Виктор, внимательно слушавший их разговор, вдруг заявил:

- А я, если и пошел бы учиться, то не на артиста, а на режиссера... Вот вы рассказывали, - обратился он к Бариновой, - артиста делает режиссер. Так?

- Запомнили, - улыбнулась Флора.

- И я вас правильно понял: в кино режиссер самый главный?

- Почему же, - пожала плечами Флора. - Если говорить честно, все начинается с литературной основы. С идеи! То есть со сценария...

- Вы его побольше слушайте, - сказала Надя. - Он и меня замучил. Накупил книжек по кино, в библиотеке журналы берет...

Увидев, что Виктор закурил папиросу, она возмущенно произнесла:

- Опять соску взял! И кто придумал эту заразу?

- Индейцы, - ответила Флора. - Из Южной Америки. А в Европу табак привезли спутники Колумба.

- Чтоб им пусто было! - в сердцах сказала Урусова. - Нет бы что-нибудь путное...

- А они были убеждены, что это целебное средство, - сказала Баринова.

Виктор, дабы прекратить разговор на эту тему, затушил папиросу. Флора заметила: при Наде он больше не курил.

В столовой сидели за одним столом. Потом, поспав после обеда, встретились снова. Женщины болели за Берестова - он играл в волейбол, и, нужно сказать, мастерски. Во всяком случае, его "мертвые" удары никто не брал.

Вечер провели у моря, провожали солнце. Виктор с сожалением расстался на ночь с Надей и ее дочуркой. Павлинка уснула как убитая в постели Бариновой (она уступила спальню, устроившись в другой комнате), и женщины, не зажигая света, любовались сквозь стеклянную стену лунной дорожкой на спокойной черной глади моря.

Иногда случается, что человека принимаешь сразу и до такой степени, что готов открыть ему самое сокровенное. Так было и с Надей.

- Правда, Витя стоящий парень? - спросила она у Флоры.

Баринова от неожиданности не знала, что и ответить. Но поняла: Наде, наверное, необходимо поговорить с кем-то о любимом человеке.

- На него можно положиться, - убежденно произнесла Флора.

- Он такой внимательный, - сказала Надя.

Флора почувствовала, что говорить следовало бы о другом, об иных, человеческих, качествах.

- Замуж зовет, - продолжала Надя, но в ее голосе звучали грустные нотки.

Флора пыталась разобраться, о чем она грустила. О том, что, может быть, не получилось у Нади с другим человеком - отцом Павлинки?

- Если нравится, идите, - посоветовала Флора.

- Знакомы-то всего ничего, - вздохнула Надя.

- А что сердце подсказывает?

- Что может подсказать бабье сердце?

Баринова угадала в темноте усмешку на ее миловидном лице.

- Чувство - самое главное, - проникновенно сказала Флора.

Ей было несколько странно, что незнакомый человек открывает душу. Вот так запросто, не зная по существу, кто она и что.

- Вы не поверите, я, как увидела Виктора, сразу влюбилась, призналась Надя. - Глаза у него добрые...

- Ну и хорошо, - обрадовалась Флора.

- А как с Павлинкой нянчится! И она к нему тянется, прямо сияет вся, как увидит его. Вот только что не умеет еще говорить "папа"... Да ведь и не было папы, - вздохнула Урусова.

- Это очень важно, что у них взаимная тяга, - сказала Баринова. - Да и выйти теперь замуж с ребенком не так легко.

- Что же, по-вашему получается, бросаться на любого, кто согласится взять с ребенком? - сердито спросила Надя. - Я так не хочу. Главное чтобы меня полюбили.

- Он любит. Это сразу видно.

- Да? - с тихой радостью спросила Надя. - Смотри-ка, даже вы заметили. Значит, правда...

- Хочу снять его для передачи, - сказала Флора.

- А зачем? - насторожилась вдруг Урусова.

- Ну как же, хороший водитель. Работники ГАИ, и те ставят его в пример...

- Не надо, - тихо попросила Надя.

- Но почему? - настаивала Баринова.

- Понимаете, сидел он... А вы его перед всеми выставите... Да и вам потом нагорит...

