В ярко освещенной лавке стальных изделий сидит на диване молодой хозяйский сын в пестрых брюках; у прилавка, с ящиками разных стальных мелочей, стоит приказчик. Тут же, в качестве посетителя, присутствует лакей, держа под мышкой целый узел разного оружия.
- Так уж я так барину и передам-с, - говорит он.
- Так и скажи, - говорит хозяин.
- Конечно, мне какое дело, мне приказано, скажи, говорит, ему (вам-то), что у меня этого оружия в избытке...
Я так вам и передаю... хоть достоверно понимаю, что у них этого избытку не токмо в оружии...
Лакей шепчет.
- То-то и есть! - говорит хозяин.
- Верите ли? - многозначительно произносит лакей, скрестив руки.
- Ихнее дело прошло-о!
- Это как есть!.. Я теперь вижу, к чему идет-с... Теперь попрет купечество... вот-с! Оно теперича еще не очувствовалось как следует. Дай ему обглядеться, б-беда! Оно теперь робеет...
Вот я вам скажу - один купец купил у нашего барина коляску... а ездить-то боится... Еще робеют-с!
- Капитон Иваныч! - громко произносит мастеровой, появляясь на пороге лавки. - Отец! Что ж мне, околевать, что ли, на улице-то?
- Черти! Что у меня, бык, что ли, с позволения сказать, отелился? Из-за чего я должен разоряться? Ну, купи ты у меня!
Видел товару-то? Ну, купи!
- Куда ж это деваться мне теперь?
Хозяин молчал.
- Толкнись к Шишкину... Аль уж, в самом деле, у меня монетный завод? Только и прут, что ко мне... Ступай!
Мастеровой уходит, отчаянно тряхнув головой...
В отворенные двери лавки видно еще несколько мрачных фигур, медленно лавирующих мимо. Они сходятся на углу; слышны слова: "Как тут быть, а?", "Дух вон, - хлеба не на что купить", "Ну, время!.."
Скоро между ними показывается чинная фигура Прохора Порфирыча. Товар его завернут в платок и засунут в рукав, а рукав, в свою очередь, засунут в карман, так что все-таки Прохор Порфирыч ничуть не теряет благородного вида. Неумелые в современных разговорах мастеровые обступают его со всех сторон; слышны просьбы, какие-то клятвы, "за что ни отдать".
- Я, ребята, обещания вам не даю, - говорит чрез несколько времени Порфирыч, - а попытать попытаю.
- Отец!
- Погодите, друзья; сами вы разочтите, какая в этом деле нужна словесность... раз! Окромя того, должен я под него, ирода, подводить махину не маленькую... два! Все это хлопоты!
Дело это, приятели, нелегкое... По этому случаю я уж с вас, ангелы, по полтинничку получу...
- Гряби! Хоть бы мало-мало... Палтинник! Гряби смело!
- То-то!.. Ну-кось, вали сюда.
Пять пистолетов падают в расставленный платок.
- Ну, - говорит, улыбаясь, Порфирыч, - творите молитву!
И чинно входит в лавку...
- Мое почтение! - провозглашает хозяин.
- Все ли в добром здоровье? - произносит Порфирыч, почтительно снимая картуз.
Хозяин почему-то таинственно прищуривает один глаз.
Порфирыч утвердительно кивает головой. Между ними, очевидно, какое-то тайное дело.
- Так уж вы так вашему барину и доложите, что, мол, у нас у самих товару некуда девать... Опять же, это ихнее оружие не по нас, нам в теперешнее время нужна вещь грошовая, ярмарочная.
- Это само собой...
- Вот что-с! Нам теперича нужна вещь, лишь бы кое-как сляпана... Убьешь - хорошо; не убьешь - еще того лучше: зачем бить?
- Именно, правда ваша! - подтвердил лакей. - Я так вам докладываю: мое дело - исполняй: приказано сказать "от избытка", я исполняю, но достоверно знаю, что не токма...
Следует шептание: хозяин поддакивает, издавая какие-то звуки вроде: "гм... гм..." или: "д-да! во-от!" и проч.
- До приятного свидания, - заключает лакей.
- Будьте здоровы!
Лакей уходит. Лицо Порфирыча превращается в радостную улыбку...
- Ну? - спрашивает строго и любезно хозяин, отводя его в сторону.
- Готово-с!
- Врешь, мошенник!
- Сейчас умереть!.. Я вам, Капитон Иваныч, такую девицу разыскал, истинно пшено! Провалиться!
