- Давно сидим? - юодро спросил лейтенант у мужичка, но тот не обратил никакого внимания на подошедших. Правой рукой он чесал под пиджаком живот, вертел головой и одной ногой притоптывал в такт какой-то мелодии, которую, очевидно, прокручивал в голове.

- Да бесполезно, - махнул рукой Лупцов, - что он может знать?

Ситуация сложилась странная: тепло, тихо, на улице ни единой души, и ничего невозможно узнать.. Отсюда до центра Москвы можно было доехать только наземным транспортом, но ни автобусы, ни тролейбусы не ходили. И тут Лупцов вскрикнул:

- Автоматы! У магазина есть телефоны-автоматы. Может, они работают? - Лейтенант кивнул, еще раз взглянул на пьяного и, побледнев, подался назад. Лицо его выражало такую растерянность и ужас, что Лупцов, как кошка, прыгнул вперед, повернулся в воздухе на 180 градусов и преземлился в самой что ни на есть боксерсокй стойке, готовый сцепиться или отразить нападение того, кто так напугал недавнего курсанта. То, что Лупцов увидел, поразило его гораздо больше, чем говорящее радио и шаги в прихожей. Он повернулся как раз в тот момент, когда мужичонка опустился на колени и, отыскав на земле собственную нечесанную голову, неверными руками, как-то не почеловечески точно насадил его на шею.

С животным страхом в глазах смотрели Лупцов с лейтенантом на пьяного, а тот поднялся с колен и принялся бесцельно кружить на небольшом пятачке у скамейки. При этом мужичонка молча всплескивал руками, изгибался в пояснице и вообще вел себя очень странно.

Первым попятился лейтенант. Не спуская глаз со странного выпивохи, он бормотал:

- Что это такое? Что за фокусы?

- Вот, вот, - вторил ему Лупцов. Он последовал за милиционером, стараясь не отставать от него ни на шаг, но и не вырывался вперед.

- Теперь-то ты видишь, что происходит? - глядя на мужичка, шепотом спросил Лупцов, а лейтенант, не ответив, вдруг сорвался с места и, громко топая, бросился к опорному пункту.

- Куда?! - закричал Лупцов и последовал за милиционером. Куда ты? К телефонам, к телефонам давай. - Не сбавляя скорости, лейтенант послушно повернул к магазину и остановился только у телефонных будок. - Видел? - тяжело дыша, спросил Лупцов, добежав до лейтенанта. - Это уже не войной пахнет, а кое-чем похуже.

- Двушки есть? - спросил милиционер и удивленно повторил за Лупцовым. - Похуже...

- Ты трубку вначале сними, - ответил Лупцов и сам же вошел в телефонную будку.

Сколько Лупцов ни дергал за рычаг, труюка молчала. Сквозь грязное стекло на него тревожно смотрел милиционер. Лицо у него было бледное, иногда он испуганно оборачивался, нервно ощупывая бугор под кителем и, несмотря на форму, очень мало походил на стража порядка, то есть защитника.

- Нам сейчас лучше не расставаться, - сказал Лупцов выходя из будки. - Вдвоем как-то спокойнее.

- Да, да, - закивал лейтенант. - У меня пистолет есть. - Он задрал китель и показал расстегнутую кобуру. - Слушай, может, это гипноз? - спросил он.

- Здесь, может, и гипноз, а у меня-то дома что? Кто меня там загипнотизировал?

- Ты же говорил, у тебя там кто-то ходит, - не глядя на собеседника, ответил лейтенант. Глаза у него шарили по кустам, а вид был затравленный и несчастный.

- При чем здесь гипноз? - ответил Лупцов. - Здесь что-то другое. И все это: небо, радио, телефон и этот безголовый, все это как-то связано. На конец света похоже.

- А ты что, видел его? - с нераным смешком спросил милиционер.

- Да вот, вижу, - ответил Лупцов. - Ладно, что здесь стоять? Пойдем к соседу, пока ему башку не отвернули эти... Идем, он ждет меня. - И в этот момент откуда-то из-за угла соседнего дома послышался слабый крик:

- Костя! - надрывно звал молодой женский голос, - Костя, помоги мне. - Лупцов резко обернулся к лейтенанту, успел схватить его за рукав, но тот неожиданно вырвался, пробежал несколько метров вперед и, не сбавляя скорости, крикнул:

- Это моя жена!

- Какая жена? - ничего не понимая, вдогонку закричал Лупцов. - Погоди! - Он бросился за лейтенантом, но тот уже перебежал улицу и, выхватив из кобуры пистолет, свернул за угол. Лупцов еще раз услышал женские крики: "Костя! Костя!" Потом он забежал за дом и остановился как вкопанный. Он увидел, как в нескольких метрах от него милиционер взмахнул руками и с разбега повалился в свежевырытую яму, в которой тускло поблескивало что-то огромное, темно-зеленого цвета и явно живое.

По поверхности этой отвратительной шевелящейся массы прошла судорога, глянцевая поверхность покрылась большими, как воздушные шары, пузырями, а там, куда упал милиционер, образовалась длинная толстая складка, которая и накрыла лейтенанта с головой. Лупцов услышал лишь громкий тяжелый выдох, словно из паровозного рессивера. Грязно-зеленое тело еще продолжало подрагивать, будто гигантский шарик ртути, когда Лупцов услышал из ямы детский голосок:

- Пап, папа помоги! - оцепенев от ужаса, Лупцов какое-то время стоял и смотрел на то, что происходило в яме. Он вдруг почувствовал сильнейшее желание подойти поближе к краю ямы, и обладатель детского голоса, словно почувствовав в нем слабину, позвал еще жалобнее и настойчивей:

- Игорь! Игорь, помоги! Помоги, Игорек!

И все же Лупцов нашел в себе силы повернуть назад. Подавляя в себе рвотные позывы, мучаясь от страха и омерзения, он бросился бежать к своему дому, в несколько прыжков взбежал на третий этаж и чуть не вышиб лбом дверь квартиры Ивана Павловича.

3.

После того, как Лупцов ушел на разведку, Иван Павлович быстро привел себя в порядок, оделся, причем, из всего своего немудреного гардероба выбрал выходной костюм с орденскими планками и юбилейными значками, который он надевал только по большим праздникам для выхода на люди. Он приготовил большую дорожную сумку, куда положил все семейные документы, довольно приличный запас продуктов и транзисторный приемник, на случай, если роадио все же начент работать. Наличность и носильное золото жены он распихал по карманам, а затем долго еще бродил по квартире, мучаясь от того, что в сумку нельзя запихнуть все нажитые за долгие годы вещи. Иногда он брал какой-нибудь предмет в руки: детскую игрушку, дешевенькую вазу или чашку, вертел ее, жалеючи, и ставил на место. Жалко было все вещи вместе, хотя по отдельности они не представляли для него почти никакого интереса.