— Как вам понравился наш город?

— Я не успел ещё хорошо осмотреть его, видел только немногое…

— Что именно? — нетерпеливо прервал гостя новый знакомый.

Саламура показал рукой в сторону площади с фонтаном.

— Вам просто не повезло. Это древняя окраина нашего города, там живут только престарелые поэты. Вы непременно должны увидеть новые районы.

— Почему здесь так поздно просыпаются? — спросил вдруг Саламура.

— Для вас, конечно, не новость, что мы, поэты, работаем по ночам. А днём отсыпаемся.

«За кого же он меня принимает? Откуда я должен знать, в какое время суток работают поэты?» — удивлённо подумал Саламура, но промолчал.

— Разрешите представиться: я поэт Агамемнон Лобан, — склонил голову чуть набок новый знакомый Саламуры. — Я всё ещё хожу в молодых поэтах, хотя уже начал терять зубы. Причём не молочные, — изящно сострил Лобан.

— Ага-мем-нон Ло-бан, — по слогам повторил Саламура.

— Вот именно. Вы, конечно, слышали обо мне. У меня за границей вышло книг намного больше, чем у кого-нибудь другого.

На улицу понемногу стали выходить мужчины с опухшими то ли от сна, то ли от бессонницы лицами. Неторопливо прохаживаясь вокруг голубой беседки, они с любопытством разглядывали Саламуру.

— Не позавтракать ли нам? — предложил Агамемнон, беря Саламуру под руку. — Милости прошу ко мне.

Наш пастушок был так голоден, что не заставил упрашивать себя. Лобан гордо прошествовал мимо поэтов всех поколении, с достоинством отвечая на поклоны.

— А вот и моя обитель, — сказал Агамемнон, когда они, миновав пальмовую аллею, очутились у одноэтажного особняка. — Я живу как раз на границе старого и нового районов.

На площадях, у фонтанов, в беседках собирались группами поэты всех возрастов. Разговоры велись только о заморском госте. Жители города поэтов были людьми добрыми. Поэтому приезд любого гостя становился для них истинным праздником. Ну, а если приезжий оказывался поэтом, то их ликованию не было границ.

— Кто этот юноша и из какой он страны? — терялись в догадках люди.

— Мне кажется, это Хиларио Буэра, — сказал поэт среднего поколения.

— Прославленный поэт страны Сноготок? — не поверил своим ушам старый поэт.

— А кем он ещё может быть? Такие крохотульки живут только в стране Сноготок, — отвечал молодой.

И город мигом облетел слух о приезде знаменитого поэта.

— Нашу страну посетил сам Хиларио Буэра, — спешили сообщить друг другу радостную весть поэты.

Многие из них и раньше слышали о Хиларио Буэра, но стихов его никто не читал. Поэты всех поколений сошлись на том, что надо оказать именитому гостю достойный приём.

— Конечно же, первым долгом мы покажем ему наш город, — сказал один.

— Без сомнений, — поддакнул другой.

— Может, сначала угостить его завтраком? — робко вставил третий.

— Непременно, — согласился четвёртый. — В такую рань ему я перекусить-то было негде. Но вдруг все спохватились:

— А куда он пропал, наш Хиларио Буэра?

— Не сомневаюсь, — сказал умудрённый опытом старый поэт, — Хиларио сидит у Агамемнона.

— Ох, этот Лобан! Стоит появиться в городе чужестранцу, как он сразу же оказывается у Агамемнона.

— Всех иностранцев перехватывает у нас. А мы что, лыком шиты, не можем принять гостя?!

— Гость от бога. Гость принадлежит всем. Поэтому все мы должны принимать его.

— Твоими устами глаголет истина, — заключил самый молодой поэт, который пока что успел напечатать всего только одно стихотворение, да и то в стенгазете.

Словом, горожане были полны Хиларио Буэрой. Но мы-то с вами знаем: в Страну поэтов приехал вовсе не Хиларио Буэра. Прославленный стихотворец по-прежнему находился у себя на родине и всё казнил себя за то, что сжёг двадцать три стихотворения, написанные за одну ночь.

