– Хотя постойте! – Кормилин оторвал от лица ладони. – Григорий сам посоветовал мне обратиться именно к Баринову. Точно, так оно и было. Но откуда он мог знать…

– Эх, Иван Трофимович, – разочарованно произнес Голиков. – Я уже был склонен вам верить, а вы опять переводите стрелку на гипотетического Григория. Григорий для меня пока миф, абстракция, а вы здесь – осязаемый живой человек, подозреваемый в преступной деятельности. И судить в первую очередь будут вас.

– Да, – горестно кивнул Кормилин, – знал я, знал что каждое мое слово будет истолковано превратно. Вы еще при нашей первой встрече были предубеждены против меня.

– Не говорите глупости, – майор смял чистый лис, бумаги и раздраженно бросил его в корзину. – Послушать вас, так вы бедная овечка, которую на аркане волокли в неблаговидные дела. Купил подешевле, продал подороже… А Эльякова вы не постеснялись втянуть в свой махинации? А Фельдман, Захаров и другие реализаторы? В том, что сейчас они арестованы, тоже нет вашей вины? Или вы не думали, выражаясь вашими же словами, что ласково подталкиваете их к пропасти? Нет, вас интересовала только собственная персона!

Голиков еле сдерживал себя, чтобы не повысить голос. На скулах у него проступил легкий румянец. Кормилин совершенно сник. Он как-то съежился на стуле, старался казаться незаметным. Это не ускользнуло от внимательных глаз майора.

– Ладно, – несколько успокоившись, продолжил Голиков, – в конце концов, степень вашей вины определит суд. Этот вопрос не по моей части. Я мог бы напомнить; вам, что чистосердечное признание смягчает меру наказания, но это вы наверняка и без меня знаете. А пока ваш приход не свидетельствует в вашу пользу, – майор поднял и повесил трубку зазвонившего телефона. – И вы ошибаетесь, считая, что я отношусь к вам предвзято. Но как прикажете к вам относиться, если вместо того, чтобы помочь следствию, вы пытаетесь направить его по ложному пути? Во всяком случае, у меня создается такое впечатление.

– Я хочу помочь, – неуверенно возразил Кормилин, – но ведь вы не верите ни одному моему слову.

– Ох, нелегко мне с вами, Иван Трофимович, нелегко, – нагнувшись, Голиков отключил телефон. – Ну хорошо, давайте еще раз вместе попробуем восстановить события.

– Давайте попробуем, – вяло согласился Кормилин.

– Начнем сначала. Некий Григорий предложил вам по невысокой цене партию ондатровых шкурок, которую вы, не мудрствуя лукаво, перепродали вашему карточному партнеру и, по совместительству, заведующему ателье № 3 Эльякову. Правильно?

– Да, – кивнул Кормилин. – Меня тогда еще поразило, что на шкурках стоит клеймо зверосовхоза «Проресс», но Григорий сказал, чтобы я не брал лишнего голову.

– Когда состоялось ваше знакомство?

Замдиректора фабрики наморщил лоб.

– Около четырех лет назад.

– И все это время между вами существовала односторонняя связь? Вас устраивало такое положение?

Иван Трофимович подавленно промолчал.

– Каким образом к вам попадал товар?

– Он звонил по телефону, а затем привозил шкурки ко мне домой.

– У него есть личная машина?

– Не знаю. Хотя подождите. Однажды, когда Григорий позвонил, у меня в гостях находилась женщина. Я не хотел, чтобы она присутствовала при встрече, поэтому вышел на улицу и ждал его возле дома.

Внезапно Кормилин побледнел и схватился рукой за грудь, лицо его исказилось от ужаса.

– Вспомнил, – бескровными губами прошептал он, – теперь я вспомнил. Это был тот таксист.

Голиков недоуменно посмотрел на Кормилина.

– В чем дело, Иван Трофимович? Вам плохо? О каком таксисте вы говорите?

– Сегодня утром меня хотели убить, – отрешенно произнес Кормилин.

Это заявление озадачило майора. Быстро сопоставив поведение Кормилина с показаниями его соседки и результатом осмотра квартиры, свидетельствующем о поспешном бегстве хозяина, Голиков вдруг понял, что последние слова Кормилина – не актерская импровизация и не заранее подготовленный ход. Замдиректора фабрики действительно был чем-то смертельно напуган.

