- Знаете, друзья, по-моему, неплохо бы… - размышляя, сказал Виктор саперам.

- Справимся ли мы с… грузовой техникой в фашистском аду? - почти не думая, спросил Старовойтенко в том же тоне. Он удивил Виктора не так сомнениями в водительских способностях генеральского водителя, как необычным проникновением в его молниеносную идею. Генерал знал, каких саперов посылать на ответственное задание!

- Как ты догадался? - искренне поинтересовался у сапера.

- В нашем положении иного мнения быть не могло, - сказал и Телегин. - Авто, да еще и с фашистскими знаками, это же абсолютная гарантия выполнения нашей задачи!

- Совершенно верно, товарищи, - абсолютная гарантия выполнения приказа генерала! А кроме того, так хочется отомстить им, особенно этому проклятому гитлеровском коменданту. Пошли следом!

Идти было не близко, пришлось немало потратить времени. Загадочный ЗИС прорвался прямо в необжитые глубины леса, очевидно пытаясь скрыться подальше от людских глаз. Зачем, с какой целью? Искать партизан и ловить их на приманку в виде ЗИСа?..

Даже в груди похолодело.

- Стойте, товарищи! Не ловушку ли придумали нам гитлеровцы! - остановился Виктор.

- Какую ловушку, кому? Вроде бы пустое авто.

- Пустое, - сказал и Телегин. - Хотя борта в ЗИСа высокие.

- Правильно. Добрый десяток автоматчиков ляжет в кузове, и ничего с дороги не заметишь. Слышали же: забеспокоились эсэсовские комендатуры, отряды по борьбе с партизанами объединяют в прифронтовых тылах.

Молчали мгновение, лежа в лесном кустарнике. Ни дорожного шума, ни железнодорожных гудков уже не было слышно даже при внимательном прислушивании. Увлекшись преследованием, они и не заметили, как далеко углубились в эти дебри. Шумел-гудел только лес вокруг, будто эхом повторяя выразительный шум отдаленной войны.

- Что же будем делать? - как-то подчеркнуто не по-своему отозвался молодой сапер Лука Телегин. - Надо же как-то и нам выполнять задание. Гоняем, носимся по этим чащам лесным, а мосты стоят себе, служат гитлеровцам, будь они прокляты.

- Служат, чертовы мосты, - подтвердил и Старовойтенко.

А генерал, возможно, проклинает своих неискусных саперов-подрывников, трусами обзывает… Потому что на этом направлении уцелели мосты, они забиты так войсками и техникой врага.

Да и что теперь делать в такой ситуации, когда в том советском авто, скажем, проехало с десяток эсэсовских автоматчиков.

- Давайте, товарищи, выберем более удобную позицию. Надо иметь за спиной густой лес, хоть бы какую-то защиту нашего тыла.

- Все равно… живыми не дадимся! - сказал Старовойтенко. И первый же встал искать ту удобную позицию.

По всем правилам безопасности пробирались в самые густые заросли в поисках хоть каких-то оврагов. И вдруг одновременно припали к земле, замерли в кустарнике. Все трое отчетливо услышали треск веток.

Виктор осторожно поднял голову и осмотрел местность, сколько можно было видеть сквозь густые ветви. Никакой тропы, даже звериной, не было. Внимательно прислушивался, и показалось ему, что слышит чье-то тяжелое дыхание. Тихо отвел предохранитель автомата.

Опять треснули ветки. Еще и еще затрещали. Виктор осмотрел обоих саперов: их винтовки заметно дрожали в напряженных руках, головы прилегли к прицелам.

Кто-то идет густой кустарниковой балкой. Не идет, а крадется, как к своей жертве, приближается к партизанам. Неужели с дерева фашист видел их и дал направление автоматчикам?

Действительно - автоматчик. Серая фашистская форма на нем, полная сумка через плечо и в руках автомат наизготовку.

Но он только один и смотрит куда-то на другие кустарники. Значит, их не заметил до сих пор. Пропустить, чтобы выстрелом не выдать себя остальным, которые продвигаются вслед за ним на определенной дистанции.

