Наиболее подробное описание жизни и быта скифов оставил «отец истории» Геродот. Чтобы изучить их, он даже ездил специально в греческую колонию Ольвию на черноморском берегу, а оттуда — в страну скифов. Его свидетельства бесценны для историков, но как нелегко в них отделить правду от легенд и сказок!

О происхождении скифов Геродот приводит три совершенно различные легенды. По двум из них скифы якобы обитали в причерноморских степях издавна, с незапамятных времен. А согласно третьей легенде они будто бы пришли сюда с востока.

Признаться честно, хотя с тех пор прошло две с лишним тысячи лет, мы до сих пор не знаем точно, откуда же взялись скифы в наших южных степях. Большинство ученых теперь считают, что скифы пришли сюда откуда-то из-за Волги и Дона — возможно, из степей Южной Сибири и Средней Азии, Видимо, это были ираноязычные племена.

И вероятнее всего, они продвигались в степи юга Европы медленно, постепенно, в течение нескольких столетий, и было несколько «волн» таких вторжений.

Первые кочевые скифы появились в южных степях нашей страны скорее всего в начале восьмого века до нашей эры. Но тогда они не остались здесь, а, преследуя обитавших тут ранее загадочных киммерийцев, о которых мы вообще почти уже ничего не знаем, вторглись в Закавказье и Малую Азию.

Сколько времени находились скифы в странах Малой Азии, где они с разными государствами древности то воевали, то вступали в дружественные союзы, ничего опять-таки толком не известно. Очевидно лишь, что в конце седьмого века до нашей эры они возвращаются в причерноморские степи и уже прочно надолго оседают здесь, создав государство, которое не могли победить ни персидский царь Дарий, ни греческие полководцы. Наибольшего расцвета оно достигает в четвертом веке до нашей эры, при легендарном царе Атее. По преданию, он был столь воинственным, что предпочитал ржание боевых коней во время битвы сладостным звукам флейты.

По описаниям Геродота, государство скифов объединяло несколько племен, отличавшихся между собой образом жизни и некоторыми обычаями. Самым сильным и могущественным было племя так называемых «царских скифов». Они занимали весь Крым и степные просторы на юге нынешней Украины, кочуя с места на место. Севернее жили скифы-земледельцы и скифы-пахари: уже сами названия племен говорят о том, что они вели более оседлый образ жизни. Купцы из возникших по берегам Черного моря греческих колоний-городов Ольвии и Боспорского царства скупали и выменивали на разные товары у них пшеницу.

Государство, созданное в степях кочевниками, служило как бы своеобразным мостом. По нему обменивались достижениями своих культур весьма отдаленные друг от друга народы. По торговым путям, охраняемым в бескрайних степях скифами, творения античного искусства попадали в далекие северные стойбища оленеводов, из Месопотамии купцы везли в города Фракии и Западной Европы оружие и чеканные украшения.

Войско девяностолетнего Атея, погибшего в этом бою, но не сдавшегося, все же разбил царь Филипп, отец Александра Македонского. Но еще долго Скифия остается одной из сильнейших и грозных держав того времени, пока в третьем веке до нашей эры не обрушатся на нее с востока, из задонских степей постепенно набравшие силу сарматские племена. Они оттеснят скифов на Крымский полуостров, где те все еще продолжают сохранять свою независимость в течение нескольких столетий.

Государство скифов было сложным миром с богатой и во многом еще темной для нас историей. Изучение ее и жизни исчезнувшего народа осложняется еще тем, что многие скифские обычаи перенимали соседние племена: загадочные невры, по словам Геродота, люди-оборотни, которым он приписывает чудесную способность при необходимости превращаться в серых волков; не менее таинственные меланхлены — «люди в черных одеждах»; будины, андрофаги и савроматы.

В период расцвета скифская культура была распространена на огромной территории от Карпат до Алтая. Всюду при раскопках погребений того времени археологи находят одинаковые украшения в зверином стиле, одно и то же оружие и настолько похожие предметы конской сбруи, словно ими снабжала кочевые стойбища, разделенные тысячами километров, одна мастерская.

