Моя же задача была простая: наладить телекоммуникационную связь с кораблем, обеспечить безопасность лагеря и быть в постоянной готовности оказать любую помощь косморазведчикам.
Когда стемнело, мы все четверо собрались в надувном домике, который стал нашим временным кровом, и начали совещаться. Было решено: все трое косморазведчиков на летающем вездеходе отправятся утром в сторону видневшегося на горизонте покрытого лесом холма. Он был первым в гряде, которая тянулась в направлении к горной цепи. (Геолог надеялся найти там какие-нибудь обнажившиеся слои осадочных пород, чтобы попытаться прочесть каменную летопись планеты.) Я, как полагается по инструкции, останусь в базовом лагере охранять космобот и обеспечить в случае опасности быструю эвакуацию исследовательской группы с планеты.
Не буду описывать красоту утра второго нашего дня на Планете ботаников (кстати, сутки там — 25 часов). Надо быть писателем, чтобы суметь рассказать о тамошнем восходящем солнце, облаках, раскрывающих свои лепестки необыкновенных цветах… Мои товарищи отправились в путь, решив большей частью двигаться по земле, а не по воздуху — ведь сверху не все как следует разглядишь. Ну а мне первым делом надо было немного размяться. Что ни говори, на планете сила тяжести была побольше, чем на корабле, и я приступил к комплексу упражнений, восстанавливающих форму. Вы же знаете, как ни хороши роботы, но в критических ситуациях космоспасатель все берет на себя. Когда нужно принять мгновенное решение, когда все зависит от быстроты реакции, надеяться на робота с его перебором вариантов не приходится: он всегда запаздывает.
Надо сказать, что лагерь мы расположили очень удачно: на опушке живописной рощи, неподалеку от реки, в которой, как сообщил вчера наш биолог, не было вроде ни рыб, ни микроорганизмов. Зато у берега, в воде, росли изумительной красоты цветы, похожие на наши лилии. Одним словом, хороша была планетка: в траве можно было безбоязненно валяться, воздух был напоен запахом цветов… Красота!
Набегавшись и напрыгавшись, я искупался, отдохнул, переговорил с «Лебедем» и исследовательской группой. Они разбили стоянку примерно в сорока километрах от базового лагеря, так как наткнулись там на что-то интересное. Ну что ж, пусть ребята занимаются своим делом, а я своим — и принялся за силовые упражнения. Выполнив малый комплекс, я повалился на траву и залюбовался причудливым облачком, медленно уплывающим в ту сторону, где работала группа.
И вдруг заработал приемник аварийных сигналов. Противный, режущий ухо писк, мигающая лампочка, легкие покалывания током в запястье от наручного приемника да еще робот, крякающим голосом заверещавший: «Тревога! Тревога!» — все это заставило меня подскочить и начать делать то, к чему я был подготовлен постоянными тренировками. Вызываю группу, включаю связь с «Лебедем», одновременно вытаскиваю аварийное снаряжение, готовлю ранцевый вертолет.
— В чем дело, ребята! — кричу я в микрофон и, не получив ответа, перевожу вызов их рации на автомат. А в это время заработала связь с «Лебедем». Они тоже приняли сигналы аварийного передатчика и уже привели все системы корабля в «готовность № 1».
Что случилось? Почему они молчат? Вместе с командиром корабля мы решили: я оставляю лагерь и космобот под защитой робота-охранника, а сам, по возможности не обнаруживая себя, с помощью ранцевого вертолета добираюсь поближе к стоянке и подхожу к ней пешком, а дальше действую по ситуации.
Надев ранец, я нажал кнопку выносного пульта управления, после чего должен был выдвинуться складной винт. Лампочка индикатора не зажглась, винт не вышел наружу. Что за черт! Ведь я три часа назад проверял работу летательного аппарата, и все было в порядке! Сняв ранец, я включил автомат поиска неисправностей. Он показал: все исправно. А аппарат не работал! Пришлось разобрать его на блоки и каждый проверить в отдельности. Все они действовали, представляете? А собрал воедино — опять отказ!
