- Вот землю дают людям - хорошо, - продолжал Межерицкий. - Отдыхай на природе, ковыряйся в своих грядках. Как врач - я за! Обеими руками. Более того, свои овощи и фрукты выращиваю. На шее государства станет меньше нахлебников. Верно?

- Вернее не скажешь, - улыбнулся Измайлов, оглядывая могучую фигуру соседа. - Особенно если учесть твои габариты. Такого держать на шее...

- Смейся, смейся, - несколько обиделся Межерицкий. - Я серьезно. С одной стороны, отличное дело, а с другой - такие трудности... Стройматериалы, удобрения, транспорт... Все - проблема! Вот ты, один из столпов города, можешь объяснить, почему место под сады выделили возле Матрешек? У черта на куличках! Хорошо, у меня свой транспорт. А другие? До Матрешек автобусом час, да еще от остановки столько же пешочком. А если с сумками, с инструментом? Какой это отдых получается? Одна дорога чего стоит. Вся радость улетучивается...

Межерицкий нахлобучил на голову соломенную шляпу с широченными полями и включил мотор.

Захар Петрович не мог подавить улыбку: до чего комичный стал вид у его приятеля.

От дома Измайлова до прокуратуры было двадцать минут ходу. Этот путь на работу и с работы Захар Петрович, как правило, проделывал пешком.

Зорянск в центральной части своей сохранил в основном облик старого городишки, с кружевом улочек и переулков, заросших липами, тополем и ясенем. Самым большим строением был трехглавый собор, построенный в конце прошлого века на высоком месте. Он считался одним из крупнейших храмов в средней полосе России после "Исаакия" и московских, церквей. Собор являлся памятником архитектуры, уже несколько лет он стоял в строительных лесах, на которых, однако, не очень живо шла работа реставраторов.

Прокуратура находилась неподалеку от главной улицы, в старом кирпичном особняке. Это было добротное строение с палисадником.

Гладиолусы в каплях росы упруго высились над усыпанной крупной галькой дорожкой, ведущей к подъезду. Сам подъезд - пристройка к старомодному двухэтажному зданию - был плотно увит лианами дикого винограда. И если бы не официальная вывеска, уж никак нельзя было бы предположить, что вход этот ведет в столь не романтическое учреждение.

И гладиолусы, и дикий виноград, и скамейка, и даже сама дорожка из гальки, заменившая прежний асфальт, появились всего два года назад. Прежде всего к вящему неудовольствию шофера Измайлова, который носил редкое имя Май.

До этого "Москвич" прокурора стоял прямо у подъезда. Как это водилось еще до Измайлова и было естественным при нем. Преимущества налицо: в дождь и снег можно было нырнуть в автомобиль прямо с крыльца. Да и всем заинтересованным лицам служило условным знаком, на месте ли прокурор.

Раньше секретарь прокурора могла, выглянув в окно, кликнуть Мая или передать ему распоряжение, не выходя на улицу. С появлением цветов и декоративной дорожки "Москвич" выдворили за угол. Правда, Май публично Глаголева не осуждал, однако его отрицательное отношение к этому ни для кого не было секретом.

Когда Измайлов подошел к прокуратуре, первым из своих подчиненных он увидел Глаголева, того самого следователя, который и произвел "революцию" в оформлении здания и дворика прокуратуры.

Глаголев приводил в порядок кусты шиповника, ловко орудуя секатором, и ничего не замечал вокруг.

- Здравствуйте, Евгений Родионович, - поздоровался с ним Измайлов.

- А, это вы! - выпрямился тот. - Добрый день.

В темном, перепачканном землей халате, надвинутом на лоб до самых очков с сильными линзами берете, он совершенно не походил на следователя, которого обычно видят в служебном кабинете.

- Как ваше хозяйство? - поинтересовался Измайлов.

- Придется обработать ядохимикатами, - серьезно сказал Глаголев. Долгоносик появился...

Они обсудили, что лучше применить в данном случае, новейшие препараты - тиофос, хлорофос или же воспользоваться старым средством купоросом. После этого Захар Петрович зашел в здание.

