Дальняя ретроспектива. Максим Воронов

27 сентября 1980 года. Завидово. Государственный научно-опытный заповедник.

Майор Андрейченко запарковал свою новенькую служебную Ниву на небольшой площади, прямо под окнами Завидовского сельского совета и заглушил мотор. Машина ему досталась вместе с новой должностью — заместителя начальника третьего отдела[16]. Должность была полковничья, поэтому не далее, как к «Дню чекиста», его ожидало и повышение в звании.

— Раньше приехали, подождем.

Дремавший Воронов открыл глаза и огляделся. Здание сельсовета, когда-то бывшее симпатичной усадьбой одного из эксплуататоров, сейчас представляла из себя довольно жалкое зрелище. Уродливый бетонный идол вождя мирового пролетариата напротив входа, который должен олицетворять собой победу пролетариев над эксплуататорами, в несколько слоев засрали голуби. Начинался дождь.

— Как скажете, Виктор Иванович.

Майор Андрейченко очень старался установить контакт с этим странным пареньком. Шестое чувство подсказывало ему, что и столь неожиданное, но приятное повышение произошло именно в связи с тем, что он настоял на организации его встречи с начальником управления и дальнейшая карьера теперь зависит от продуктивности работы с Вороновым, но эти старания пока ничего не давали. Воронов больше не дерзил и не провоцировал, но очень умело держал дистанцию. Правильно держал, именно так, как хороший начальник должен держать дистанцию со своими подчиненными. Чертов инопланетянин…

— О чем задумался, Максим?

— Да так, ни о чем. Просто прикидываю — отмоет ли его до зимы.

Воронов кивнул на бетонного идола и снова замолчал. Майор Андрейченко посмотрел на бюст Ленина. Мелкий дождь размывал птичий помет, грязные струйки стекали по щекам и капали с узнаваемой бетонной бородки.

— Кощунствуешь, Воронов?

— Никак нет, товарищ майор. Кощунствовать можно только в адрес чего-то святого. Это же просто кусок бетона. Был бы это на самом деле святой, не стали бы ждать, пока его отмоет дождем. Или не отмоет. Всем на это на самом деле наплевать, в том числе и вам.

Майор Андрейченко почувствовал, что если начнет возмущаться, или возражать, Инопланетянин предложит ему прямо сейчас доказать слова действием и помыть памятник Ильичу. Выходить из машины под дождь не хотелось. Правда что ли наплевать?

— Злой ты, Максим.

Хотел ли что-то ответить Воронов — осталось неизвестным. Рядом с Нивой затормозила старая «Буханка»[17].

— Это за тобой.

Инопланетянин кивнул, подхватил с заднего сидения свой полупустой рюкзак и молча вылез из машины. «Буханка» уехала, а Николай Андрейченко еще полчаса смотрел на капающие с бетонной бородки грязные капли. Он думал.

«И правда наплевать…» Майор выругался про себя, завел машину и поехал обратно в Москву

Внутри непрезентабельной с виду «Буханки» оказался вполне приличный салон. Генерал-лейтенант Бобков скользнул по Максиму цепким, будто хотел поцарапать, взглядом и хлопнул по креслу рядом с собой. Кресла, похоже, от какого-то самолета. Стоят поди дороже самого драндулета. Максим влез в машину, задвинул за собой дверь, сунул рюкзак в проход и молча сел на указанное место. Бобков тоже молчал. С минуту провисела очень много за себя говорящая пауза. «Хорошо молчим! Очень выразительно молчим. Словами лучше не скажешь…». Красоту возникшей паузы не оценил водитель.

— Куда поедем, Филипп Денисович? Дождь, и похоже, что надолго.

— Коли надолго, значит рыбалки не будет. Поехали сразу на «Тройку».

«Буханка» развернулась и поехала обратно в сторону Москвы. Нет, не простая машинка, мотор тоже не родной.

— Тебе что, астрология насчет погоды не подсказывает?

Генерал Бобков кивнул на кеды.

— Я сменку взял. Не люблю сапоги. Вдруг убегать придется…

Филипп Денисович усмехнулся.

— Шутник. Здесь можно говорить.

— Лучше не здесь, товарищ генерал-лейтенант. Зря мы что ли в лес приехали?