- Езжайте, Евгений Родионович.
- А дела? - обрадованно и в то же время озабоченно спросил Глаголев.
- Передадим другому следователю. - Захар Петрович ободряюще улыбнулся: - Не думайте об этом. Думайте о том, чтобы вас поскорее вылечили...
Прокурор пошел к себе, заглянув по пути в кабинет Гранской. Инги Казимировны не было. Он сказал Веронике Савельевне, чтобы Гранская зашла к нему, как только появится.
За время отсутствия Захара Петровича в Рдянске накопилась масса дел, и он ушел в них с головой.
Гранская зашла после обеда. Как всегда - в форме. Нужно признаться, ей она была весьма к лицу. Насколько помнил Измайлов, в Зорянске он не видел Ингу Казимировну в другом платье. И немало удивился, когда, идя как-то по московской улице, был окликнут интересной незнакомой женщиной в белом брючном костюме, с распущенными по плечам волосами цвета червонного золота и в темных очках, закрывающих пол-лица. Только по голосу - низкому, хриплому контральто - узнал своего следователя.
Гранская была красива, хорошо сложена. Кто-то в шутку назвал ее первой леди зорянской прокуратуры. Ей было за сорок, но ее лет ей не дал бы никто. Удивительно, как она находила время и силы следить за собой работа следователя (а Инга Казимировна отдала ей почти два десятка лет) тяжела для мужчины, не говоря уже о женщине.
Семейная жизнь у Гранской не сложилась. Как и почему, Захар Петрович не знал, а Инга Казимировна никогда об этом не говорила. С мужем, с которым они поженились еще на студенческой скамье (кто он был и чем занимался, прокурору тоже не было известно), прожила чуть больше года. И своего сына Юру воспитывала одна. Он производил странное впечатление: близорукий, молчаливый, однако имел атлетическую внешность, хотя спортом вроде и не занимался.
Жена Захара Петровича говорила, что почти все девчонки-старшеклассницы были влюблены в сына Гранской, но он не дружил ни с одной. Его так и прозвали - Печорин. Всегда был один, всегда в стороне. По словам же Инги Казимировны, он весельчак и острослов.
Размышляя об этом расхождении, Измайлов пришел к выводу, что Юра, наверное, вел себя по-разному на людях и дома, и его открытость распространялась только на мать. А жили они душа в душу. Если Инга Казимировна задерживалась на работе, непременно звонила домой, предупреждала, причем обязательно ставила сына в известность, когда вернется, через полчаса, час, полтора.
После школы Юрий поступал в МГУ, но не прошел по конкурсу и был призван в армию. Инга Казимировна говорила, что это, возможно, и к лучшему: станет настоящим мужчиной.
И действительно, когда Юрий, демобилизовавшись прошлой осенью, зашел в прокуратуру, Захар Петрович узнал его с трудом. Юра отпустил усы, еще шире раздался в плечах, и в его манерах появилась какая-то взрослость, уверенность. Не пробыв в Зорянске и месяца, он уехал в Москву, чтобы готовиться к новому штурму университета.
Инга Казимировна собиралась в отпуск, наверное, чтобы побыть с сыном. И вот теперь Захару Петровичу предстоял не очень приятный разговор - надо было просить Гранскую принять к производству дела Евгения Родионовича.
Поговорили о конференции, о знакомых в Рдянске. Начал Измайлов издалека:
- Насколько я знаю, Инга Казимировна, в этом году в Москве, кажется, нет международного кинофестиваля?
- Нет, - подозрительно посмотрела на прокурора Гранская, сразу поняв, куда он клонит.
Дело в том, что Гранская страстно увлекалась кино. И, когда в Москве проходил фестиваль, непременно в это время брала отпуск и ехала в столицу. Никакое обстоятельство не могло заставить ее отказаться от этого. Захар Петрович знал увлечение Гранской и в преддверии такого события не поручал ей срочных и сложных дел...
- Значит, нет, - произнес Измайлов, глядя в окно.
- Но в конце сентября неделя французских фильмов, - многозначительно произнесла Гранская.
Наступило неловкое молчание.
- Не тяните за душу, Захар Петрович, - наконец попросила Инга Казимировна.
И Захар Петрович рассказал ей о том, какое отчаянное положение у Глаголева со зрением и что есть единственный, может быть, последний шанс лечь в Институт Гельмгольца, и было бы преступно, по-человечески недопустимо этот шанс ему не использовать...