Виктор молниеносно рисовал себе план действий фашистского отряда автоматчиков: веером разошлись на какое-то расстояние от авто, пощупают один круг, перейдут к другому… Решил: потрогал одного, другого сапера и пальцем дал знак наклониться, прислушиваться, но не стрелять. В голове уже созрел молниеносный план. Сам будет защищаться, завяжет бой, а их отошлет. У них такая задача…

Автоматчик тоже, видно, что-то услышал, потому что с предосторожностью смотрел вокруг, поводя автоматом. Ясно, что он не уверен, откуда услышал те угрожающие звуки. Оглядывался ли бы так автоматчик, если бы знал, что по первому зову сюда бросится целый отряд его товарищей?

- Бросай автомат, стреляю! - почти шепотом крикнул Виктор, отводя ладонью звук. Ему важно было испытать врага на звуковую реакцию, ведь гитлеровец наверняка не знает языка. Все равно отбиваться придется на жизнь или смерть.

Удивительно: фашист тотчас отбросил, автомат и поднял руки вверх. Оглянулся, показал Виктору свое лицо, взволнованное, растерянное, но не воинственное. Виктор удивленно раскрыл глаза…

Еще в то утро накануне гитлеровского нападения на приграничье, где стояли войска генерала Дорошенко, водитель дорожного отдела не находил себе места от грызущего раскаяния. Такую девочку, дочь генерала, предательски вывез и отдал в грязные лапы дорожного техника. Чувствовал же, что в этом деле кроется нечто постыдное для него и страшное для невинного ребенка. Сколько раз ему приходилось подвозить девочку. Не ее ли мать защищала Вадима, когда его, сына жестокого кулака Шестопалько, чуть не сняли с работы? Защитила. Оправдает, мол, доверие…

«Что она думала, странная женщина? Ведь знала… Мать! Если водитель охотно подвозил иногда ее ребенка, кленовым листком забавлял, то готова была собой поручиться. Таковы матери! У меня тоже осталась мама…» - горько думал Вадим Шестопалько.

Но не хватило ему времени додумать все до конца. Тяжкий проступок камнем лег на душу. Ночью, перед рассветом, фашистские танки прорвались где-то слева. Войска генерала Дорошенко с боями отошли в глубь страны.

На следующий день гитлеровцы застали Шестопалько при машине в дорожном отделе… Застали безоружного, как и других водителей. Но некоторых из тех других сразу же сняли с машин, куда-то грубо повели как преступников. А его нет! Вадиму Шестопалько открыта дорога в жизнь. Ему даже улыбались, заглядывая в свой список. Сразу же заговорили с ним на немецком языке: «Гут, гут!» Хорошо или плохо поступил, настойчиво изучая еще и вне школы этот иностранный язык! Мать советовала, на учителя растила, оставшись без хозяина-кулака.

«Измена!» - еще в то утро пришло безошибочное определение своей роли и положения в этой ужасной для родного края войне. А измена кончается смертью. Позорной, черной смертью бешеного пса… И это в каких-то двадцать два года! Другие - герои, а ты - червяк. Сын кулака, потомок позора…

Удивительно, что эти мысли отчетливо проступили в голове Вадима только после того, как он по приказу техника отвез генеральское дитя далеко в чащи пограничного леса. Проступив, царапнув совесть парня, они тлели без затухания, даже когда спал, и превратились в рану. Волком раненым выть требовала совесть юноши. И… решил лечить рану молодой души этим отчаянным актом.

Сначала прокрадывалась какая-то надежда. Пан или пропал! А если и пропадать, так с музыкой, которую услышал хоть бы один советский человек. О, та музыка!

И, поехав в авто как гитлеровский солдат, увозя с собой на сиденье офицера-гестаповца со свастикой и адамовыми костями на рукавах, окончательно решился.

Отправились с автобазы вместе с обозом грузовиков, предназначенных для доставки снарядов на передовую. Вывозить должны были где-то с железнодорожной станции. Значит, будет время продумать свое намерение до конца. Специально открыл даже переднее стекло, угождая гестаповцу, потому что в кабине стояла жара. Офицер не понял, что это преднамеренный жест. Кашлянув несколько раз от пыли, эсэсовец приказал отстать от автомобильной колонны. Даже пояс, на котором висела кобура с маузером, расстегнул для удобства, положил на сиденье.

«Удивительно, как же они доверяют кулакам, если даже кулак-водитель его нисколько не беспокоит! Свой…» - придавило стопудовое убеждение, ледяной глыбой упало на разогретые раскаяния и стремления юноши.