Наутро тётя Полли не хотела пускать Тома в суд. Говорила, что мальчишкам там делать нечего, да нас и не пропустят - весь город туда собирается, и нам места не хватит. А Том и отвечает:

- Для нас с Геком место найдётся. Мы будем свидетелями.

Тётя Полли ушам своим не поверила. Сдвинула очки на лоб и говорит:

- Свидетелями? Вам-то что об этом известно, хотела бы я знать?

Но мы не стали тратить время на разговоры и поскорее удрали. А тётя Полли пусть спокойно прихорашивается - она ведь тоже идёт туда вместе со всеми.

В суде было не протолкнуться. И женщин было очень много - целых семь или восемь скамеек. И тётя Полли, и вдова Дуглас, и мисс Уотсон, и миссис Лоусон - все сидели рядом. И Тэтчеры, и еще очень многие позади них - все из высшего общества. И Джим был там, и шериф.

Вошел судья, сел с торжественным видом и открыл заседание. Мистер Лоусон произнёс речь и сказал, что сейчас с помощью двух свидетелей докажет, что Джим виновен и что у него был мотив. Тому, ясное дело, было не очень-то приятно это слышать.

Молоденький адвокат в своей речи сказал, что с помощью двух свидетелей докажет алиби и что убийца не Джим, а неизвестный. Все заулыбались, а мне стало жаль беднягу: он так волновался, робел и знал, что у него по правде нет никаких доказательств, вот и не мог говорить так же твердо и уверенно, как мистер Лоусон. А ещё знал, что над ним все смеются и не очень-то уважают - ведь он адвокат вольного негра и ничего собой не представляет.

Вышел Флэкер и стал рассказывать, как, по его мнению, было дело. Разложил всё по полочкам, разобрал улики, а все слушали, не дыша, и только удивлялись, как это у него всё выходит так просто и ясно и как он до всего дошёл одним лишь своим умом - и ничем больше.

Вслед за ним капитан Хейнс и Бак Фишер рассказали, как поймали Джима на месте преступления и как бедняга Крот лежал мёртвый, а Джим как раз поднимался на ноги после того, как проломил ему голову мушкетом, поскользнулся и упал.

И тут показали мушкет, на стволе была ржавчина и волосы - и все вздрогнули от ужаса. А когда показали окровавленную одежду, все опять задрожали.

Потом я рассказал всё, что знал, и вернулся на своё место. Толку от этого не было - никто не поверил ни единому моему слову - почти у всех на лице это было написано.

Потом вызвали Тома Сойера. Вокруг меня зашушукались: «Конечно, без него и тут не обошлось. Да если б Том Сойер захворал и не смог распоряжаться, то и солнечных затмений бы не было!» А тётя Полли и другие женщины встрепенулись: интересно, чем Том может тут помочь и кому от этого будет польза.

- Томас Сойер, где вы были в ночь с субботы на воскресенье, когда было совершено убийство?

- Руководил заговором.

- Что? - переспросил судья, глядя на него сверху вниз.

- Руководил заговором, ваша честь.

- Такая откровенность может быть опасна. Расскажите нам вашу историю, но будьте осторожны, не раскрывайте ничего, что могло бы вам повредить.

Том и рассказал всё без утайки: как мы устроили заговор и раскрутили его на совесть. Полковник Элдер и капитан Сэм сидели пристыженные и злые, потому что все вокруг смеялись. А когда открылось, что Сыны Свободы - это мы и есть, и страшные листовки отпечатали и развесили на дверях тоже мы, а вовсе никакой не Беррел, как сказал Флэкер, все опять засмеялись, и пришел черёд Флэкера краснеть от стыда.

Том стал рассказывать дальше - начистоту, без вранья, до того места, как Джим протрубил в рог, слез с дерева, и мы все вместе пошли в город - полюбоваться на переполох. И видно было, что все нам верят: ведь ясно, что мы не сочиняем. Всё шло к тому, что алиби удастся доказать, и люди кивали головами, и на Джима теперь глядели дружелюбнее. А мистер Лоусон уже не был таким спокойным, как прежде. Но судья, наконец, спросил:

- Вы сказали, что обвиняемый должен был предупредить вашу тётушку, а потом догнать вас. В котором часу это было?

А Том, ей-богу, не знал. Мы не обратили внимания, который был час. Делать нечего, пришлось Тому говорить наугад, а в этом, сами понимаете, хорошего мало. По тому, как на нас смотрели люди, видно было, что дело плохо. А мистер Лоусон опять сделался спокойный.

