- В общем, - не ответив на вопрос, глухо произнес Владимир Харитонович, - Марина Антоновна... Покончила с собой...
- Как?.. Когда?.. - Измайлов опустился на кушетку.
- Ты же знаешь, она уволилась, улетела к дочери, к Альбине. И на следующий день ее там нашли... В сарае повесилась...
У Измайлова перехватило горло.
- Захар, Захар! - громко позвал Владимир Харитонович, подумав, наверное, что тот положил трубку.
- Слышу, - глухо отозвался Измайлов. - Прямо как обухом по голове...
Евдокия Назаровна, которая сидела в комнате со штопкой в руках, внимательно смотрела на сына.
- Записку оставила. Альбина показала мне. Пишет, что запуталась...
- В чем запуталась? Что говорит Альбина?
Звонок Авдеева - как гром среди ясного неба.
- Перед смертью она всю ночь говорила с Альбиной. Плакала. Рассказала о тебе... Оказывается, Альбина впервые узнала, кто ее настоящий отец...
- Ну и как? Я могу с ней увидеться?
- Не время сейчас, Захар. Поверь мне, не время... Она тоже спрашивала, где ты и что. По-моему, хотела встретиться. Я отсоветовал. Пока.
- Зря, - в сердцах произнес Измайлов.
- Может, и зря. Хотя я думаю, сейчас бы не надо...
- Это наше с ней дело, - резко произнес Захар Петрович. И тут же пожалел: Владимир Харитонович действовал, наверное, из лучших побуждений.
Авдеев снова вздохнул:
- Поздно говорить. Завтра утром улетят домой.
- Адрес оставила?
- Да. Скажу честно, хорошая дочь у тебя. И мальчишка отличный. Внук. Между прочим, Петя. Редкое теперь в городе имя... К нам не собираешься?
- Дня через два.
- Расскажу подробности.
Попрощались невесело.
Захар Петрович долго сидел не шевелясь. Какая-то тяжесть опустилась на плечи. Сколько бы ни выпало неприятностей на его долю по вине Марины, все же ее смерть потрясла Измайлова.
Он вспомнил Марину такой, какой увидел тогда, в поезде. Крашенные хной редкие волосы, стоптанные туфли...
"Запуталась, - промелькнули в голове слова Авдеева. - Действительно, у нее был какой-то обреченный вид. Или это мне теперь так кажется?"
- Захарушка, чего зажурился? - негромко спросила мать. - Плохие вести?
- Да, - признался он. - Помнишь Марину?
- Дубровскую, что ли? Медсестру, за которой ты ухлестывал?
- Ее, - подтвердил Захар Петрович, удивляясь памяти Евдокии Назаровны. - Повесилась...
- Повесилась...
- Господи! - испуганно откликнулась мать. - Чего же она так, родимая? Я думала, ты о ней забыл... Никогда при мне не вспоминал...
- Я действительно забыл...
- А чего вдруг объявилась? - осторожно выспрашивала мать.
- Ох, мама, тут такое...
И Захара Петровича прорвало. Он выложил все: как встретил Марину в поезде, про день ее рождения и о том, что заварилось, когда он остался ночевать в ее квартире, и, наконец, известие о дочери и внуке, о которых Измайлов и не догадывался...
- Значит, Галина из-за этого?.. - пытливо посмотрела Евдокия Назаровна в глаза сыну.
- Да, - коротко ответил он.
Его удивило то спокойствие, с каким мать реагировала на сообщение об Альбине и внуке.
- Вон оно что, - думая о чем-то своем, произнесла Евдокия Назаровна. - Недаром у меня сердце болело за тебя. Материнское сердце все чует...
- Теперь видишь? - сказал Захар Петрович, словно извиняясь за то, что был угрюм, малоразговорчив, что не мог рассказать всего сразу.
- Хорошо, что открылся. Я ждала. Знаешь, Захар, держать в себе нехорошо. Ты уж лучше не молчи. Впрочем, - махнула она рукой, - отцовская порода. Петр тоже всегда при себе свои горести держал. Ходил сам не свой, а мне оставалось только догадываться... Значит, у тебя есть внучек, Петенька? - Евдокия Назаровна улыбнулась. - Имя как у прадеда. А что, хороший у нас был отец. Добрый, ласковый. Помнишь?
- Очень даже хорошо.