- Прохор! Я тебя убью!
- Как вам угодно! Это именно уж сам бог вам помогает...
- Ежели ты в случае врешь, - сейчас умереть, так и разнесу!
- Что угодно! Я ей, Капитон Иваныч, так говорю: "Таинька! Вы их любите?" Вас то есть!..
- Ну?
- "Даже, говорит, до бесчувствия влюблена..." - "А когда, говорю, вы влюблены, то вы и должны удостоверить Капитона Иваныча в полном размере..."
- Ну?
- "Мне, говорит, стыдно; пущай, говорит, они меня сами вовлекут..."
- Первое дело!
- Н-ну-с; по этому случаю завтрашнего числа назначено вам быть в рощу... там дело ваше! Главная причина, маменька их очень строга, а насчет Таисы - вполне готова! Можно сказать одно: влюблена!
- А ежели врешь?
- Как вам угодно! Я подвел дело. Теперь трафьте сами...
- Я натрафлю!.. Верно ты говоришь?
- Издохнуть на месте! У меня, слава богу, одна спина-то...
Приятное молчание.
- Ну, Капитон Иваныч, - затягивает Прохор Порфирыч, - с вас тоже магарычу надо будет получить...
В дверях мелькают нетерпеливые фигуры рабочих. Порфирыч грозит кулаком; фигуры исчезают.
- Какой же это магарыч тебе? любопытно!
- Я много не прошу... Нам бы только как-никак перебиться... На вас вся надежда...
Порфирыч не торопясь вытаскивает свой револьвер.
- Ах т-ты, идол эдакой, подо что подвел! Небось опять красную?
- Да уж что делать!
- Клади! Погоди, я тебя и сам подсижу!
- А вот эти рублика по четыре, что ли...
Следует развязывание узла.
- Неси-неси-неси-н-н-н!..
- Капитон Иваныч! Что ж это вы говорите?.. Ради субботы-то хоть снизойдите! Ведь посмотрите вы на эту лузгу, издыхают! А вам все годится... Четыре целковых! он в работе шесть стоит... Это я вам истинную правду говорю... Капитон Иваныч?..
- Клади! Пес с тобой!
Прохор Порфирыч получает деньги и, отделив себе что следует и даже что вовсе не следует, собирается уйти.
- Погоди, - говорит хозяин, - мы с тобой, того...
- Слушаю-с, я сию минуту...
Радостно приветствуют своего избавителя неумелые люди.
И потом так рассуждают:
- Экой у этого Прохора ум, братцы мои!
- Чево это?
- Я говорю, у Прохора ума: страсть!
- О-о! У него ума страсть!
Мастеровые медленно разбредаются в разные стороны.
- Прощай!
- Прощай! до свидания... Ты куда?
- Домой. А ты?
- Я-то? Я, брат, домой... довольно!
Но медленность в походке, остановки и размышления над трехрублевой бумажкой, совершающиеся на каждых двух шагах, весьма ясно рисуют борьбу добра и зла, происходящую в душе мастеровых. При этом добро является в фигуре развале иной избы, в которой на трехрублевую бумажку почти невозможно получить ни единой крупицы радости, настоятельно необходимой в настоящую минуту; а зло - в форме кабака, где означенная бумажка может сделать чудеса.
Мастеровой делает еще два медленных шага, зло преодолевает, шаги принимают совершенно обратное направление...
и скоро только что расставшиеся приятели с громким смехом встречаются у стойки кабака "Канавки".
К ночи над городом нависла большая туча, и пошел тихий теплый летний дождь... Улицы были совершенно пустынны; нигде ни огонька; ярко горели только кабаки и харчевни.
В "Канавке" были растворены окна; из них, вместе с криками и звоном стекла, лились на улицу яркие полосы света и удушливый воздух, раскаленный плитою, на которой клокотали пятикопеечные пироги и селянки; в отдаленной комнате неистово играла шарманка, и огромный бубен ежеминутно и как-то тяжело охал под напором ядреного пальца севастопольского героя. Ближе, среди хохота, раздававшегося с неудержимою силою, по временам шло пение. Какой-то тощий портной, оцивилизовавший свой почти прародительский костюм разорванным до воротника сюртуком, пел песенку про вольника [Человек, охотой идущий в солдаты], приправляя ее некоторыми жестами. Прежде всего он сделал грустную физиономию, изображая собой старуху, мать вольника, прижал руку к щеке и, всхлипывая, тянул: