- Кто там?

- Откройте, пожалуйста!

Дверь отворилась. На пороге стоял невысокий крепкий мужик лет за сорок с растрепанными волосами до плеч. Он был в длинном мешковатом свитере, шея обмотана шарфом.

- Чего тебе, парень?

Егор вдруг растерялся. Он и в самом деле не знал, зачем постучал в эту дверь. Что дальше? Уйти? Незнакомец уставился на него в упор, и взгляд его пристальных темных глаз исподлобья казался горячим.

- Ладно, чего стоять, проходи!

И больше ни слова не говоря, человек начал подниматься по лестнице, жестом приглашая следовать за собой.

Пахло краской, свежей известкой - дом был только что отремонтирован: светлые стены недавно выкрашены, ступени и перила покрыты лаком, на всем ни пятна, ни царапинки. Только стекла на окнах мутные - их, видно, ещё не успели помыть.

Незнакомец толкнул правую дверь на верхней площадке лестницы, и они оказались в небольшой полутемной комнате. У окна стоял круглый столик, перед ним - стул, на нем - несколько книг, раскрытая тетрадь с записями и свеча в старинном латунном шандале. У противоположной стены - кушетка, покрытая клетчатым пледом, в углу - кресло-качалка и включенный обогреватель. Над кушеткой две полочки, на одной - чашка, пакетик чаю, баночка растворимого кофе, стакан, кипятильник, кулечек с пряниками. На другой - книги.

- В кресло садись, поближе к теплу, - кивнул Егору хозяин. - В мае ночи холодные.

Хозяин этого жилища отшельника зачерпнул ковшиком воды из ведра, стоящего под столом, плеснул в чашку, сунул туда кипятильник, и скоро вода энергично забулькала. Тогда он опустил кипятильник в стакан и, взяв с полки баночку кофе, открыл крышку.

- Тебе чай или кофе? Что пил-то, пиво? - Егор молча кивнул. - Тогда лучше кофе. Сразу в голове прояснится.

Егор так же молча принял из рук хозяина горячую чашку с дымящимся ароматным напитком и сделал глоток. Он просто диву давался, с чего это тот парня с улицы угощает, вопросов не задает, и вообще, что за странный мужик такой...

- Что, тоскливо? - спросил тот, когда его юный гость немного согрелся и огляделся. - Вот и мне, брат. Маюсь. Пару дней водочкой баловался, но от неё только хуже потом - хоть волком вой! Тебя как звать?

- Егор. Ломов, - подумав, парень отчего-то добавил фамилию к имени.

- А я Федор Ильич. Сторожу здешнее помещение. Вот уже двадцать четыре дня.

- А вы... здешний? - спросил Егор и отчего-то смутился.

Этот сторож совсем не похож был на сторожа. Странный какой-то. Честно сказать, Егор таких вообще не встречал. Умные, внимательные глаза, взгляд спокойный, открытый. Этот человек принял его, как равного, без тени насмешки и превосходства... Если он и был сторожем, то каким-то ненастоящим.

- Вообще-то я издалека. Есть один город такой в Забайкалье - Иркутск. Полгода назад в Москву приехал, теперь вот здесь обретаюсь. - Он помолчал. - Ты сюда на каникулы? На дачу?

- Вроде того.

- Понятно. Думаешь, как убить лето? Ты ведь волк-одиночка, так? - он уселся на стул.

- А как вы догадались? - Егор быстро, с удивлением вскинул голову его новый знакомый попал в самую точку.

- Мы с тобой одной крови, ты и я! Так, кажется, звери учили Маугли? Одиночество - это, брат, как запах гари. За версту чуешь... Мы с тобой этой гарью здорово пропитались, только я прокоптился до полной готовности, а тебя только-только на угли бросили. Н-да. - Он опять помолчал, потом улыбнулся горьковатой улыбкой и прочитал: "Молчи, скрывайся и таи И чувства, и мечты свои... Лишь жить в себе самом умей..." Тютчев. Да, брат... А ты умеешь? Небось, думаешь, что умеешь.

- Что? - не понял Егор.

- Понимать себя. Кто ты, какой ты...

- Думаю, что... да.

- А чего так неуверенно? Нет, брат, честно сказать, мало кто это умеет. Вот смотри, что об этих строчках Тютчева Мережковский написал... он взял со стола книжку, раскрыл её, вынул закладку и прочитал:

- "Вот чистейший кристалл того яда, которым все мы отравлены, наиболее противоположная христианству заповедь нелюбви. Страшная заповедь и всего страшнее то, что она не ложь: чтобы полюбить других, как себя, отдать себя другим, - надо сперва найти себя, познать себя, а кто смеет сказать, что он это сделал?"