- Зря сердишься на этого... Владимира Харитоновича, - серьезно сказала она сыну. - Сам подумай, какая у вас нынче встреча получилась бы? Мать схоронила, да еще после такой кончины... Отойдет маленько, тогда другое дело...
* * *
В первое утро в доме отдыха "Зеленый берег" Флора Баринова проснулась чуть свет. Море отливало жемчугом. Девушка не удержалась, надела купальный костюм и пошла к морю.
Девушка искупалась, растерлась полотенцем и, бодрая, свежая, вышла из коттеджа на прогулку по территории дома отдыха. Обитатели уже пробудились.
- Доброе утро! - еще издали поздоровался с Бариновой Крутояров.
Он приблизился к ней немного подпрыгивающей походкой, в той же соломенной шляпе и тенниске.
- Здравствуйте, Гаврила Ионыч, - вежливо откликнулась девушка, протягивая ему руку.
Он улыбнулся ей доброй улыбкой и поинтересовался, как спалось.
- Отлично! Как в раю! - ответила Баринова.
- У нас так, - довольно произнес Крутояров и пошел с ней рядом, оценив, наверное, накануне способность девушки уметь слушать.
Директор дома отдыха, как успела заметить Баринова, любил рассказывать. А для какого рассказчика не нужен хороший слушатель?
- Много у вас отдыхает народу? - поинтересовалась Флора.
- Человек пятьдесят. Можно сказать, почти все семьями. Да, спохватился он, - завтракаем в восемь. - Крутояров глянул на часы: - Стало быть, полчаса у нас имеется. Подадут вам в коттедж.
- Зачем? - воспротивилась девушка. - Наоборот, мне интересно со всеми.
- Со всеми, - повторил Крутояров. - Я тоже так считаю: на миру и кушать приятно, и аппетит прибавляется.
Флора отметила про себя, что решение ее завтракать в общей столовой понравилось Гавриле Ионовичу.
- Не понимаю, зачем Фадей Борисович ввел моду кормить в коттеджах? покачал головой Крутояров. - Перед рабочими неудобно, да и нам лишние хлопоты. До вас в этом домике отдыхал заместитель директора зорянского завода. Вы даже себе представить не можете, как мы с ним нянчились.
- Почему? - полюбопытствовала Баринова.
- То плов узбекский закажет, то кавказские хинкали, то "Псоу" ему подавай. А где возьмешь это вино? Пришлось в Сухуми лететь за вином... Нянчились, как с малым ребенком. А все знаете отчего?
- Не знаю. Интересно...
- Потому что наша фабрика зависит от зорянского завода. Отходы цветных металлов у них получаем. Наш человек все время там торчит. Марчук, пробивной мужик...
"Выходит, в домиках живут привилегированные, - сделала вывод Баринова. - А Заремба к их лику решил причислить и меня".
Они не спеша шли по аллее акаций.
- У нас и ульи имеются, - вдруг ни с того ни с сего похвастался Крутояров. - Балуем отдыхающих медком. Особенно детишки любят. Скажу вам, мед с цвета акации - самый лучший. Пробовал я гречишный, липовый, знаменитый башкирский. А наш ни на какой не променяю. Врачи говорят целебный. И не засахаривается долго. - Он нежно погладил шершавый ствол. Чудо-дерево! У нас ведь плохо приживается всякая растительность. Солончаки, песок, сушь. Да и ветра постоянно. А акация живет. И как! Пятнадцать лет назад посадили, смотрите, как вымахали!
- Вы, значит, давно работаете в доме отдыха? - обрадовалась Баринова: ей нужен был человек, хорошо знающий фабрику и людей.
- Я же говорю, пятнадцатый год. А на фабрике, считайте, с самого основания. Поначалу артель была. Инвалиды. - Крутояров откашлялся. - Я возглавлял. Тогда тут, - он обвел рукой вокруг, - голый песок был. В палатках отдыхали. За саженцами акаций в саму Одессу ездил.
- В Одессу? - удивилась Флора.
- А что? В России акацию начали сажать впервые в Одессе. Еще в прошлом веке. Из Одессы она и пошла повсюду. Вы, наверное, не помните, маленькая были, оперетту даже написали "Белая акация". Про Одессу...
- Знаю, - кивнула девушка.
- Затем осели здесь обстоятельно, - продолжал Гаврила Ионович. Фабрика росла, и дом отдыха благоустраивался. Я за виноградник взялся. Потом корпус фундаментальный поставили...
- А коттеджи?