- Все в порядке, - продолжал Брент. - Я подпишу его.
Гаррет неуверенно хихикнул, словно посчитал все сказанное шуткой.
- Ну, Брент...
- Заткнись, Гаррет, - прервал его гостеприимный хозяин, направляясь мимо него к выходу в бальный зал. - Считай свое молчание платой за возобновление контракта. А теперь пойдем. Мне пора произнести речь.
Мужчины вернулись к гостям, под ослепительный свет множества электрических ламп, и Брент сквозь толпу прошествовал к столикам в передней части зала. Он помедлил минутку, чтобы еще раз окинуть взглядом этот жужжащий улей, в котором каждый упорно трудился, выдавливая из себя смех. Наконец он поднял пустой хрустальный бокал и резко постучал по нему ложечкой. Оживленный шум стих, и все собравшиеся в зале обратили свои лица с заранее заготовленными улыбками к хозяину в ожидании привычной, вежливо-безразличной речи.
- Дорогие друзья, - начал Брент. - Дорогие друзья, я не могу описать, как благодарен всем вам за то, что вы вновь почтили своим присутствием мой ежегодный праздник. Мне кажется, лучше всего мои чувства выразит эта короткая фраза: "Марш домой".
С этими словами Брент выпустил бокал, который все еще держал в руке. Он отрешенно наблюдал за тем, как хрупкий сосуд, кувыркаясь, полетел вниз и упал на паркет, разлетевшись серебряными брызгами.
Кто-то в задних рядах вскрикнул от ярости, но большинство ограничились вздохами или нервными, сдавленными смешками. Гости в замешательстве топтались на месте, казалось, никто не знал, что делать. Но тут в центре зала возник Карн, который умело и решительно принялся дирижировать исходом. Несколько гостей, считавшие себя наиболее привилегированными, наиболее желанными, осведомлялись о здоровье Брента и получали в ответ все ту же фразу: "Марш домой".
"Если бы только, - думал Брент, - все было так просто".
Он тяжело оперся о столик с закусками, наблюдая, как увешанная драгоценностями, разряженная орда выплескивается сквозь широко распахнутые двойные двери. Гости растерянно оглядывались на него, пока последний не скрылся в темноте.
Брент с облегчением подумал, что вечер наконец благополучно подошел к концу.
Но вряд ли он осознавал, что этот вечер был только началом конца конца, который он даже не мог себе представить.
Глава 1
Двумя неделями позже и сотней миль дальше Мадх бесшумно припал к земле позади стены из красного песчаника, окружавшей другое поместье. Сквозь тьму безлунной полночи он изучал человека, находившегося рядом с ним, лениво размышляя, что предпочел бы работать с Хазардом. Хотя Мадх не мог сказать, что Хейн был менее искусным, чем Хазард,- у него просто не было надежного способа удостовериться в этом, - но в молодом убийце чувствовалось нечто отталкивающее.
- Зачем эта задержка? - прошептал Мадх. - Ты уверял меня, будто управишься с этим делом легко... и быстро.
Хейн усмехнулся и пробежал рукой по своему недавно выбритому черепу. Некоторое время назад он обнаружил, что волосы могут послужить помехой.
- Залог успеха - тщательная подготовка, мой друг, - ответил он и усмехнулся, заметив, как Мадх морщит нос, услышав обращение "мой друг". Хейн всегда с иронией отмечал, что работодатели находили его отвратительным... однако неизменно обращались к нему, когда им требовались весьма специфические услуги. - Подготовка, - закончил он. - Подготовка - это все.
- Ладно, поторопись, - фыркнул Мадх и развернулся, чтобы понаблюдать за охранниками. Он насчитал уже шестерых. Совсем скоро он узнает, так ли Хейн хорош, или же он окажется просто наглым хвастуном. К тому же хвастуном мертвым.
Хейн вновь усмехнулся и потянулся к небольшому мешочку, болтавшемуся на поясе. Он вытащил оттуда шприц и маленький, закупоренный пузырек с прозрачной жидкостью. Убийца закатал рукав и быстро определил срединную вену на сгибе руки. Затем с ловкостью, говорившей об опыте, он проткнул иглой пробку, а когда вытащил ее, шприц наполовину наполнился лекарством. Он дважды слегка надавил на поршень шприца, выпуская через иголку пузырьки воздуха, и ввел кончик иглы в вену. Он наблюдал, как игла прокалывает кожу руки, и вот, наконец, происходит долгожданное чудо: она прорывается внутрь, преодолевая сопротивление плоти. Медленно, с наслаждением Хейн надавил на поршень. Его ноздри раздувались от знакомого предчувствия, и действительно, мгновением позже Хейн ощутил, что мир вокруг него начал стремительно изменяться.
Веридин моментально достиг мозга, и ночная тьма, прежде непроницаемая, прояснилась. Все вокруг двигалось с тягучей медлительностью, с непрерывной плавностью. Хейн широко раскинул руки и с трудом удержался от крика. Да, крик разозлил бы Мадха, невежественного ублюдка, с презрительным высокомерием относившегося к чудесному средству.
"Пусть клиент ухмыляется, - подумал Хейн. - Все они возвращаются, все они хорошо платят".
Мадх подождал еще мгновение, затем повернулся к убийце.
- Ты готов? - прошипел он, недовольно уставившись на шприц в руке Хейна.
"Дурак", - мысленно отозвался Хейн. С безупречной точностью он метнул шприц в левый глаз своего работодателя. Когда сверкающий смертоносный дротик был всего в дюйме от Мадха, тот небрежно перехватил его.
- Ты не хотел бы потерять это, не так ли? - тихо спросил Мадх, взвешивая шприц в руке. Окинув Хейна недовольным взглядом, он убрал шприц в карман. - Я говорил тебе, нельзя оставлять следы, кроме монеты, разумеется.
Хейн потратил целую минуту, буравя взглядом докучливого клиента. Не добившись никакого результата, бритоголовый наемник пожал плечами и повернулся к стене. Он отмерил три шага назад, легко перескочил через стену и исчез за заботливо укрепленными известковым раствором стенами поместья.
Перном Элл откинулся на спинку плюшевого диванчика в своей спальне, хлебнул бренди и лениво погладил проститутку, сидевшую рядом. Пока его сморщенная, покрытая старческими пигментными пятнами рука блуждала по восхитительному бедру девицы, он размышлял о привилегиях. Она бы, конечно, предпочла, чтобы нежную впадинку под коленом ласкали другие пальцы, но у нее не было выбора. Вопрос привилегий, знаете ли. И Перном Элл не сомневался, что данный вопрос решался исключительно в его пользу. Его работа в правительстве была долгой и утомительной, но она смогла облегчить эти сумеречные годы. Мир не беспокоил его больше десятилетия. Поэтому, когда острие стилета уперлось в ложбинку под кадыком, Перном Элл был весьма удивлен.