– Иван Трофимович, – негромко сказал майор, – успокойтесь и расскажите по порядку обо всем, что сегодня с вами произошло.

– Этой ночью я долго не мог уснуть, – словно очнувшись от своих мыслей, начал Кормилин. – Я уже знал, что Эльяков у вас, и не строил в отношении себя никаких иллюзий. Это, с одной стороны, меня угнетало, но в глубине души я понимал, что виноват сам. Ну чего мне не хватало? Хорошая Должность, изолированная квартира, зарплата тоже не у каждого такая. С семьей, правда, не сложилось, но, опять же, винить в этом некого – все боялся лишиться пресловутой свободы. Вы знаете – жалко улыбнулся Кормилин, – страшно, когда в сорок пять лет начинаешь понимать, что жизнь прожита впустую.

Иван Трофимович ненадолго задумался. Голиков ни мешал ему, по опыту зная, что в такие минуты нужно дать возможность человеку высказаться, выплеснуть накопившуюся боль.

– Утром я вышел из дому в жутком состоянии, – продолжал Кормилин. – На сердце давил непомерный груз вины, а тут еще ваша повестка… Дойдя до перекрестка, я подождал, пока зажжется зеленый свет, хотя машин поблизости не было. Не знаю, что заставило меня обернуться на полдороге, может, инстинктивно почувствовал опасность. Прямо на меня на огромной скорости неслось такси, – Кормилин вздрогнул и негнущимися пальцами вытащил из кармана помятый платок. – Все произошло в какие-то доли секунды. Я остановился, как вкопанный. Буквально в метре от меня машина резко отклонилась влево и промчалась мимо. Лицо водителя было диким, бессмысленным. Мне показалось, что раньше я где-то видел этого человека. И только сейчас я вспомнил – он сидел за рулем, когда Григорий привозил товар. Теперь мне совершенно ясно – меня хотели уничтожить физически, раздавить, как…

Волнение помешало Кормилину закончить фразу. Смутная догадка зародилась в голове Голикова.

– Номер машины вы не заметили? – подавшись вперед, спросил он.

Иван Трофимович отрицательно покачал головой.

Достав несколько фотографий, майор начал не спеша раскладывать их на столе.

– Посмотрите внимательно, нет ли здесь…

– Вот он! – Кормилин схватил фотографию Границкого, приблизил к лицу и впился долгим взглядом.

– Вы не ошибаетесь?

– Ошибаюсь? Да я его на всю жизнь запомнил.

Иван Трофимович медленно, словно не желая расставаться с фотографией, положил ее на место. Вдруг его рука на мгновение замерла в воздухе. Враждебно взглянув на Голикова, он хрипло произнес:

– Так вам все известно… Зачем же вы морочите мне голову своими расспросами?

– А чем вы недовольны? – обыденным тоном произнес майор, уже не сомневаясь в истинной причине перемены в поведении Кормилина.

– Издеваетесь? – Иван Трофимович указал пальцем на фотографию Саркисова, которую Голиков небрежно вертел в руках. – Вы с самого начала знали, что Григорий – никакая не абстракция или как вы там его еще окрестили.

Насупившись, Кормилин стал демонстративно разглядывать узкие носки полуботинок.

«Похоже, все стало на свои места, – подумал Голиков. – Наконец-то образовалась четкая цепочка: Ферезяев, он же Борохович – Моисеев – Саркисов – Кормилин – Эльяков и так далее. Теперь Антон Васильевич вздохнет с облегчением. А я? Где ключ к решению задачи? Ясно, что Борохович – фигура номер один, но и с Кормилиным нельзя ошибиться».

– Гражданин Кормилин, не забывайте, где вы сейчас находитесь, – подчеркнуто сухо сказал майор. – Уясните себе, наконец, никто с вами в кошки-мышки не играет. А какие задавать вопросы – это уж позвольте решать мне. Меня, например, в данный момент интересует, все ли вы рассказали о своих взаимоотношениях с… Григорием, – Голиков на всякий случай не назвал фамилии Саркисова. – Мне кажется, что вы умышленно опускаете некоторые детали, тем самым пытаясь отмежеваться от участия в других преступлениях.

Кормилин выпучил глаза, как вытащенная из воды рыба. Утратив контроль над собой, он вскочил со стула и забегал по кабинету. Изо рта его вырывались нечленораздельные шипящие звуки.