- Остатки штаба армии слил со штабом мотострелковой дивизии полковника Гулыги...
- Решение правильное. Дальше?
- Все части, которые остались по эту сторону прорвавшихся немецких авангардов - две ослабленные дивизии, танковая группа в семнадцать единиц и сводный артиллерийский полк, - развернуты фронтом на юг и держат оборону.
- Какова активность немцев?
- Слабовата... Я иногда слушаю их радиопереговоры. Нетрудно догадаться, что Гудериана беспокоит отставание от танковых авангардов его пехотных дивизий.
- Вы владеете немецким?
- Более или менее. В детстве батрачил у немецких колонистов на юге Украины.
- Мысль об отставании немецких пехотных эшелонов правильная. Тимошенко вернул разговор в прежнее русло: - Но главная причина ослабшей активности врага перед вами заключается в том, что южнее вас углубляется прорыв... Не пытались установить связь со своими отсеченными дивизиями?
- Все время пытаемся, но безуспешно. Полагаю, что они вошли во взаимодействие с тринадцатой армией генерала Ремезова.
- Если так, то придется насовсем подчинить их Ремезову. - И маршал повелительно кивнул сидевшему у двери автобуса генерал-майору Белокоскову: - В приказ, Василий Евлампиевич!
Генерал для особых поручений при наркоме обороны Белокосков сделал в блокноте запись и выразительно покосился на наручные часы, напоминая маршалу, что пора возвращаться в штаб фронта. Федор Ксенофонтович тоже взглянул на часы и удрученно произнес:
- У меня же ничего не остается... Какая мы после этого армия?
- Дело не в названии. - Голос маршала вновь стал строгим. - Все, что осталось у вас, крепко держите в кулаке, маневрируйте по фронту и прикрывайте в своей полосе Смоленск. Армию постараемся усилить.
Где-то за лесом ударили минометы. Их резкие выстрелы мгновенно развеяли чувство оторванности от мира; салон автобуса уже не казался затишным уголком.
- Товарищ маршал, - в сдержанном голосе Чумакова сквозила боль, - о каком маневре может быть речь с нашими силами? Осталось чуток снарядов, а горючего - только что в баках.
- Где были гарнизоны, там есть и склады. - Тимошенко поискал глазами по карте, но так и не назвал ни единого населенного пункта. - Постараемся помочь снарядами и горючим. Держитесь, сколько можете. Идут резервы... - И маршал, подавив тяжелый вздох, задержал твердый взгляд на измученном лице Федора Ксенофонтовича.
Белая повязка, закрывавшая левое ухо и подбородок Чумакова, резко подчеркивала эту измученность, сквозившую в темной серости кожи и в притушенных глазах. Маршал хорошо понимал, как нелегко сейчас Чумакову. Считанные дни командовал он армией, заменив раненого генерала Ташутина; в двухдневных боях на рубеже Орша, Козино немцы рассекли армию, и лучше бы оставшиеся под командованием Чумакова части объединить в корпус, но Тимошенко было известно, что Ставка Верховного Командования готовит приказ о временном упразднении корпусной системы. Вчера Сталин и Жуков советовались с ним об этом. Значит, и корпусом пока не командовать генералу Чумакову... Можно, конечно, слить его группу с соседом - 20-й армией генерала Курочкина...
Федор Ксенофонтович будто прочел его мысли и с грустью сказал:
- Генерал без войск что пушка без снарядов... Да и штаб у меня все равно далек от армейского комплекта... Может, свести нас в корпус и передать генералу Курочкину?.. Только прошу не подумать, что я хочу уклониться от ответственности.
- Не подумаю. - Тимошенко чуть заметно усмехнулся тому, что Чумаков угадал ход его мыслей о корпусе. - Будете пока именоваться войсковой группой фронтового подчинения. Вы лично отвечаете за безопасность Смоленска с этого направления... Головой отвечаете.
Через минуту маршал сидел в своем пуленепробиваемом, испятнанном зеленой и бурой красками "зисе". Под охраной броневика, шедшего впереди, и автоматчиков, следовавших сзади в эмке-вездеходе, Тимошенко вместе с генералом для особых поручений Белокосковым покинули лес, где в глубине западной опушки размещался командный пункт генерала Чумакова.
"Генерал без войск что пушка без снарядов", - повторил про себя Тимошенко слова Федора Ксенофонтовича. Смежив веки и ощущая толчки машины на ухабах лесной дороги, маршал сквозь дрему думал, имея в виду генерала Чумакова, что в часы величайших тревог и даже перед лицом смерти человек благородной души и обостренного чувства долга стремится быть на самом важном, доступном ему месте, чтобы сделать все посильное и принести предельно возможную пользу, возвысив этим свое дело и украсив свое имя. Отсюда, видимо, и родилась русская поговорка: "Или грудь в крестах, или голова в кустах..."
Человек мирной профессии пробуждается от шума, а военный - от тишины. Сквозь полусон Семен Константинович услышал, что мотор машины приглох, заработал тихо, исчезли толчки - будто машина поплыла по спокойной воде. А ведь асфальтовая дорога еще не близко. И он, озадаченный, с трудом вырвался из вязкого плена дремотности. Открыв глаза, не поверил тому, что увидел: вокруг машины и далеко впереди разлилась голубая ширь, а над ней чуть колебалась прозрачная утренняя дымка тумана. Несколько справа плыл, утопая по днище, броневик охраны, а слева - эмка с автоматчиками. Полагая, что это сон, и поражаясь реальности своего ощущения, Семен Константинович что-то невнятно пробормотал. И тут же услышал грустноватый голос генерала Белокоскова, сидевшего впереди, рядом с водителем, одетым в темно-зеленый комбинезон:
- Ленок позднего посева. Ни одной соринки!.. Жалко: такую красоту война калечит...
- Лен это? - переспросил Семен Константинович, хотя и сам уже понял, что они едут по ровному полю буйно зацветшего высокого льна. - А мне померещилось, что озеро разлилось.
- У нас на Вологодчине целые моря таких разливов, - со вздохом заметил генерал-майор. - Даже моя фамилия, как говорят, сродни льну: Белокосков - от белых, как лен, волос...
- У тебя, Василий Евлампиевич, больше седины в голове, чем льна. Маршал тихо засмеялся.
Где-то слева ударили с размашистой гулкостью наши гаубицы, и разговор в машине оборвался. Вслушивались, как просыпался фронт. На голос гаубиц ответил нарастающе-въедливый, слышный даже в машине вой немецких мин. Его поглотили раскатистые взрывы, донесшиеся из уже отдалившегося леса. Взрывы родили в лесу басовитое эхо. Казалось, что оно, прокатившись по росным предутренним опушкам, по полям и кустарникам, окончательно разбудило сторожкую тишину, которая вдруг растворилась в пулеметном клекоте и беспорядочной ружейной трескотне. Было удивительно, что дыхание переднего края ощущалось так явственно уже здесь, по существу, в районе командного пункта армии. Сместились все принятые нормы построения боевых порядков, развеялись привычные понятия... И даже не верилось, что эти, приглушенные расстоянием и туманной пеленой, звуки войны есть грозные предвестники очередного тарана, который, по данным нашей разведки, подготовили немцы.