- Давай, - говорю, - ребятки, греби к берегу. Обманула нас гоглюшка, - ушла от троих охотников. Так уже, значит, жить ей да жить.
Куда там! Они, конечно дело, и слышать ничего не желают. Нам, говорят, стыд и срам подранка бросать. Да и нельзя так домой, не узнавши, куда она подевалась. Спать не будем от такого вопроса.
Мне что? Я молчу.
Хватило у них терпенья ещю с полчаса дожидаться.
Наконец один и говорит:
- Ну, - говорит, - если уж столько времени не показалась, - значит, ушла. А уж как ушла, - совершенно даже непонятно.
Меня смех разбирает, только виду не подаю.
- А может, - говорю, никуда не ушла? Может, еще покарулисть желаете?
- Да нет, - говорят, - чего уж там.
- Дгомой, куда же больше?
- Так, - говорю, - охотнички дорогие. Выходит, с носом?
Переглянулись между собой и в стороны глаза отвели.
- Выходит, что так, - признались.
- Ну, гребите.
У берега подвел я лодку прямо к тресте.
- Ну, а теперь, - говорю, - глядите, как эта водоплавающая нас умных - провела.
Сейчас весло кладу, за борт свешиваюсь - и вот вам, пожалуйста, двумя руками поднимаю оттуда живую гоглюшку!
У охотников моих глаза на лоб. Я гоглюшку всю оглядел, вижу - крыло у нее маленько только попорчено.
- Ничего, - говорю, - срастется, только крепче будет. Поживет еще, полетает. Нашего брата, охотника, не раз еще в задор введет.
И пустил гоглюшку в тресту.
Она - нырк! - и пропала.
Товарищи мои:
- Ахти! Ахти! Как можно такую добычу из рук выпускать?
И за ружья.
Забыли, что ружья у них пустые.
Так и ушла гоглюшка в тресту.
Навещал я ее после, - с неделю прожила тут, пока не зажило крыло.
Тогда улетела.
Сами скажите: ну как такую умницу не пожалеть было, не отпустить на вольную волюшку?
Ведь пока мы ее по всему плесу искали, она сама к нам поднырнула, под бортом притулилась - да вместе с нами и плавала. Куда мы, туда и она.
Не наклонись я за борт - воды испить, - так бы нам и не догадаться, где она посреди озера от нас схоронилась.
А и сказал бы кто, - не поверили бы, пожалуй.
ХРАБРЫЙ ВАНЯ
Да что я все про птиц да про птиц!
В прятки ведь и зверь рыскучий и гад ползучий умеют играть. Спросите-ка вот нашего Ваню, - того самого, что зайца, косого-то Саньку, тогда напугался, - он знает.
С того случая, с зайца-то, его девочнки Храбрым Ваней прозвали. задразнили парнишку. А он возьми да и пойди храбрость свою доказывать.
Есть у нас в лесу место, куда ребята не ходят, - опасаются. Сырое место: тут ручей бежит и весной разливается, затопляет лес. Кочки, осока, желтые цветы, просто сказать - болото. Прозывается - Гаденьячье. И не зря: как ни пойдешь, всегда тут две-три гадюки увидишь. Любят они это место.
Ваня и расхвастался:
- Один пойду на Гаденячье, один всех гадов побью!
И верно: пошел. Тросточку себе вырезал, расщепил с одного конца и пошел.
Уж не знаю, долго ли он там бродил, нет ли, только сам я его там и застал.
- Глянь, - говорит, - дедушка: я двух гадов убил. Храбрый я?
правильно: две гадюки у него битые, - перед собой на палочках несет. Одна серая с черной зигзагой на спине, другая как есть вся черная, только брюхо серебром отливает. Эта у нас самая опасная считается: сильный у нее в зубах яд.
- Как же, - говорю, - ты нехрабрый, Ваня. Эких страшненьких забил.
- Я, - говорит, - их прутом, прутом. А они все шевелстся. Умаялся очень.
- Дак что ж, Ваня, давай сядем, - отдохнешь. Домой вместе пойдем.
Уселись на кочки один против другого. Добычу свою он на куст повесил.
- А что, - спрашивает, - дедушка, коли б гад меня за ногу хватил, умер бы я?
- Чтоб умирали у нас, - говорю, - от гадюсьего яда - что-то не слыхать. А поболеть бы ты шибко поболел, - это уж верно. И вот зря ты, Ваня, сюда босиком пожаловал, - сапоги бы надо обуть. Через сапог гадючьим зубом не достать до тела.