- Здорово! - вырвалось у Егора.

- Здорово, да. А ты знаешь, кто такой Мережковский?

- Кажется... поэт, что ли...

- Н-да, поэт... он писатель, философ, жил в начале двадцатого века. Хотя этому в школе не учат. Слушай, а что сейчас молодежь слушает? Кто там в музыке современной лидер у вас, у него ещё имя какое-то странное...

- Децл? Есть такой. От него многие тащатся. Я вообще-то рэп не люблю, терпеть не могу всяких дешевых прикольщиков. Правда, особо этим не хвастаюсь - делаю вид, что балдею от них, как и все...

Странное дело: сам себе ведь не хотел признаваться, что под кого-то подстраивается, часто делает и говорит совсем не то, что хотелось... а тут выложил все одним духом!

"Ну и дела... - хмыкнул он про себя. - День какой-то не такой или я не такой... Или все дело в этом заумном стороже?"

- Ну а брейк-данс? Как тебе эта штуковина? Меня, например, это зрелище прямо-таки завораживает...

- Да, обалденное! - согласился Егор. - Но чтобы классно танцевать брейк надо пахать с утра до ночи, а любой физической пахоте я предпочитаю компьютер и книжки. И вообще, с моим ростом и общей хилостью организма акробатикой заниматься не в кайф...

- В чем хилость-то, не пойму?

- Ну, худой, длинный... уже метр восемьдесят два!

- Так это здорово! Вот только мышцы чуть-чуть подкачать - и полный порядок. Ладно, не о том речь. Ты мне вот что скажи: а зачем ты прикидываешься, что рэп тебе нравится? Чтоб не слишком отличаться от стаи?

- Ну... наверное да.

- Видишь, кое в чем мы уже разобрались!

Федор Ильич, очень этим довольный, уселся на подоконник и распахнул окно - в комнате сразу пахнуло прохладой и сыростью. Туман истлел и пропал, соловьиная трель вспарывала немоту ночи, и от звуков этой ликующей песни Егору стало не по себе - он вдруг остро почувствовал свое одиночество.

- Я понял так, что стадное чувство тебя все-таки душит, но ты вполне можешь рвануть вперед и не подлаживаться под серую массу, а их повести за собой, - продолжал Федор Ильич, покачивая ногой. - А хотелось бы этого?

- Чего?

- Быть лидером?

- Н-не знаю. Не думаю.

- О! Вот это уже интересно! Быть лидером - расхожий стереотип успеха. Все хотят, значит и я! А ты - нет, и это хорошо. Старик, а чего ты хочешь?

- Вы как-то... - парень замялся.

- Что, с ходу беру быка за рога? Так иначе и не разобраться! Просто надо иногда разговаривать с собой предельно откровенно. Вопросы задавать.

- Себе?

- А кому же? В этом-то все и дело, что мы чаще спрашиваем о чем-то других, не себя. А ведь сами знаем ответ. Правильный ответ - он внутри, только не всегда вылезает наружу. Надо просто поверить в то, что ты сам знаешь его... Ну так как?

- Что как?

- Чего бы тебе хотелось всерьез, по жизни? В твоем возрасте на такой же вопрос я ответил: всего!

- Вообще-то... честно говоря, не знаю. Ну или... да нет, не важно.

- Ну-ка, цепляй эту мысль за хвост! О чем ты сейчас подумал?

- Да ладно... - парень отвернулся к стене и щеки его заалели.

- Ты говори-говори, не стесняйся. Мне - можно.

- Ну... - Егор поднял голову, взглянул на своего собеседника и подумал что, похоже, ему в самом деле можно доверять. - Я не хочу жить, как все.

- Это как?

- Ну, чтоб все было, как у всех: деньги там, всякие должности, иномарки и прочее. Женщины...

- Вот это здорово: в первый раз вижу парня, который не хочет денег и женщин!

- Да нет, не то чтоб совсем... - тут Егор вконец стушевался и сконфузился.

- Ага, немножко денег все-таки не помешает? И ка-а-пельку женщин! расхохотался Федор Ильич, откидываясь на спинку стула и показывая ряд ровных белых зубов. - Прости, я смеюсь вовсе не над тобой, скорей над собой. - Он посерьезнел и упершись руками в колени, нагнулся к Егору. - Ты хочешь, чтобы все было настоящее? Без фальши? Чтоб не рвать жилы всю жизнь только ради того, чтоб доказать, что ты не хуже других?