Далее докладывал инженер-энергетик Самборский.

Он рассказал о своих подсчетах: сколько необходимо электроэнергии для обслуживания строительства и для эксплуатации туннеля. По мнению Самборского, туннель должен иметь пять мощных электростанций, с линиями высоковольтных передач на расстояния до семисот километров. Новейшие изоляционные материалы дают возможность делать такие передачи кабелями, проложенными под землей.

— Вы видите из моей докладной записки, — говорил Самборский, — что намеченные станции будут иметь несколько необычный вид. Это гидро- и теплоцентрали, расположенные под землей, что, так сказать, отвечает стилю нашего строительства. Почему я предлагаю такие станции? Я исхожу из того, что, пока существуют на земном шаре империалистические государства, мы не избавлены от угрозы военного нападения на нашу страну. Вражеская авиация может сбросить огромное количество взрывчатых веществ на наземные строения и уничтожить их. Но подземные сооружения останутся в полной безопасности — наши электростанции мы спрячем на большую глубину. Кроме того, я лично убежден, что в данном случае подземное строительство будет дешевле, так как мы широко используем подземную газификацию и подземные воды. Из докладной записки вы видите, что сама прокладка туннеля требует колоссального количества электроэнергии и тем самым ставит на реальную почву проблему Ангарского гидроэлектрокомбината. Ранее, как вам известно, вопрос о создании серии огромных электростанций на Ангаре упирался в невозможность найти поблизости потребителей для десяти миллионов киловатт энергии. Теперь такими потребителями будут подземный электропуть и связанные с ним предприятия. В число подземных электростанций я включаю гидроцентраль, которая использует воду Байкала. Идею этой станции подсказал мне мой друг инженер Макаренко. Нужно создать подземную реку, вытекающую из Байкала на глубине приблизительно пятидесяти метров. Эта река образует водопад вышиной в сто — сто пятьдесят метров. Мы предлагаем создать подземную Ниагару, пользуясь тем, что уровень воды в Байкале на полкилометра выше уровня океана. Сделать это тем легче, что именно на больших глубинах геологические условия будут нам благоприятствовать. Я очень благодарен Ярославу Васильевичу за то, что он натолкнул меня на такую мысль, но… — голос Самборского зазвучал резко, — но я не могу не выступить здесь с критикой некоторых его утверждений. Я считаю, что сумма затрат, количество рабочей силы и материалов в его докладной записке сильно преувеличены. Одной из причин его неправильных расчетов является то, что он слишком большое внимание уделяет внутреннему оборудованию туннеля. В скалистых грунтах, часто встречающихся на больших глубинах и в горных местностях, туннелю не понадобится никакой рубашки. Во всех других грунтах расчеты этой рубашки у Макаренко недопустимо преувеличены.

Слушатели зашумели. То, что между основными докладчиками возникли несогласия, было для всех неожиданностью.

Снова выступил Макаренко. Он защищал свои расчеты, но даже мне, не такому уж знатоку в этих делах, его доказательства казались гораздо менее убедительными, чем доказательства Самборского. Почти все выступавшие по этому поводу склонялись на сторону Самборского, хотя и советовали еще раз все подсчитать.

Заседание затянулось допоздна. Закрывая его, академик Саклатвала сказал:

— Не знаю, следует ли говорить, насколько своевременна идея такого строительства. Хочу верить, что она претворится в жизнь. Должен уведомить членов комитета, что правительство очень интересуется туннелем. По мнению авторитетных людей, туннель, кроме экономического, будет иметь также большое стратегическое значение. Каждый из нас получит для обработки один из разделов эскизного проекта Глубинного пути, с тем чтобы через месяц можно было доложить правительству результаты. Что касается спора между молодыми людьми, я ему очень рад, ибо, как известно, в спорах рождается истина.

…Когда все вышли на улицу, была уже ночь. Антон Павлович подвез меня на своей машине домой. Я снова жил в гостинице, так как вернулись в город родители Станислава. В этой же гостинице жил и Макаренко.

Со дня на день я ждал откомандирования на строительство новых нефтяных промыслов, но Черняк задерживал меня. После очерка о лаборатории металлов, где работала Лида, он заставил меня писать о велосипедных моторах, потом о новом рефлекторе в обсерватории, но из города не отпускал.