Теперь, надеюсь, читателю понятно, как интересны были для нас сценки из скифского быта, изображенные древним художником на замечательной вазе. И все же они не столько проясняли загадки, сколько, пожалуй, добавляли поводов для размышлений и споров.

Важнее всего было, конечно, выяснить, где же именно грабители выкопали из кургана эти сокровища, каким-то загадочным путем очутившиеся потом в подполе на окраине Керчи. Но это было очень нелегко. По этому вопросу мнения особенно резко разделились.

Довольно дружно мы пришли, пожалуй, к одному выводу: искать родину Золотого Оленя надо не в окрестностях Керчи и вообще не в Крыму.

Возле Керчи и, можно сказать, даже прямо на ее улицах и огородах местных жителей были сделаны находки, ставшие украшением скифской коллекции Эрмитажа. Всемирно известны сосуд из Куль-Обы со сценками из военного быта скифов, золотая гривна — нашейное украшение в виде жгута из шести толстых проволок с изображениями всадников на концах, прекрасные золотые подвески, фиал для торжественных застолий, множество всяких мелких бляшек и украшений. Прямо на окраине города высятся прославленный Золотой курган, Царский, Змеиный. С высоты горы Митридат видна за ними цепочка сторожевых курганов. Их называют Юз-Оба, «сто холмов» по-татарски. Но на самом деле их гораздо больше, и многие еще не раскопаны. Это скифские погребения, но и в украшениях, которые в них находят, и даже в самом устройстве погребений чувствуется сильное греческое влияние.

Уже при беглом сравнении нашего золотого красавца с оленем, найденным в прошлом веке при раскопках Куль-Обы, становилось ясно: они весьма отдаленные родственники.

Золотую бляшку в виде оленя для погребения знатного скифа в Куль-Обе сделал греческий мастер, подражая скифскому звериному стилю. Но фигура оленя получилась у него скованной, безжизненной. Откинутые на спину могучие рога слились с туловищем, отяжелив его и заставив прогнуться спину. А ради пущей красоты по всей фигурке оленя греческий торевт разбросал в разных местах еще чисто декоративные фигурки других животных: скачущего зайца, лежащего льва, барана, грифона.

Как все это было далеко от благородной простоты и грациозности нашего красавца!

— Но и не сибирская работа, Николай Павлович. У всех «сибирских» оленей вперед торчит один рог, а тут два. Да и вся манера исполнения иная.

— Не сибирский — бесспорно. А вот более точно привязать его к какому-нибудь месту в европейской Скифии, пожалуй, так же нелегко, как и вазу.

Н-да… Где же искать родину нашего Золотого Оленя? Где находился тот курган, из которого его выкопали грабители? Не в Крыму и, к счастью, кажется, не в Сибири.

Так я и размышляю и вдруг слышу:

— Присмотритесь внимательнее, какая морда у оленя. Вам не кажется, что в ней есть нечто от лося или, пожалуй, скорее от лосихи? Тупоносая, с горбинкой, губы толстые, добродушные. Подобные изображения находили в лесостепной полосе.

— Ничего похожего!

— Нет, пожалуй, Николай Павлович прав. Есть что-то лосиное.

— Ну художественная схожесть, свидетельство, к сожалению, весьма туманное. Даже точные копии могут оказаться в местах, весьма отдаленных друг от друга. Вспомните Чертомлыцкий горит. Точно такие же обкладки налучников, сделанные явно с одной формы, нашли ведь и в Мелитополе, и в Елизаветинской на Нижнем Дону, и под Винницей. Мне кажется гораздо более ценным другой признак: содержание бытовых сценок. Все они, в общем-то я имею в виду сценки из мирной жизни, говорят скорее о быте достаточно оседлом…

— Да, конечно, сценка пахоты…

— А этот строитель!

— Мне думается, все же искать надо где-то на землях царских скифов! Уж очень богатым было погребение.

— По-моему, тут явно изображено столкновение двух разных племен, — сказал я. — Одно, возможно, кочевое, другое более оседлое. Не случайно же все пешие без бород, а конники — бородатые.