У Захара Петровича сделалось тоскливо на душе.
- Значит, свалить на стрелочника? - спросил он.
- Всегда-то вы найдете формулировочку, - укоризненно произнес Павел Иванович. - А в вашем положении сейчас... - он не договорил.
Измайлов хотел сказать Ляпунову, что нельзя так просто отмахнуться от столь серьезного, принципиального вопроса. И не в его, Измайлова, привычках прятаться за чью-то спину, тем более - подчиненного. Но вдруг Захар Петрович представил себе начальника отдела, сидящего в своем кабинете с трубкой в руке. Измайлов всегда, когда заходил к Ляпунову, мог с первого взгляда определить, с кем Павел Иванович говорит по телефону. Если трубка прижата к уху, словно Ляпунов сливался с ней, чтобы ни в коем случае не пропустить ни словечка, ни звука, значит, это было начальство. Он буквально внимал ему. С равными по рангу Павел Иванович мог позволить себе держать трубку весьма свободно и небрежно. Зато в беседе с подчиненными и просителями трубка едва касалась уха, причем рука держала ее весьма неохотно (мизинец обязательно брезгливо оттопырен)...
"Именно так он сейчас и держит трубку", - подумал Захар Петрович и решил с Ляпуновым в споры не вступать.
- Я не знаю, о каком положении вы говорите, - прикинулся малопонятливым Измайлов. - А насчет ответа в редакцию... Ну что ж, ответим по существу...
- По существу - это правильно, - довольно заметил начальник отдела общего надзора; формулировка ему, видимо, понравилась.
А в Захаре Петровиче вдруг на минуту взыграл чертик.
- Аргументированно ответим, - сказал он. - По-деловому и в пределах, так сказать...
"В пределах" окончательно удовлетворило Павла Ивановича. Он обожал такие расплывчатые обороты.
Разговор был закончен в сдержанно приятных тонах, но настроение у Захара Петровича заметно потускнело.
А во второй половине дня его вызвал первый секретарь горкома Железнов. С материалами проверки на заводе.
Когда прокурор зашел к нему, в кабинете находился и председатель горисполкома Чибисов. Наверное, они говорили перед этим о чем-то приятном, потому что оба находились в хорошем настроении. Но Измайлов знал: весел секретарь или хмур, на решении вопросов это никак не отражалось.
- Ну, садись, - сказал Железнов. Перед ним лежала газета "Вперед" со статьей Большаковой. Отдельные строчки были жирно подчеркнуты красным карандашом. - Как это понимать? - спросил он, показывая на газету.
- Я сторона заинтересованная, - ответил прокурор. - И, знаете, опровергать, оправдываться голословно... Короче, Егор Исаевич, вот тут все изложено, - он положил папку с материалами проверки на стол первого секретаря горкома. - Факты, аргументы, выводы...
Железнов взял папку, словно пробуя ее на вес.
- О-о, - протянул он, - тяжеловата... И все же хочу от тебя самого услышать. В двух словах.
Захар Петрович вдруг почувствовал, что говорить надо не о статье, хотя она и являлась поводом.
- В двух словах, - повторил за Железновым прокурор, - пора навести порядок на заводе. И поставить на место Самсонова.
Реакция была такая, какую Измайлов ожидал: Железнов откинулся на спинку стула и с удивлением посмотрел на Захара Петровича. Он знал это удивление - секретарь заинтересовался. Согласен или нет - дело другое. Главное - настроился на очень боевой лад.
- Заявление серьезное, - сказал он.
- Огульное, - не выдержал Чибисов. - Бросаться такими фразами...
- Да вы посмотрите на весь стиль его работы! - тоже не сдержался Измайлов. - Что бы Самсонов ни делал, считает себя правым! Весь аппарат подчинил своей воле! И не считается ни с людьми, ни с общественностью! Ни с тем, что можно, ни с тем, что нельзя!
- На то он и руководитель, чтобы держать все нити в своих руках, перебил его Чибисов. - Он обязан брать на себя ответственность. С него же и спрашивают.
- Не спрашивают, а подпевают!
- Но ведь главное делается! План! - сердито доказывал председатель горисполкома. - Это не бумага, это продукция! Реальные ценности!
- Но какими средствами? - не отступал Захар Петрович. - На заводе процветают в начале месяца прогулы, а в конце штурмовщина! Бесконечные авралы! Людей под конец месяца, квартала, года заставляют работать сверхурочно! В выходные дни переплачивают вдвое, втрое...
- Но ведь по закону... - напирал Чибисов.
- В нарушение закона! Потому что трудовое законодательство точно определяет, в каких случаях и в каких количествах можно прибегать к сверхурочным работам! А на заводе? Мы подсчитали и ахнули! Это же разор государству!
- Спокойнее, товарищи, - произнес Железнов. - Можно ведь без горячки.
- Приведу один пример, Егор Исаевич, - сказал Измайлов. - Когда рабочие трудятся в выходные дни, им платят тут же, в цеху, в тройном размере.
Железнов покачал головой и мрачно сказал:
- Да, это уже не щедрость...
- Более того, - продолжал прокурор, - приказ о выдаче так называемых премий, надо же как-то оправдать такое расточительство, выходит на заводе уже после того, как деньги выданы! Как вы это назовете? - с вызовом спросил он у Чибисова.
Алексей Кузьмич пожал плечами:
- Может быть, в отдельных случаях... Обстоятельства, знаете ли...
- Это недопустимо ни в каких случаях, ни при каких обстоятельствах, отрезал Измайлов. - Это грубейшее нарушение... - А возьмите борьбу с пьянством? Сплошной формализм.
- Но почему этим должен заниматься только директор? - возмутился Чибисов. - А партийная организация? Комсомол? Общественность?
- Они хотят заниматься... - начал было Захар Петрович.
- А директор запрещает? - саркастически усмехнулся Чибисов.
- Объективно выходит, что мешает, - невозмутимо сказал Измайлов.
- Это, по-моему, просто извращение фактов! - воскликнул Чибисов. - Уж кто-кто, а Глеб Артемьевич не жалеет ни сил, ни средств. Лекторы даже из Москвы выступают, на заводе открыли клуб трезвенников, где проводятся встречи за самоваром! Я уже не говорю о наглядной агитации.
- Да, Захар Петрович, я тоже что-то не понял: как это Самсонов может тормозить борьбу с пьянством? - сказал Железнов.
- Посудите сами, - ответил прокурор. - Из медвытрезвителя шлют на завод письма о каждом, кто там побывал. Просят принять меры и сообщить...
- И правильно делают, - кивнул секретарь. - А как на них реагируют на заводе?
- В том-то и дело, что по существу никак! - ответил Измайлов.
- Не сообщают в милицию? - решил уточнить Железнов.
- Нет, они посылают ответы: дескать, меры приняты, имярек обсужден на собрании или на заседании товарищеского суда, лишен премии или тринадцатой зарплаты... А на самом деле? Только в двух цехах товарищеские суды рассматривали подобные дела. А в других эти суды значатся только на бумаге. Что же касается собраний, то на них о вреде пьянства и необходимости борьбы с ним говорится в общих словах, без фамилий... Премий никто не лишался ни за пьянство, ни за прогулы. Напротив, многим, кто побывал в вытрезвителе и оплатил расходы по своему содержанию, завод выплатил премию. Как бы своего рода компенсацию... Я не стану перечислять всего, здесь подробно изложено, - показал прокурор на лежащую перед Железновым папку. - Хочу только заметить, что директор во многом повинен лично. Он больше всего печется о внешних показателях благополучия дел на заводе. А люди? Ведь за каждым случаем алкоголизма может стоять разбитая семья, слезы, человеческие трагедии! Буквально перед тем, как идти в горком, мне позвонили из милиции. Я был потрясен!
- Что случилось? - встревоженно спросил Железнов.
- Тихая, скромная, выдержанная женщина чуть не убила своего мужа...
Действительно, час назад Измайлову сообщили: та самая Будякова, у которой муж в свое время был ограничен судом в дееспособности, набросилась на супруга. Он спускался по лестнице с аквариумом в руках. Аквариум принадлежал сыну Аркаше, сбежавшему из дому из-за пьянства отца. И вот эту дорогую для сына вещь Будяков решил продать, чтобы иметь деньги на выпивку. Доведенная до отчаяния женщина так толкнула мужа, что он покатился по лестнице и был сильно покалечен. Его увезли на "скорой помощи".