— Как вам нравится? — торжествуя, спрашивал редактор.

— Что именно?

— А то, что мы заварили с проектом. Ведь это заслуга нашего журнала. Скольким редакциям парнишка посылал свой проект, а к нам попал — и вот видите.

Я прямо-таки оторопел, слушая самовосхваления Антона Павловича, которого до сих пор знал как человека скромного.

— Но… при чем здесь мы с вами? Ведь от замысла Тараса Чутя осталось совсем мало. Это Макаренко… Самборский… И не мы, а профессор Довгалюк познакомил их с фантазией мальчика.

— Но ведь Довгалюк наш старый сотрудник, а Самборский и Макаренко — его ученики, люди, которые бывают в редакции чуть ли не каждый день. Где они нашли проект? В редакции «Звезды»! Кто горячее всех откликнулся на предложение осуществить эту идею? Мы! Понятно? То-то оно и есть!..

Кому же все-таки принадлежала идея строительства Глубинного пути?

Такой вопрос я задавал себе не впервые. И каждый раз, пытаясь ответить на него, я приходил к выводу, что идея прямого, совершенно безопасного скоростного пути между столицей и Дальним Востоком носилась в воздухе. Такой путь был необходим нашей стране. Письмо староднепровского школьника и беседы на «вечере фантазии» у профессора Довгалюка дали толчок этому делу. Инженеры Макаренко и Самборский начали работать над проектом туннеля. А может быть, они думали о таком туннеле и раньше, но не в их силах было добиться реализации задуманного? Завершил все дело безусловно академик Саклатвала, ученый с мировым именем.

Интересовал меня еще один вопрос, до сих пор мною не решенный: кто будет душой строительства, практическим осуществителем идеи?

Хотелось поговорить с кем-нибудь из близких людей, но Антон Павлович был очень занят, а Станислав Шелемеха уехал в командировку и задерживался там на неопределенное время.

Иногда ко мне заходил Догадов, который заведовал в «Звезде» отделом писем. Поскольку вопрос о строительстве туннеля пока хранился в секрете, я не мог обсуждать с ним эту тему. Правда, мне казалось, что он что-то подозревает. Временами он наводил разговор на работы Научно-исследовательского института строительства. Впрочем, его, по всей видимости, больше всего интересовала Лида Шелемеха.

Часто, когда беседа заходила о ком-нибудь из известных или неизвестных нам корреспондентов, письма которых читал Догадов, я вспоминал о Тарасе Чуте.

Как-то, не сдержавшись, я сказал:

— Мне кажется, от этого мальчика кое-что будет зависеть в деле роста нашей техники.

И тогда же Догадов спросил меня:

— Олекса Мартынович, мне кажется, что вокруг имени Тараса Чутя существует какая-то тайна. Я много слышу о нем от вас, от Антона Павловича, слышал, как говорил об этом мальчике профессор Довгалюк, но до сих пор не могу понять, что особенно интересного нашли в его письме. В чем тут дело?

— Знаете, — ответил я, чувствуя к своему собеседнику дружеское расположение, — Тарас Чуть — это мальчик, на которого нам, журналистам, нужно обратить такое же внимание, какое иногда обращают на маленьких музыкантов или художников.

— Между прочим, Аркадий Михайлович Довгалюк вызывает этого вундеркинда сюда.

— Да ну? — удивился я. — А я об этом ничего не слышал!

— Неужели? Собственно, вызывает его Антон Павлович, но по инициативе Довгалюка.

Дня через три профессор Довгалюк, мой редактор, Лида Шелемеха и я ехали в машине на вокзал встречать поезд, на котором должен был приехать из Староднепровска Тарас Чуть. Было уже поздно. Поезд, который по расписанию прибывал в девять вечера, на этот раз почему-то опаздывал на три часа. Сидя в машине, мы оживленно разговаривали. Только Лида была молчалива и грустна. Последнее время я ее не видел, не встречал также ни Макаренко, ни Барабаша. Мне хотелось ее развлечь, и я начал рассказывать разные старые анекдоты. Но она едва усмехалась, а потом равнодушно сказала: