела и принялась раскачиваться на хвосте, как обиженная беззубая кобра. Лаан убрал револьвер, обошел вокруг Зеленой Штуки, взял ее за хвост и дернул. Она оказалась действительно пластмассовой, легкой и слегка скользкой. Гнулось тело плохо, так что второй залп прутьев пропал даром. Окончательно облысевшая Штука уронила головной конец на пол и Лаан понял, что держит в руках двухметровую пластиковую палку безо всяких признаков жизни.

Первое приключение в загадочном туманном мире оказалось на удивление безобидным.

— Это же туалетный «ежик», — сказала вдруг Аэль. — Ежик-переросток. Как раз, чтобы чистить эти унитазы.

Лаан посмотрел туда, куда девушка показывала рукой, и осознал, что находится именно в туалете. И загадочные белые конструкции были ничем иным, как именно унитазами. От бачков даже спускались металлические цепи, на которые он сначала не обратил внимания.

— Точно. А это — ночные горшки, — показал Лаан на ряд белых эмалированных емкостей высотой ему по колено. Бока емкостей были украшены цветочками, а на одной из них маячило нечто более удивительное. Смотритель подошел поближе и увидел, что на горшке нарисован плюшевый медведь. Только вот глаза у него были красные и злые, и зубы он щерил, как заправский вурдалак. Казалось, что он с ненавистью наблюдает за Лааном, лелея мечту вцепиться ему в горло. В общем, недетская была картинка.

— Однако, мы зашли в сортир, — констатировал он. — Причем — детский. Забавно.

Определившись с обстановкой, Смотритель переключил внимание на Вайля. Тот сидел на полу, и даже с нескольких шагов было ясно, что его трясет мелкой дрожью. Это уже явно было чересчур. Происшествие-то было забавным и безобидным. Лаан подошел к нему, тряхнул за плечи, ощущая, как стынут ладони от чужой боли — даже не страха, именно боли, словно Вайль каким-то чудом ухитрился сломать ногу в паре мест.

— Ты что, парень? — опешил он, а оторвав-таки руки Вайля от лица, опешил вдвойне — здоровенный детина плакал. При виде туалетного ежика, хоть и переростка. — Вайль, да в чем дело?!

Спрашивать было бесполезно — парень не хотел отвечать, он просто стучал зубами и стремился отобрать руки, чтобы вновь спрятаться за щитом ладоней. Лаану пришлось обнять его за плечи, прижать к себе и гладить по голове, как ребенка, которому приснился кошмарный сон. Наконец, великовозрастная дитятя успокоилась.

— Вы-выпусти-те меня от-тсюда! — заикаясь на каждом слоге, попросил он. — П-п-пожалуйст-та!

— Да в чем дело? — потерял терпение Лаан. — Хватит ныть, говори давай.

— В-выпусти-т-те...

Лаан размахнулся и залепил Вайлю звучную пощечину, потом вторую. Он ожидал, что тот бросится на него — но куда-то весь пыл из Вайля повыветрился. Он только обиженно похлопал блестящими после недавних слез глазами и надул губы. Но пощечина помогла — он постепенно начал брать себя в руки. Аэль наблюдала за всем этим с отвисшей челюстью и не торопилась вмешиваться, ибо вообще не понимала, что происходит. Ей было смешно — оживших туалетных «ежиков» она еще никогда не встречала.

— Его больше н-нет? — поинтересовался парень, испуганно косясь за плечо Лаана.

— Кого — его? Чем тебя напугала эта пластмассовая херовина, когда она вообще безобидная?

— Она бьет, — покачал головой Вайль. — Бьет по лицу. Выбивает глаза, потом обвивается вокруг шеи и душит.

— Ну и фантазия у тебя, друг дорогой, — почесал в затылке Лаан. — Я прямо с тебя удивляюсь.

— Это не фантазия, Лаан, — напряженным голосом сказала Аэль. — Это... не так. Посмотри на него внимательнее. Это важнее.

Проклиная все на свете, в том числе — собственную недальновидность, Лаан положил ладони на виски «фантазера» и сосредоточился. Закончив просматривать то, что содержалось у Вайля в голове, Лаан проклял себя еще раз, но на этот раз уже вслух.

Активной памяти у Вайля было всего ничего. Пять-шесть лет жизни на инициирующей завесе, удивительно однообразных — драки, бои, конфликты с теми немногими рисковыми людьми, которые рисковали взять его в свою команду, изгнание почти из всех кварталов Города, тщетные попытки найти себе пару, насилие, которое совершал Вайль и насилие, которое совершали в ответ другие — и так по кругу, много раз. А вот дальше была бездна, наполненная живой и довольно агрессивной темнотой. Само по себе это было неудивительно — большинство обитателей Города помнили только себя в нем, а те, кто поначалу помнил что-то иное, скоро забывали. Но той памяти Лаан или другие Смотрители все же могли коснуться — она не стиралась, просто уходила туда, где хранится все совершенно ненужное. У Вайля же этих архивов не было вовсе. Их ограждала стена темноты. И темнота не была совершенно непроницаемой. В ней шевелились смутно различимые силуэты чудовищ, которые Лаану не могли присниться и в худшем из кошмаров. Любого из них, явленного наяву, многим хватило бы, чтобы заработать от страха инфаркт.