Прошло уже пятнадцать, двадцать, тридцать минут, а я все возился с ранцевым вертолетом. Тогда я решил бросить его и бежать своим ходом. Каких-то сорок километров, марафонская дистанция, а у меня по этому виду неплохой результат — два часа десять минут. Сообщив обстановку на «Лебедь», я надел легкий, не стесняющий движений спасательный костюм — тогда у нас не было таких, как теперь, с защитным полем, — взял аварийный комплект медикаментов и продуктов, боевой излучатель, рацию, пеленгатор и побежал.
Вы, наверно, знаете, в прошлом веке был популярен такой вид спорта — «охота на лис». Сейчас о нем мало кто помнит: нынешние гравитационные пеленгаторы определяют положение любого предмета с известной массой мгновенно. Ну а в мое время космоспасателей готовили к поиску аварийного передатчика в незнакомой местности. Тут был как раз тот случай. Ориентируясь по силе звукового сигнала и яркости светового индикатора; я определил направление — в сторону реки. Река была широкая — около полутора километров, — и я уже хотел было вернуться в лагерь за надувной лодкой с мотором, да, вспомнив о ранцевом вертолете, раздумал. Ведь я ее сегодня даже не проверял. А тут мне понадобится, чтобы переплыть реку, немного больше пятнадцати минут, ну двадцать с учетом аварийного комплекта за спиной. Зайдя по грудь в воду — дно было чистое, твердое, — я поплыл.
Выйдя на противоположный берег и поводив рамкой пеленгатора, я побежал. Бежать было легко: редкие деревья, кое-где небольшие заросли кустов, трава на полянах невысокая. Правда, через некоторое время мне пришлось обогнуть россыпь камней. Она, кстати, была больше похожа на классический японский сад камней, а не на естественное образование.
За камнями расстилалось каменистое плато, перерезанное глубокой расселиной. Ширина ее — метров семь-восемь, глубину определить я не смог: луч моего фонаря до дна не достал. Обогнуть трещину? Но она простиралась вправо и влево до линии горизонта. Зацепиться на той стороне было не за что, деревьев вблизи не оказалось… Надо было прыгать. Я перебросил на ту сторону аварийный комплект, разбежался и прыгнул. Толчок получился хорошим, у меня даже остался запас — больше полуметра. Но вот удивительно: дальше на пути мне встретились еще две точно такие расселины. Причем каждая следующая — я определял дальномером — была чуть шире предыдущей. Мой третий прыжок чуть было не стал последним в моей жизни: там было около восьми с половиной метров, и это уже было на пределе моих возможностей. Не дотяни я нескольких сантиметров…
На этих прыжках я потерял минут пятнадцать. Надо было их наверстывать. В таких случаях без энергетических таблеток не обойдешься. Вытаскиваю герметичную упаковку из кармана, отвинчиваю крышку… Что такое? Таблетки превратились в какую-то дурно пахнущую жидкость! Лезу в аптечку — там то же самое. Остальные лекарства вроде в порядке, а это…
Ничего не поняв, я побежал дальше. Когда, по моим расчетам, до стоянки исследовательской группы оставалось километров десять, я услышал впереди, у подножия холма, какой-то шум. Чем ближе приближался я к холму, тем мощнее становился этот шум, рокот, гул… Водопад? Так и есть! От подножия холма меня отделял водный поток, ревевший на дне ущелья шириной 60–70 метров. Вид был захватывающий, романтично-красивый, но мне было не до красот. Пеленгатор показывал: они там, где-то за холмом. Пойдя вверх по течению, я наткнулся на следы нашего вездехода. Мои товарищи здесь побывали. Свежие сколы на поверхности скалы показывали, что наш геолог тут поработал на славу. Отсюда группа, в летающем вездеходе перебравшись через ущелье, направилась к вершине холма или к седловине справа…
А как мне перебраться? Забравшись на дерево, я осмотрелся. Ущелье уходило вправо, затем круто изгибалось, прорезая гряду постепенно возвышающихся холмов, дальше переходящих в горную цепь. Влево ущелье расширялось, но поток оставался таким же мощным, не мелел, не разделялся на рукава. Не было никаких признаков, что где-то поблизости можно было перейти вброд горную реку, даже если бы удалось спуститься вниз. А как потом подняться на отвесные скалы?