Впрочем, давайте наберёмся терпения и не будем забегать вперёд. Нас ждут ещё тысячи неожиданностей.

Саламура за Агамемнон Лобан мирно беседовали на веранде, которая смотрела на новый район города поэтов. Этот район совершенно не был похож на старый. В старом районе всё: фонтаны, здания, беседки, деревья и даже цветы на газонах — имело овальную форму. Дома же являли собой типичные образцы архитектурных излишеств. В новых кварталах вы не увидели бы такого обилия цветов, а дома тут, казалось, состояли из одних углов.

— И скульпторы порадовали нас своим мастерством, — сказал Агамемнон Лобан. — Посмотрите на ту статую, что правее серого дома, она называется «Мечта поэта».

Саламура никак не мог понять, почему эта белая бесформенная глыба названа «Мечтой поэта».

— Надеюсь, вы надолго приехали к нам.

— Я не приехал, просто шёл мимо и решил заглянуть в ваш город.

— Куда вы, если не секрет, держите путь?

— И сам толком не знаю. Я ищу пропавшего друга.

— Ага, понятно… Мне известно, какое вы перенесли горе.

Саламура удивился:

«Откуда он может знать о моём горе?»

— Я как поэт сочувствую вам. Шутка ли, сжечь двадцать семь стихотворений. Да это варварство, как только у них рука поднялась па такое.

— Двадцать семь стихотворений? — удивился Саламура.

— Извините, я точно не помню, может, меньше?

— Не понимаю, о чём вы говорите?

— То есть как, уважаемый Хиларио Буэра?!

Оказывается, и Агамемнон Лобан принял нашего пастушка за известного поэта Буэру.

— Я не Хиларио Буэра, я Саламура.

Агамемнон лукаво улыбнулся.

— Не надо, дорогой, я вас узнал с первого взгляда. Разве не вашему перу принадлежат двадцать три сонета о повелительнице светлячков?

— Повелительница светлячков?!

— Да, да, та самая девочка в платье из лепестков лютика.

— Байя! Где она? — побледнел Саламура.

— Как, вы не знаете, уважаемый Хиларио Буэра, что повелительница светлячков уже в стране Сноготок, у принца?

— Какой ещё Хиларио Буэра, говорю вам, я Саламура, пастух божьих коровок! Вы лучше объясните мне, что это за страна Сноготок и как её найти.

— Так вы не поэт?

— Ох, какой вы непонятливый! Говорю же вам, никакой я не поэт!

— Значит, я ошибся?

— Не терзайте меня, скажите, где находится Сноготок.

— Видите ли, я слыхал, что Сноготок — это страна карликов, а где её искать, я сам не знаю.

Саламура выбежал на улицу. Собравшиеся на площади поэты были страшно удивлены: Агамемнон отпустил именитого гостя! Они уже привыкли видеть входящих к Лобану иностранцев, но чтобы кто-нибудь так быстро выходил из его дома, да ещё и трезвым, — такого не бывало.

— Друзья, знаменитый Хиларио Буэра чем-то встревожен. Нам выпало счастье обласкать его! — воскликнул поэт Парфенон. — Так устроим ему достойную встречу.

Соберёмся в клубе. Первым выступлю я. Затем со словом приветствия обратится к гостю Чичерон. Школьницы поднесут уважаемому поэту цветы. Устроим вечер родного стихотворения. И себя покажем, и гостя послушаем. Слова Парфенона пришлись всем по душе.

— За дело, товарищи, — заключил старый поэт.

Собравшиеся разбились на две инициативные группы. Первая помчалась в клуб, чтобы приготовить зал, а вторая направилась к Саламуре, который стоял посреди улицы, не зная, куда ему податься.

— Господин Хиларио Буэра, — обратился к пастушку самый старый поэт. — Местные служители муз приглашают вас в клуб. Пожалуйте с нами.

— Я… я… — Саламура хотел сказать, что никакой он не Буэра, но поэты тесно обступили его и увлекли в клуб. По дороге мнимого Буэру забросали вопросами:

— Как вам понравился наш город?

— Есть ли в мире страна красивее нашей?

— Кого вы считаете величайшим поэтом современности?