— Ты хочешь отсюда выбраться?

— Хочу.

— Так постарайся.

— Не могу.

На этом вдохновляющем обмене репликами Аэль поняла, что Лаан, как бы он не бодрился, явно уже на пределе. Чего именно он боится, она не знала. Но обычно он мог объяснить кому угодно что угодно — и его понимали. Недаром среди Смотрителей он считался самым мудрым и опытным.

— Так, погоди-ка, бородатый. Что-то тебя не в ту степь понесло. Вайль, мы же тебе говорили. Свет — это не только освещение. Это еще и сила. Вот видишь, вся эта пакость железная от нее шарахается. Попробуй понять, в чем разница. Понять и... ухватить.

— Я пытаюсь.

— Давай еще раз. У тебя получится. Сейчас. Ну!

Вайль был левшой. Именно левой рукой он бил по выключателю, и левую же руку поднес сейчас к лампе. Он не слишком думал, что делает — боль отступила, а пользоваться левой рукой всегда было удобнее. Он прикрыл глаза и попробовал ощутить то, о чем говорила Аэль.

Свет. Тепло — несильное, только совсем рядом с лампой. Колющее ощущение в кончиках пальцев — что это, откуда? Лишнее. Не боль ожога. Ощущение шло извне, его приносил свет. Холод, иголки снега, впивающиеся в пальцы. Словно в ладони лежал снежок. Большой хрустящий снежок, и он таял — но медленно. Чувствуя вес и холод, Вайль приоткрыл глаза, и тут же зажмурился, боясь спугнуть удачу. На его ладони лежал ком света.

От него исходили лучи, щекотавшие между пальцами. По запястью стекали струйки растаявшего света, от них в рукаве было холодно и приятно. Вайль осмелился открыть один глаз, но комок в ладони не исчез. Медленно, словно во сне, он спрыгнул со стола и сделал несколько шагов вперед — к котлу с кашей, которая уже заполонила добрую половину пола и набралось ее почти по пояс. Вайль поднес к бурлящей массе ладонь, слегка повернул ее, так, чтобы капли света упали на кашу.

Там, где они коснулись белой поверхности, образовались прожженные дыры. А каша отодвинулась, оскорбленно булькая. Вайль протянул руку к дребезжащей и потрескивающей плите — и как только лучи упали на нее, плита превратилась в то, чем ей и следовало быть, в механизм, не способный нападать на человека.

— Работает, — обрадовалась Аэль. — Вайль, радость моя, иди к выходу, пожалуйста!

Парень двинулся туда, неся перед собой светящуюся ладонь, словно факел. Каждый шаг сопровождался грохотом и скрежетом — взбесившаяся техника, издав прощальный вопль протеста, замирала. Плита у двери попыталась отползти, оказав всем немалую услугу — не пришлось отодвигать ее, когда она стала просто плитой, белым эмалированным параллелепипедом на ножках.

Дверь открылась легко — Лаан привстал и нажал на ручку, потянул ее на себя. И все. Выход был свободен. На прощание Вайль метнул комок света словно снежок — в глубину кухни, где еще что-то шевелилось. Там оглушительно грохнуло, треснуло, поднялся ворох искр, словно при коротком замыкании, запахло горелым. Не оглядываясь, все трое пробежали через столовую и вынырнули наружу.

— Я победил, — спросил Вайль после того, как все они повалились на землю и отдышались. — Я победил?

— Да, да, счастье мое! — Аэль, не стесняясь скептического взгляда Лаана, обняла Вайля за плечи и звучно чмокнула в лоб. — Ты супер! Это было круто!

— Тогда можно мы отсюда уйдем? — Голос Вайля был почти спокойным. Почти. И все же между нарочитым спокойствием самоконтроля и истинным внутренним покоем была пропасть.

— Мы не уйдем, пока не закончим, — в который раз объяснила Аэль. — Тебе придется тут поработать. Ты играл когда-нибудь в компьютерные игры?

— Да, пару раз...

— Ну вот. Не очистишь уровень — не выйдешь.

— Зачем?

— Ох, откуда я знаю...