Вероника Савельевна, секретарь прокуратуры, благоухая скромными духами, деловито суетилась в приемной. После приветствия она коротко доложила:

- Звонил Май. Задержится. Полетел... - Она заглянула в бумажку: Компрессор. Как только починит, приедет.

- Хорошо, - кивнул прокурор, проходя в свой кабинет.

Обстановка здесь осталась такой же, какой была при предшественнике Захара Петровича. Не модная. Современные столы и стулья совершенно не гармонировали бы с комнатой, которая была в этом старинном особняке скорее всего гостиной. Большие венские окна, изразцовая печь, оставленная, видимо, из-за красоты плиток, на которых пламенели фантастические кони. Печь бездействовала: здание давно обогревалось батареями центрального отопления.

Глаголев долго ломал голову над тем, как бы улучшить интерьер прокурорского кабинета, но так ничего пока и не придумал: тут был свой стиль. И даже чернильница, мраморная, с медными украшениями, находилась на своем месте.

Первым делом Измайлов просмотрел почту - привычка, выработанная за годы службы. Отложив письма, на которые решил ответить сам, остальные с резолюциями сложил в папку для своего помощника, Ольги Павловны Ракитовой.

Затем Захар Петрович посмотрел записи в перекидном календаре. Одна из них гласила: "Нач. ГОВД'а. Объяснение".

Начальник горотдела внутренних дел Никулин был приглашен, чтобы доложить, какие меры приняты по жалобе, направленной ему Измайловым.

"Кстати, поговорю и о спекулянтах", - вспомнил Захар Петрович свой поход на рынок.

Майор Никулин явился в точно указанное время.

- Ну, что решили? - спросил Измайлов, имея в виду жалобу, ради которой он пригласил майора.

Никулин вынул из кожаной папки объяснительную записку и протянул прокурору.

- Попляшет он теперь, - сурово произнес Егор Данилович.

Речь шла о курсанте Высшей школы милиции, который проходил практику в ГАИ Зорянска. На него жаловался шофер-любитель, остановленный якобы за нарушение правил дорожного движения. Водителем оказался рабочий местного машиностроительного завода, передовик производства. Он возмущенно писал, как грубо вел себя тот самый практикант.

- В его комсомольскую организацию написали, - продолжал Никулин. Пусть разберут на собрании. Поступок курсанта обсужден и на совещании в отделе милиции.

- Ну, он-то пока только практикант, - заметил Измайлов. - Вся беда, Егор Данилович, что и кое-кто из ваших старых работников хамит водителям. - Увидя протестующий жест Никулина, Захар Петрович жестко сказал: - Есть такие сведения. Вот не у них ли научился этот курсант?

Никулин помрачнел.

Измайлов решил больше к этой теме не возвращаться. Он отлично узнал майора за те пять лет, которые тот возглавлял городскую милицию. Такому не надо повторять два раза.

Перешли к вопросу о том, что делается в отношении спекулянтов, которых в последнее время все чаще можно увидеть на улицах Зорянска.

- Это "гастролеры" в основном нам показатели портят, - сказал Никулин. - Я как раз вчера проводил у себя совещание. Чистим город. Привлекаем дружинников. Постараемся, Захар Петрович...

- Давно пора, - кивнул прокурор, как бы давая понять, что все нужные вопросы они обговорили.

Майор ушел. Захару Петровичу было видно в окно, как он сел в поджидавший его милицейский газик. Как только машина тронулась, к прокуратуре подъехали красного цвета "Жигули". Измайлов обратил внимание номерной знак другой области, да и цифры запоминающиеся - четыре семерки.

Из автомобиля поспешно вылез Май, и скоро его шаги раздались в коридоре.

Еще раз глянув в окно, Захар Петрович подумал, что эту машину и водителя он уже где-то видел. Мужчине лет сорок, баки почти до подбородка, монгольские скулы и глаза...

- Разрешите? - заглянул в комнату Май.

- Заходи, - кивнул Измайлов. - Здравствуй.

- Здравствуйте.

Шофер был чем-то огорчен, это прокурор понял с первого взгляда.

- Ну, как компрессор?