- Я, - говорит, - нарочно так, дедушка: пускай все видят, что не робкого десятка. Я еще и штаны закатал. Тут только спустил. Ты не сказывай.
- Мне что? Я не скажу.
- Штаны, вишь, у меня долгие - до самых пальцев. И столстые горазд. Через такие штаны разве гад возьмет?
- Пожалуй, что и не возьмет. Да ведь снизу может, - под штатину-то.
Не успел я это договорить, гляжу, - что такое с Ваней моим сделалось? Разом вся кровь с лица сбежала, посерел весь, глаза остеклянели, - сейчас закатятся...
Я - к нему. Опустился перед ним на коленки:
- Ваня, Ванюшка! Что с тобой? Ваня, приди в себя. А он мертвыми губами:
- Мне под... под шта... штан... - выговорить не может. Шепчет: Склизкий... Гад...
Глянул я ему на ноги, - под одной штатиной у него шевелится что-то. Ну, так и есть: гад заполз!
Сказать правду, и я тут растерялся: что делать?
Хватить парнишку палкой по ноге?
Гад его же и куснет.
За хвост оттудова вытащить?
Хвоста уж и не видоно. Уж под коленкой у него топорщится.
- ВАняшка, - кричу, - Вань! Да ты брыкнись что есть соилы, может и вылетит. Брыкнись!
Ваня мой ни жив ни мертв.
- Да ну, Вань!Ну!..
Ваня мой на спину повалился - да как взбрыкнет!..
Я наклонившись стоял, - отскочить не успел.
И прямо в лицо мне плюхнуло - холодное, мокрое, мягкое!
И отскочило.
Я за щеку схватился.
Глядь, на земле между нами, - кто бы, вы думали?.. - здоровенная лягушка на спине барахтается.
Ах, чтоб тебе неладно было!
И вот, - хотите верьте, хотите нет, - перевернулась на брюхо, прыг-прыг да прямо Ване на босу ногу и опять под штанину хочет, - так вверх и лезет!
Тут уж Ваня опомнился, - как поддаст ее! Кувырком через кочки улетела.
И, скажи ты на милось, не иначе это, как от нас же и пряталась. Нашла себе норку.
Так вот какие прятки на свете бывают.
ТАЙНА НОЧНОГО ЛЕСА
(Рассказ юнната)
Здорово мне захотелось добыть белую куропатку. В наших местах это редкая дичь. Подпускают они близко, да всегда так неожиданно срываются, что каждый раз вздрогнешь, и пока сообразишоь, что да как, они уже далеко. Ну и смажешь, конечно.
А вот Кузя-пвстушонок нет-нет да и принесет из лесу, где лошадей пасет, две-три штуки. И ружье-то у него - бердана какая-то допотопная, вся в дырьях, на двадцать шагов с подбегом бьет. А вот поди ж ты!
Все-таки я у него выпытал, как это он ухитряется.
Оказывается, он их ночью бьет. Разведет на мшарнике костер и спрячется рядом в кусты... И белые куропатки целым выводком приходят к костру. Тут уж, конечно, не шутка в них, в пеших-то, попасть в десяти шагах.
Мне и расхотелось добывать: другое совсем в голову пришло. Я же ведь не просто охотник, а естествоиспытатель. Орнитолог - специалист по птицам.
"Почему это, - думаю, - другие лесные куры - глухарь, рябчик никогда к костру не летят, а куропатка идет? Зачем?"
Что насекомых непреодолимо влечет к себе свет в ночи, всем известно. Я сам ловил бабочек на велосипедный фонарь. Они летят прямо на огонь, и если бы не стекло, тут им и крышка: сожглись бы. Но ведь на то они и насекомые - животные неразумные!
А куроптки что будут делать, когда подойдут к костру? Неужто, зачарованные пламенем, тоже кинутся в него, погибнут, как бабочки?
Или, может быть, куропатки подойдут к костру и чинно рассядутся вокруг него всем семейством? И папаша с мамашей будут объяснять детям на своем удивительном курино-собачьем языке:
- Ко-ко-ко, - дескать, - хэто, детушки, огонь! К нему не подходите, обожжет!
Или, может быть, совсем не красота пламени на них действует, а просто они приходят погреться у костра?