- Мы не были расписаны... Тридцать лет прожили. Так и не сходили в загс...

- А за сына? - спросила Гранская.

- Не родной он мне. Если, конечно, по крови считать. А по-людски - с двухлетнего возраста вынянчила...

- Как же фамилия? - удивилась следователь. - Вы Зубцова?

- Не Зубцова я. Яшина моя фамилия, - ответила хозяйка.

Гранская и Коршунов переглянулись. Во всех протоколах старуха фигурировала как Зубцова.

- Ничего себе! - невольно вырвалось у старшего лейтенанта.

Он, как и следователь, думал, как же теперь быть с документами, подшитыми в "дело".

Хозяйка же эти слова приняла на свой счет и со вздохом произнесла:

- Конечно, кому до меня дело... Пожила, мол, старуха свое, пора и честь знать...

- Вы не правы, - мягко сказала Инга Казимировна. - Делу вашему можно и нужно помочь...

- Кто мне поможет? - недоверчиво посмотрела на следователя Яшина-Зубцова.

- Надо обратиться в суд. Вы ведь фактически были замужем за Зубцовым, так?

- Тридцать лет...

- Вызовут свидетелей, - продолжала Гранская. - Представите кое-какие документы. И признают, что вы были мужем и женой...

- Многие подтвердят, почитай, все соседи, - оживилась старуха. - И родственники мужа. Это уж точно! Только я не знаю, какие бумаги и как оформлять надо в этот самый суд...

- А вы зайдите ко мне завтра в прокуратуру, - предложила Инга Казимировна. - Я все объясню. Помогу составить исковое заявление...

Хозяйка растрогалась, не знала, как и благодарить.

Когда Гранская с Коршуновым, отпустив понятых, сели в машину, Юрий Александрович заметил:

- Ну, насчет молочка, единственного якобы дохода, она прибедняется. На книжке кое-что имеет. Да еще вещички сына потихоньку распродает. Дубленку вон за девятьсот рублей...

- Одно к другому не имеет отношения. По закону ей положена пенсия пусть получает. Ведь действительно трудилась - такой дом содержать, скотину. И сына воспитала.

- Воспитала, - протянул инспектор. - Не погибни он, еще не известно, где сидел бы - в своей мастерской или у нас, в изоляторе...

- А мать при чем?

- Конечно, - согласился Коршунов, - она к его делам никакого касательства не имеет. Это я так, в порядке замечания.

- Да, - вспомнила вдруг следователь, - я все хочу спросить у вас. Помните, Май в больнице сказал, что Марчук якобы имел дела с Бабаянцем, директором автобазы?

- Зятем нашего мэра Чибисова?

- Да. Удалось установить что-нибудь?

- Марчук на автобазе бывал. Но все интересы кончались автомобилями. Запчастями.

- Только?

- Только. А насчет дефицита... Зачем Бабаянцу лезть в спекуляцию? Он и сам на дефиците сидит... Помните, у Райкина?

- Да, - улыбнулась Инга Казимировна и серьезно добавила: - Я вот о чем думаю. Очень сомневаюсь, справятся ли в нашей лаборатории с исследованием образцов почв? Здесь, по-моему, нужен специалист высокой квалификации.

- А давайте сразу заедем в лабораторию, - предложил старший лейтенант.

Они так и сделали. Гранская оказалась права. Ей посоветовали провести экспертизу в области.

* * *

Уезжал Измайлов из Рдянска в полной неизвестности. После разговора с Авдеевым он помчался в общежитие, где работала Марина Белоус. Но там сказали, что утром Марина Антоновна подала заявление об уходе с работы. Причем просила уволить ее немедленно. Ночь Захар Петрович провел в гостинице. Затем полдня проторчал в прокуратуре области, ожидая сам не зная чего. К Зарубину его так и не вызвали. Лишь после обеда Авдеев коротко сказал:

- Езжай домой, продолжай пока исполнять свои служебные обязанности.

И все.

В довершение всего, когда Измайлов сел за руль своей машины и завел двигатель, что-то заскрежетало под полом. Шофер Первенцева, осмотрев "Москвич", вынес убийственный приговор: полетел карданный вал. И вообще, ремонтировать нет смысла, лучше списать.

Машину отбуксировали во двор облпрокуратуры. Захар Петрович почувствовал себя кавалеристом на поле боя, оставшимся без коня.

И кавалеристом ли? Слово "пока", произнесенное Владимиром Харитоновичем, имело недвусмысленный намек. Значит, ходить ему скоро в пехоте, рядовым, необученным.

Правда, Авдеев не рассказал Измайлову, что и само руководство не пришло к единому мнению.

Первенцев, выслушав сообщение помпрокурора области о том, что Захар Петрович готов признать свою дочь и даже помогать ей и внуку, усмехнулся:

- А что Измайлов теряет? Даже наоборот. Двадцать пять лет дочь росла без него. Алименты с него теперь не возьмешь. Никаких тебе забот и хлопот - сразу внук! Играйся с ним, радуйся, что уже дед... Многие бы так хотели. Ничего себе встреча через двадцать пять лет.

- Теперь этот факт надо рассматривать с другой точки зрения, серьезно сказал Зарубин. - Одно дело - пойти к незнакомой женщине, пить с ней вино и заночевать. Другое - к человеку, с которым связывало когда-то настоящее глубокое чувство. Тем более, к матери своего ребенка. Может быть, она хотела ему открыться? Надо обсудить...

Обсуждали бурно и долго. Так ничего и не решили.

Всего этого Измайлов не знал. Он был озабочен: как добраться домой? Поезда шли только утром, а еще один день терять не хотелось. Можно было, правда, автобусом с двумя пересадками. Захар Петрович им никогда не пользовался, но другого транспорта не было. По пути на автовокзал он решил заглянуть в хозяйственный магазин, купить кое-что из садового инвентаря. И надо же: в магазине он нос к носу столкнулся с четой Межерицких. У Бориса Матвеевича в руках были рулоны обоев. Приехали они из Зорянска на своем "Запорожце".

Межерицкие подождали Измайлова в машине, пока он делал свои нехитрые покупки. И тут же отправились в обратный путь.

Еще в самом начале Захару Петровичу показалось, что при встрече с ним Межерицкие смутились. Чувствовалась какая-то скованность. Борис Матвеевич нет-нет да и поглядывал на Измайлова, словно хотел что-то спросить или сказать. Но не решался.

И все-таки не выдержал:

- Слушай, Захар, твой вид мне не нравится...

Измайлов мучительно думал: открыться или нет? А рассказать обо всем очень хотелось. Слишком долго он терзался наедине со своими мыслями и сомнениями. В душе накопилось столько, что он был уже не в силах сдерживаться.

- Хотите сенсацию? - сказал он с нервной веселостью. - У меня, оказывается, есть взрослая дочь и внук.

Сказал, и что-то перехватило в горле.

- Я это знаю, - сказал Межерицкий.

- Как? - воскликнул пораженный Измайлов. - Почему молчал?

- Вчера узнал.

- От кого?

Борис Матвеевич кивнул назад, на жену, Захар Петрович обернулся к Лиле.

- А что? - пожала она плечами. - Я знала это с самого начала. Когда Марина забеременела, тут же прибежала ко мне.

- И ты скрывала все эти годы? - все еще не мог поверить Захар Петрович. Он даже не предполагал в Лиле такой стойкости: обычно она ничего не могла утаить, готова была делиться с миром всем, что знала.

- Когда Марина уезжала в Москву, взяла с меня слово молчать, объяснила Межерицкая. - Но не в этом дело. Меня, честно говоря, подмывало написать тебе. А потом подумала: зачем? Раз она тут же вышла замуж за другого.

- Ну а когда я приехал в Зорянск? - допытывался Измайлов. - Могла ведь сказать?

- Тем более не следовало говорить. Зачем тебя травмировать? Ты еще должен благодарить меня...

- Спасибо, - горько усмехнулся Захар Петрович.

- Зря кривишься, - назидательно произнесла Лиля. - Жил спокойно...

- Нет! Как ты могла скрывать такое?! - вырвалось у Захара Петровича.

Лиля промолчала.

- У тебя, говорят, из-за Маринки неприятности? - напрямик спросил Межерицкий.

- Кто говорит? - мрачно отозвался Измайлов.

- Господи! Да весь город! - ответила Лиля. - Галина, и та вчера приходила ко мне душу отвести. Понимаешь, позвонили ей... какие-то незнакомые люди... Я уж разубеждала ее, успокаивала...