В комнате наступила тишина. Флора чувствовала, что это признание далось Урусовой не легко.

- Только вы никому не говорите, очень прошу! - взволнованно произнесла Надя.

- Честное слово! - вырвалось у Флоры. - Значит, вы поэтому раздумываете, идти или не идти за него замуж?

- Видите ли...

- Давай, Надя, на "ты", - предложила Баринова.

- Что ж, давай... Так вот, понимаешь, то, что было, то было - ну что поделаешь, коль так сложилось? А вот что скрыл судимость...

- От кого?

- От отдела кадров, когда к нам поступал. - Надя покачала головой. Спрашиваю: зачем скрыл? Витя говорит, что иначе не взяли бы на работу. Я ему: раз решил жить честно, так нельзя врать даже в самой малости... Потом, с этим виноградом... Сменял ящик на бутылку коньяка...

- Я слышала, - кивнула Баринова.

- Выходит, опять не сдержался. Правда, отделали его за тот ящик - не дай бог! Сотрясение мозга. - Она тяжело вздохнула.

- А кто это постарался?

- Да есть у нас один парень. Бывший чемпион города по боксу. Дружок начальника СЭЦа.

- Такой здоровый, с приплюснутым носом? - спросила Баринова, вспомнив, как она впервые зашла в цех к Анегину и застала у него крепыша с внешностью боксера.

- Да. У нас его Громилой зовут. И все боятся. Одно время он даже в дружине был, ходил по городу. Так все хулиганы его стороной обходили...

- Странные порядки, - заметила Баринова. - Разве мордобоем воспитывают? Ведь есть же, например, товарищеский суд...

- Знаешь, на некоторых никакие суды не действуют. А вот после знакомства с кулаками Громилы...

- Нет-нет, такие методы не годятся. Я завтра же поговорю об этом с директором...

Воскресное утро началось тревожно. У Павлинки поднялась температура, на тельце выступила сыпь. Прибежавший Виктор перепугался - не от купания ли? Но медсестра, за которой сходила в медпункт Баринова, сказала короткое слово - корь.

Урусова тут же собралась и повезла девочку домой. Виктор, естественно, поехал с ней.

Вскоре Флору вызвали в контору директора дома отдыха - звонил Заремба.

- Вы хотели посмотреть наших работников в семейном кругу? - спросил Фадей Борисович после приветствия.

- Конечно, - обрадованно ответила Баринова. - Это было бы здорово!

- Сейчас за вами заедет Евгений Иванович, посетим Боржанского. Кстати, познакомлю вас со своей супругой.

- Очень буду рада, - сказала Флора, понимая, что ей предстоит банкет, организованный начальством фабрики.

* * *

Анегин приехал за ней в щегольском ослепительно белом костюме, на среднем пальце правой руки у него красовался массивный золотой перстень с монограммой. Он открыл дверцу "Жигулей" последней модели и, галантно поздоровавшись, пригласил Флору сесть рядом, на переднем сиденье.

Доехали до города незаметно. Там к ним присоединился Заремба с женой.

- Капитолина Платоновна, - представил он журналистке пухлую женщину лет сорока, с капризно сложенными губами и волоокими глазами.

Та протянула Бариновой холеную руку с тщательно ухоженными ногтями и японским магнитным браслетом на запястье. Одета она была довольно скромно - легкое платье из кремовой марлевки. Да и сам Фадей Борисович походил на заштатного счетовода в своих хлопчатобумажных брюках, рубашке с короткими рукавами и соломенной шляпе.

Главный художник фабрики ожидал их, оказывается, не на городской квартире, а на даче недалеко от Южноморска.

Дачка была более чем скромная: маленький деревянный домик посреди участка, расположенного на берегу моря. Десяток фруктовых деревьев, огородик и неизменный виноградник. Возле домика стояла собачья конура. Единственно, что бросалось в глаза, - несколько пышных кустов роз, усыпанных крупными яркими цветами.

Когда машина подъехала к забору, большой лохматый пес выскочил из своей будки и, гремя цепью, зашелся в лае.

Откуда-то из-за виноградника появился Боржанский, в шортах, майке и пляжных сандалиях. Он унял собаку, запер ее в конуре и открыл ворота.