Андрей опять вопросительно повернулся к Питеру.

--Что теперь?

-Спроси, Эндрю: они одна семья?

Замурцев позвал:

-Джарус.

Хотя, может быть, он не расслышал точно, и ее имя звучало не совсем так, но она отозвалась:

-Что?

--Это твоя мать?

--Да, и сестры. А это брат, Али.

--Как зовут мать? -спросил Питер, что-то записывая в блокнот, хотя записывать было вроде бы совершенно нечего.

-Хаззу. А сестры - Захра и Нура.

--Пусть спросит мать, почему они все бежали из Ирака, -велел Питер.

Курдка коротко ответила, и Джарус перевела:

--Не знаю.

-Как? -растерялся Андрей.

--Она говорит: не знаю, -повторила девушка бесстрастным голосом.

--Глупость какая, как она может не знать! -раздраженно сказал Питер.

Андрей пожал плечами. Он всё-таки провел на Востоке уже несколько лет и в этой палатке ощущал себя где-то посередине между её неадекватно реагирующими обитателями и навязчиво конкретным Питером. И, пока англичанин недоумевал, он вставил свой собственный вопрос:-- Откуда ты знаешь арабский, Джарус?

--Я ходила в школу, -сказала она и стала поправлять волосы рукой, на которой болтался тонкий золотой браслет. Замурцеву показалось, что в тот же миг она вдруг совершенно забыла и про него и про Питера, сидящих на корточках в жидком сумраке палатки.

--Спроси, Эндрю: видели ли они бомбежки? -наконец пришел в себя англичанин.

Молчание. Потом Андрей услышал уже знакомое: "Нэ заним" - "Не знаю".

--Бред какой-то! Как это: не знает, видела или нет?? Ужасные люди, как с ними разговаривать!.. Я надеюсь, она хоть сможет сказать, что они теперь собираются делать?

-Слава богу, здесь всё есть, -перевела ответ Джарус.

--Где всё есть? -сказал Питер, растерянно озираясь.- Я же не об этом... В общем, ясно. Спасибо за помощь, Эндрю.

К нему снова вернулась бодрая английская самоуверенность.

-Привет! -сказал он Замурцеву и даже наградил милого русского дружеским ударом ладони по плечу.- Интервью закончено, скажи, что я их всех благодарю,- и, не дожидаясь перевода, полез из палатки, блеснув очками.

--Господин благодарит, -сказал Андрей.

Он еще несколько мгновений сидел на корточках в неуютном сумраке, ощущая, будучи человеком, отравленным Востоком, что в посещении не хватает заключительного штриха, какого-нибудь простенького, в меру лицемерного пожелания, вроде: да поможет вам Аллах! Странная всё-таки получилась встреча двух цивилизаций, невнятная и бестолковая. В конце концов Андрей решил, что ни к чему стараться за англичанина, и, буркнув "Хатркум" {До свидания. (араб.)}, тоже вылез наружу.

Мимо как раз шел, хищно оглядываясь, ищущий "фактурку" Непеев и вполоборота втолковывал оператору Саше:

--Ступни мои, ступни засними крупным планом, как они идут по песку вдоль палаток. Тяжесть притяжения, трудная земная поступь человека, груз бытия... Схватил? Сделай так же, как мы снимали в Дахране...

"...и в Ливане, и на Синае", -продолжил про себя Андрей. Программу "Время" он иногда заходил посмотреть в торгпредство.

Непеев, волоча груз бытия, прошел мимо, посматривая время от времени, ловит ли Саша камерой его каблуки, и в пустом холодном воздухе всё всплывал его голос:

-А как место называется, ты запомнил?

--Не то Холь, не то Гуль, -отвечал Саша.

--А "эль" там было в начале? Я же тебя просил запомнить...

Андрей пошел наугад вдоль палаток. Журналисты разбежались по лагерю, как цыплята по грядкам, как будто пытались найти какой-то спрятанный приз, хотя даже непрофессионалу Замурцеву было ясно, что искать здесь больше нечего.

Ему попался Леша Худомлинский, небрежно открывающий секреты Востока паре иностранцев:

-Если из Синджара, то это курды-езиды. Езидам в могилу кладут деньгу, хлеб, сыр и дубинку. Когда приходит ангел за расчетом, покойник предлагает ему сначала деньги, чтобы отвязаться, потом еду, а если и от еды откажется, то пускает в ход дубинку... А вот если юноша хочет полюбоваться девушкой-езидкой, то ему надо просто начертить вокруг нее круг, и она не имеет права из него уйти, пока юноша не позволит... (Явно прихватывает Леша, подумал Андрей) Вон, кстати, видна гора Синджар, из тех мест эти езиды и пришли...

Замурцев тоже посмотрел. День был туманный, небо низкое, но показалось, что далеко на востоке, на иракской территории, действительно виднелась большая гора, до которой было километров сорок, не меньше. Если бы светило солнце... Он посмотрел: где сейчас солнце? - и вдруг что-то ударило неприятно изнутри: а час-то? какой сейчас час?

Набежала уже половина четвертого. Это значит, что если тут же, не мешкая - черт с ним, с обедом, тем более, в этой пыльной Хасаке не получится ничего лучше, чем подозрительный шашлык в грязноватой харчевне если, не водя больше хоботом по сторонам и не развешивая уши, броситься к авто, то всё равно в Румейлан, на крайний северо-восток, где он надеялся переночевать на контракте у советских нефтяников, придется ехать полпути в темноте: зимой в эту пору уже в полшестого наползает ночь.

Андрей разыскал Коровникова.

-Ну, Женя, не поминай ни лихом, ни матом.

--Что-то ты, старичок, говоришь сегодня загадками. Или это опять из Хемингуэя?

--Просто хочу тихо-тихо убежать. Пора ехать дальше.

--Куда уж дальше! -удивился Женя.

--Есть места, Женя, -сказал Андрей и опять услышал, как где-то внутри него холодные пальцы нажали на клавиши, и зазвучал улетающий в небо тревожащий аккорд. Но Жене ли с его острым носом и быстрыми глазами было об этом рассказывать? Поэтому он только повторил:-Есть места...-и через силу плоско пошутил:-Но это не для прессы.

--И хорошо, что есть места, -одобрил Коровников.- Езжай с богом. Если тебя хватятся, я успокою.

Собственно говоря, для этого Андрей его и разыскивал.

Потом случайно встретился толстый Юнис, который, очевидно, не узнал Замурцева, потому что спросил по-английски:

--Всё в порядке? Есть, о чем написать?

--Превосходно, -польстил ему Андрей.

Очутившись за спиной у Юниса, он свернул в боковой проход между палатками и быстро пошел к ожидающему автомобильному стаду. Подойдя к "Вольво", Андрей невольно вздрогнул: сквозь дымчатые стекла он увидел контуры человеческой фигуры на переднем сиденье.