- Не надо меня уговаривать, - сказала Гранская и невесело усмехнулась. - Кто согласится прослыть черствым, бесчувственным эгоистом... Когда принимать дела?
- А чего тянуть? Тем более, Глаголеву надо выезжать срочно... И хочу обратить ваше внимание, - сразу перешел к делам Измайлов, - на историю с неизвестным чемоданом. Ну, связанную с погибшим радиомастером Зубцовым.
- Знаю. Евгений Родионович делился, - кивнула Гранская.
Захар Петрович выложил ей свои соображения, которые в свое время высказывал Глаголеву.
* * *
В восемь часов вечера с минутами Инга Казимировна сошла с загородного автобуса у "Привала".
Рядом с ресторанчиком располагался кемпинг, где останавливались автотуристы, направлявшиеся на юг, к морю...
Гранская сразу увидела знакомую желтую "Волгу". Когда Кирилл приехал в первый раз на новой машине, Инга Казимировна посмеялась - несолидный цвет. Он сказал: "Под твои волосы..."
"Бедный Кирилл, - вздохнула Гранская, подходя к машине. - Мчался за тысячу километров, чтобы услышать сюрприз..."
Она заглянула в салон "Волги". Запыленная машина еще дышала теплом южных дорог. Водителя не было. На заднем сиденье - букет незнакомых экзотических цветов. В это время ее обняли за плечи крепкие загорелые руки, шею защекотала шелковистая борода.
- Кирилл, родной, - засмеялась Инга Казимировна, не пытаясь освободиться из объятий. - Кругом же люди...
Кирилл был в защитного цвета рубашке с закатанными рукавами, в выцветших джинсах и кедах. На голове - узорчатая узбекская тюбетейка. Кто бы мог подумать, что это - член-корреспондент Академии наук, доктор географических наук, профессор МГУ.
- Я голоден, как стая волков. - Кирилл потащил Ингу Казимировну в ресторанчик, не забыв, однако, прихватить цветы. - С пяти утра за рулем.
- Нас выгонят, - сказала Гранская. - У тебя вид свихнувшегося хиппи.
- Здесь ко всему привыкли, - успокоил ее Кирилл. - Туристы...
Официантка невозмутимо приняла у них заказ.
- И вазу для цветов, - сказал Кирилл.
Девушка в накрахмаленном кокошнике бросила взгляд на подвявшие крупные белые цветы, улыбнулась и принесла литровую банку с водой. Кирилл отделил ей часть букета, чем весьма смутил официантку, остальные цветы поставил в банку.
- Как Юрка? - спросила Инга Казимировна, глядя, как ее спутник, не дождавшись заказанных блюд, ест хлеб, густо намазанный горчицей и посыпанный солью.
- Юрка молодец. Уже ходит под землю...
- Это опасно?
- Это надо. И запомни: хочешь остаться ему настоящим другом, не задавай подобных вопросов. Он будет всю жизнь лазить по отвесным склонам, спускаться в пещеры, спать на морозе и ветру, заглядывать в пасть вулканам...
- Это обязательно?
- Нет. Но если он не будет этого делать, то станет кабинетной крысой, а не географом.
- Ясно, - кивнула Гранская.
Ей так захотелось запустить руку в жесткий бобрик волос Кирилла, взять в ладони его шершавое от солнца и ветра лицо, трепать кудрявую, мягкую бороду. И хотя Кирилл говорил, вернее, старался говорить жестко, его серые глаза, почему-то помолодевшие от черного загара, смотрели ласково и доверчиво.
Она вспомнила их первую встречу. Встречу, на которую Инга Казимировна ехала, задыхаясь от гнева и несправедливости. Юра, ее Юра, день и ночь читавший запоем все, что относится к разным путешествиям, географическим открытиям, покорению новых земель, знавший биографии Колумба, Кука, Миклухо-Маклая, Пржевальского назубок, завалил на вступительных экзаменах в университет любимый предмет - географию. Он получил тройку. Конечно, она понимала, изменить ничего нельзя было, и все же хотела узнать от экзаменатора, почему так случилось? Втайне она думала, что сына срезали намеренно: надо было кого-то утопить, чтобы кого-то принять по блату. Парень из провинции, поддержки никакой, рыпаться не будет...