- Ну? - спросил Ханли.

- У вас сын, - сказал доктор. - Прекрасный мальчик. Но...

- Ну? - нетерпеливо повторил Ханли.

- Боюсь, это убьет вашу жену, - неловко произнес доктор. Он знал, что Томас Ханли спокойно отнесется к этому.

Руки Ханли железной хваткой опустились на плечи доктора.

- Она мертва? - холодно спросил он.

- Нет. - Доктор присел под тяжестью этих ладоней. - Я могу подарить вам небольшую надежду. Я сделаю все, что смогу.

Не говоря ни слова, Ханли развернулся и бросился в комнату Мэри. Она лежала на подушках, смертельно бледная, с закрытыми глазами. Миссис Барбер сидела на краю кровати, держа дочь за руку. Когда Ханли вошел, она приложила палец к губам, делая знак не нарушать тишину.

Ханли подошел к кровати и, строго сжав губы, стоя смотрел на свою жену; его руки мелко дрожали. Мэри с усилием приоткрыла глаза и, увидев мужа, попробовала сесть. Миссис Барбер нежно заставила ее лечь обратно. Тогда Мэри протянула ладошку, и Ханли неловко пожал ее.

- Томас, - чуть слышно произнесла Мэри и, вздрогнув, добавила: - Как я ненавижу это имя!

- Я... я сам не очень люблю его, - ответил Ханли.

- Я хочу, чтобы ты... сказал... мне... что-то, - выговорила Мэри. Слова с трудом срывались с ее губ. - Я знаю, ты... не можешь лгать. Мама сказала мне, что это - девочка, но она выглядела так странно, и она не дала мне...

Она не могла больше говорить и с безмолвной мольбой смотрела Ханли в лицо.

Ханли наклонился, чтобы поцеловать ее руку, которую не выпускал из своей, и увидел, как глаза миссис Барбер наполнились слезами.

- Это девочка, - сказал он. - Маленькая, голубоглазая девочка.

Мэри медленно, счастливо вздохнула и закрыла глаза, и, когда Ханли повернулся, чтобы выйти из комнаты, миссис Барбер поймала его руку и поцеловала ее.

Доктор, встретив отца в дверях, попросил не возвращаться, пока он не позовет, объяснив, что Мэри нуждается в абсолютной тишине и покое. Ханли кивнул и поплелся к себе.

Прошло пять, затем десять минут. Как и прежде, через стену доносились приглушенные голоса. Неужели это никогда не прекратится? Ханли провел рукой по лбу и почувствовал, что весь взмок.

Как болезненно найти свое сердце к сорока годам и как восхитительно. Конечно, Мэри должна жить. Ханли поймал себя на том, что с мальчишеской глупостью строит планы на их будущую жизнь. Чего он не готов сделать ради нее? Непросто будет, хмуро подумал он, переучить Томаса Ханли, но это - для Мэри. Она разочаруется, узнав, что на самом деле у них сын, а не дочь, но все же он сможет сделать ее счастливой.

Затем действительность вернулась и наполнила его удвоенным страхом. Томас прислушался: голоса в ее комнате стихли, и ему показалось, что там кто-то начал всхлипывать. Больше он не мог терпеть этого; он должен идти к ней.

Доктор встретил его у двери в комнату Мэри. Ханли взглядом спросил его. Доктор, все еще уверенный в том, что в случае с Ханли излишняя мягкость ни к чему, и не стал прибегать к ней.

- Она умерла, - просто сказал он.

Ханли уставился на него, не веря своим ушам. Потом он прошел к кровати и, опустившись перед ней на колени, твердо взглянул в бледное, мертвое лицо, тяжело лежавшее на подушке.

- Миссис Барбер, - сказал он, - я убил вашу дочь.

Я убил Мэри, - повторил он и поднялся. - Я убил Мэри!

Доктор, не понимая, запротестовал.

Ханли прыгнул к нему. Двери, державшиеся в нем на замке всю жизнь, сорвались.

- Черт бы тебя побрал! - закричал он. - Не смей лгать мне! Говорю тебе, я убил ее тем, что солгал! Бог отнял ее за это! Я убил ее!

Он бросился на кровать, прижал голову Мэри к своей груди и зарыдал, как ребенок.

Из раскрытого окна веяло весной. Миссис Барбер тихо плакала. В коридоре сморкалась Мэгги, все это время остававшаяся в углу, как Мэри и просила ее.