Договорить им не дали, и следующий час всем троим было не до разговоров, если не считать, конечно, таковыми короткие реплики приказов и подсказок. Их по очереди атаковали: Бешеная Швабра — почти что настоящая швабра, вот только ростом в пятиэтажку; ее Лаан остановил пулей, попавшей в основание. Красный Мяч, который сначала показался безобидным, но, повернувшись в очередной раз продемонстрировал зубастую пасть — ему отбил аппетит Вайль, продырявив оболочку на боку ножом. Чудо-Грибочек, на который они натолкнулись, решил, что чужаки выбрали не слишком удачное место для отдыха — безобидный такой «грибок» над песочницей, вот только опершись на него, Аэль обнаружила, что рука проваливается внутрь, и в нее вцепляются острые зазубренные иглы. Швейной Машинке, норовившей поймать и засунуть под иглу ногу Вайля при помощи двух росших из основания металлических лап, уже никто не удивился. Нечисть наступала — поодиночке, по паре. Казалось, что ассортимент взбесившихся предметов бесконечен — только успокаивали одну штуковину, как из тумана вырисовывалась следующая.

На разные предметы Вайль реагировал по-разному. Чудо-Грибочек моментально поверг его в истерику и беспомощный лепет, Красный Мяч рассмешил. Предсказать реакцию парня возможным не представлялось — наверное, у нее была какая-то логика, но сейчас некому было разбираться, что и почему его пугает, что вызывает только ярость, а что забавляет.

Потом, все потом — сейчас нужно было не расслабляться ни на миг, плотно вбивать в жесткую сухую землю скобы на подошвах ботинок, осматривать свой сектор — они стояли, образовав треугольник, и каждый, увидев врага, подавал сигнал товарищам, и тогда все разворачивались к новому противнику. По щекам Аэль тек ручьями пот, смешиваясь с пылью и образуя на губах соленую хрустящую корку. Лаан сбросил куртку, в каждой руке он держал по револьверу, уже не удивляясь, но тихо радуясь, что патроны все не кончаются и не кончаются. Убивать, ломать, уничтожать — только это, и ничего иного. Примитивный закон джунглей — убивай или убьют тебя.

Аэль казалось, что уж здесь-то Вайль должен чувствовать себя в своей стихии. Бессмысленное уничтожение — не его ли любимое занятие. Бей, бей, бей и не думай. А между тем он начал сдавать первым. Он давно уже ничего не боялся, ни над чем не смеялся, действовал, как автомат — стрелял, бил ножом, ломал голыми руками. В скупых четких движениях был только расчет, ни позы, ни особого изящества. Но после очередного чудовища, поименования для которого уже никто не придумывал — наверное, оно происходило от брандспойта, возомнившего себя удавом, — Вайль просто уселся на землю, бросил нож и пистолет перед собой.

— Все. Не могу. Гори оно все огнем...

Пусто было у него внутри — словно насос отсосал все мысли и чувства, оставив только немного омерзения к происходившему и жажду скорого конца — любого, хоть в пекле Буйной печки, хоть в объятиях удава-брандспойта. При мысли, что сейчас придется вставать и вновь бить, ломать, крушить его тошнило. Он не хотел больше бить. Никогда. Никого. Он хотел сдохнуть. Прямо сейчас...

Видимо, именно этого и добивался Город — прошло уже не меньше часа, они успели отдохнуть, распить на троих литровую бутылку воды, обработать все раны и ожоги, которыми обзавелись во время Великого Побоища Вещей, а новая нежить так и не появилась. Да и туман начинал рассеиваться.

— Поставим палатку? — предложил Лаан, показывая на появившееся в небе солнышко. Припекало оно так, словно торопилось за час выполнить норму по ультрафиолетовому излучению за все время засилья тумана.

— Пожалуй, — согласилась Аэль.

Вайль не отреагировал. После того, как девушка отстала от него с антисептиками и пластырь-гелем, он как сел по-турецки на землю, так и не пошевелился. Похлопав по плечу, Аэль пригласила его в палатку, которую разложил Лаан — парень молча подчинился, как автомат с кончающимся заводом. В палатке он упал на пол с самого края, дождался, пока Аэль села, притянул ее к себе за пояс и моментально заснул.

Девушка лежала на боку, чувствуя на шее теплое равномерное дыхание Вайля. Ей спать не хотелось, Лаану тоже. Они тихонько разговаривали.

— Ты думаешь, это поможет? — спросила в какой-то момент Аэль. — Все это побоище...

— От чего-то поможет, конечно. Но — игра-то еще не кончилась. И мы не знаем, чем она кончится. Да и надолго ли такой пацифизм — не знаю.