- Зачем вы пошли к дому Брэдиша?

Тут Том рассказал и про эту часть заговора: как он хотел выдать себя за беглого негра, чтобы я сбыл его Брэдишу, а у Брэдиша уже был один беглый негр - ну и всё такое прочее. И как Том ночью хотел рассмотреть негра повнимательней, а это оказался вовсе никакой не негр. И как в ботинке у него оказался ключ, и Том подумал, что он готовит побег, и решил остаться, собрать улики и выследить негра, когда тот сбежит. И выходило у Тома складно, совсем как в книжке, а судья и все остальные слушали, затаив дыхание.

Том рассказал, как мы пришли туда днём, а Крот лежит мёртвый, и Том послал меня за гробовщиком, а потом нашёл следы Джима, позвал меня и говорит: всё в порядке, Джим был здесь и, конечно, пошёл рассказать об убийстве.

Многие заулыбались, а мистер Лоусон так тот не выдержал и расхохотался.

Но Том продолжал как ни в чём не бывало и рассказал, как мы пошли по следу в дом с привидениями, как он пробрался туда, и стал подслушивать, и услыхал разговор убийц, но их самих не видел.

- Не видели?

- Нет, сэр. - И объяснил почему.

- Может быть, вы их услышали в своем воображении? - сказал мистер Лоусон и рассмеялся. В зале тоже многие засмеялись, а один парень, который сидел недалеко от меня, сказал другу: «Лучше бы он пораньше остановился, пока не начал завираться». А тот в ответ: «Да, Том совсем запутался».

- Продолжайте, - говорит судья. - Расскажите, что вы слышали.

- Вот как всё было. Один метался и рычал, а другой стонал. А потом первый, тот, что рычал, говорит вполголоса: «Замолчи ты, старый нюня, дай человеку поспать немножко». Тот, который стонал, отвечает: «Если бы у тебя нога так же болела, ты бы ещё не так разнюнился, и вообще это ты во всём виноват; когда пришёл Брэдиш и увидал, что мы собираемся бежать, надо было помочь мне, а не мешать; тогда бы я проломил ему башку прямо там, в пристройке, а не снаружи. Он бы и пикнуть не успел, и никто бы не подоспел на помощь, и не пришлось бы нам бежать напрямик, и нога моя была бы цела, и не лежали бы мы здесь, дрожа от страха, что нас вот-вот схватят. А ты на меня рычишь, нюней обзываешь - видать, нет у тебя ни сердца, ни христианских чувств, ни хорошего воспитания». Первый ему в ответ: «Это всё из-за тебя - опоздал часа на три, а то и на четыре, да еще и явился, как всегда, пьяный». - «Вовсе не пьяный - я заблудился, такое со всяким может случиться». - «Ладно, - говорит первый, - будь по-твоему, только заткнись и сиди тихо. Можешь сочинять своё последнее слово - пригодится, когда пойдёшь на виселицу. Вот и меня повесят - и поделом, нечего было связываться с таким болваном». Другой начал было снова жаловаться на ногу, а первый и говорит: если сейчас же не заткнёшься, я тебе её оторву и повяжу вокруг головы. Потом они угомонились, и я ушёл.

Когда Том закончил, стояла мёртвая тишина - так всегда бывает, когда слушают и не верят, и стыдно за того, кто говорил. Жалостливая такая тишина. Наконец судья откашлялся и спрашивает сурово:

- Если это правда, то почему вы не пошли сразу к шерифу и не рассказали ему? Чем это объяснить?

Том уставился в пол и теребил верхнюю пуговицу. Я-то знал, что это для него уже слишком. Разве мог он сказать, что не пошел к шерифу потому, что хотел сам расследовать убийство, как настоящий сыщик, и прославиться? А чтобы славы было ещё больше, устроил так, что подозрение пало на Джима, да еще и придумал для него мотив и стал рассказывать о нём при мистере Лоусоне - и получилось, что он по собственной глупости упустил убийц, и теперь из-за него Джима повесят вместо них? Да не мог Том сказать такое. Все уставились на него, а он стоял и теребил пуговицу. Судья подождал немного и ещё раз спросил, почему Том не пошёл к шерифу. У Тома слёзы на глазах, он сглотнул раз, другой и говорит еле слышно: