- Я бы хотел, чтобы все было официально, - сказал доктор, - поэтому выбираю прокуратуру.

На следующий день он приехал в прокуратуру на собственной "Волге". Поставил машину под знак, запрещающий остановку, спокойненько запер дверцы и поднялся к Твердохлебу в его маленькую келью. Твердохлеб видел в окно серую "Волгу", видел, как из нее выходил высокий худощавый человек, теперь он стоял перед ним, по ту сторону его хромого столика. Твердохлеб смотрел на его густо заросшие черными волосами нервные руки, на исхудавшее аскетическое лицо, на презрительно поджатые губы, попытался проникнуть в мысли этого человека и не смог.

- Масляк, - сказал доктор.

- Твердохлеб.

- Прибыл точно.

- Благодарю. Ваша машина? - кивнул Твердохлеб на окно.

- Моя.

- Там знак.

- Видел.

- Запрещено останавливаться.

- Знаю. У меня разрешение останавливаться где угодно.

- Наверное, и обгонять где угодно?

- Полагаю, что да.

- И обгоняете, не придерживаясь правил.

- Если нужно. Я чрезвычайно занятой человек. Мое время измеряется не обычными параметрами. Принадлежу к людям привилегированным.

- Но на шоссе все машины железные. Поэтому я противник привилегий на шоссе.

Не сказал, что он противник привилегий вообще, поскольку они портят не только людей, но и общественную мораль. Но достаточно и того, что сказал.

- Могу вас понять, - охотно согласился доктор. - Вы привыкли придерживаться буквы закона там, где закон нужно приспосабливать к требованиям жизни.

- Приспосабливать - значит нарушать. А я не люблю, когда нарушают законы.

- А я принадлежу к тем, кто открывает новые законы. В моей лаборатории изобретаются такие материалы, которых не смог сотворить сам господь бог. Что вы на это скажете?

- Мне трудно судить о том, чего я не знаю, - спокойно сказал Твердохлеб. - Ваша научная деятельность, судя по вашим словам, направлена прежде всего или же исключительно на пользу, мы же стоим на страже еще и добра. На различии между пользой и добром держится мир людской. Только в животном мире все основывается на выгоде, понятие добра - прерогатива человека.

- Это очень оригинально, - вскочил со стула доктор с явным намерением побегать по комнатке, но сразу же понял, что с его длинноногостью тут не разгонишься. - Вы так просто спихнули всю науку в животный мир. Ор-ригинально!

- Философ из меня никудышный, - вздохнул Твердохлеб. - Давайте лучше перейдем к вашему делу.

- Я все написал, - усаживаясь снова напротив Твердохлеба и пронизывая его довольно неприятным взглядом, воскликнул доктор. - Все написано!

- Однако необходимы некоторые уточнения.

- Например?

- Ваша фамилия - Масляк или Маслюк?

- Я же сказал - Масляк.

- Подпись под заявлением не очень разборчивая. Тут похоже на Маслюк.

- Я слишком занятой человек, чтобы заботиться о разборчивости подписи.

- Должен вам сказать, что мне лично это дело совсем не нравится, нарушая все законы юридической этики, устало произнес Твердохлеб. - В нем нет никакой доказательности, и у меня большие сомнения, сумеем ли мы вообще добыть какие-нибудь доказательства.

- Вы позвали меня, чтобы все это сообщить?

- Просто хотел вас предупредить, чтобы не надеялись на стопроцентный успех.

- Я не понимаю такой терминологии.

Этот человек не знал и не слышал ничего, кроме голоса мести. Совесть спала в нем вечным сном, в попытка Твердохлеба разбудить ее была просто смешной.

- Хорошо, - вздохнул Твердохлеб, - тогда перейдем к делу.

- Кажется, именно для этого я прибыл сюда, хотя мое время...

- Я знаю, как высоко ценится ваше время, но заявление тоже ваше.

- Вы не ошибаетесь.

- Вы пишете о деньгах.

- Да.

- Вы действительно... гм... давали деньги?

- Там написано.

- Что это - взятка профессору Кострице?

- Гонорар за дополнительные услуги. Как коллега коллеге. В системе, где я работаю, существует разветвленная шкала премий, у Кострицы, к величайшему сожалению, ничего подобного... Тут был очень сложный случай. Я просил профессора уделить моей жене особое внимание. У нас долго не было детей. Жене врачи вообще запрещали. И вот - надежда. Она окрылила нас. Дело, к сожалению, усложнялось тем, что у меня отрицательный резус. Знаете этот резус-фактор? Более восьмидесяти процентов людей имеют резус положительный, то есть их кровь ничем не отличается от обезьяньей. Есть такая индийская обезьянка макака-резус, она и стала эталоном. Незначительный процент людей имеет резус отрицательный. Человеческая кровь.

- Я знаю, - кивнул Твердохлеб.

- У меня именно такая. У вас какой резус?

- Не интересовался. Не было нужды. Но, должно быть, обезьяний, потому что никогда не давал взяток и не имею намерения давать.

- Ор-ригинально! - попытался засмеяться доктор. - Резус и взятка! У вас довольно неожиданный ход мыслей.

- А у вас? Сперва дать Кострице деньги, как коллега коллеге, а потом написать на него в прокуратуру. Тоже как коллега на коллегу?

- Но ведь моя жена умерла! Вы понимаете, что это такое - умирает самый близкий человек!

- Глубоко вам сочувствую. В ее смерти виновен профессор Кострица?

- Я не говорю этого. Был действительно очень тяжелый случай. Может, безнадежный. Но Кострица иногда делает вещи невозможные. Должен был сделать и здесь. Но не сделал. Не сумел. Не умеешь - не обещай. Его перехвалили, а я поверил. Дутый авторитет. Я презираю таких людей. Их нужно ставить на место. Сам я привык делать свое дело безупречно. Даже не на пределе человеческих возможностей, а за пределами. Вы меня понимаете?

- Вполне. Но поймите и меня.

- Я готов отвечать даже перед Организацией Объединенных Наций! После того как умерла моя жена, я готов на все! Ни надежд, ни страхов. Но я свалю этого божка, этого идола! Первобытные народы были предусмотрительны и делали своих божков из глины, чтобы иметь возможность разбивать их, когда те не оправдывали их надежд. Мы же увлеклись только твердыми материалами: бронза, мрамор, гранит. Но если бы этот Кострица был даже из космического сплава, я...

- Хорошо. Возвратимся к нашим баранам. Давайте надлежаще все оформим. Вы дадите подписку о том, что вас предупредили об ответственности за ложные факты.

- Только никаких подписок!

- Тогда - никакой проверки.

- Увидим-увидим. Я все написал в заявлении и больше писать не имею намерения. А ваша обязанность...

- Но ведь формальности...

- Тогда будьте последовательны. Вызывайте меня снова официальной повесткой, которую со временем вы тоже приобщите к делу.

- Я хотел сберечь ваше время и ваше...

- А вы не берегите. Не берегите! - Масляк поднялся и посмотрел на Твердохлеба уже откровенно враждебно. - Исполняйте свой долг так, как выполняю его я.

- Благодарю за совет, - поднялся и Твердохлеб. - До свидания.

- До встречи.

Не нравилась ему эта история, ох, не нравилась!

Вызывать профессора Кострицу в прокуратуру у него не было ни оснований, ни охоты. С невероятными трудностями удалось поймать профессора по телефону. Днем и ночью на звонки домой, на кафедру и в клинику ответ был стандартный: "Профессор на родах!" Кострица гудел Твердохлебу над ухом, как большой и сытый жук, успокоительно и самовлюбленно.

- Есть ли у меня время встретиться с таким уважаемым товарищем? - гудел Кострица. - А где его взять, это добро, спрашиваю я вас? Какая инстанция способна увеличить мой бюджет времени? На мне клиника, на мне кафедра в институте, на мне консультации по всему Киеву и по всей республике, на мне труднейшие и самые безнадежные случаи, и все криком кричат - дай ему живьем профессора Кострицу! Уж насмотрелись старые мои глаза на горе и радости этого мира, а нужно смотреть дальше, хоть ты убейся!

- Вы не будете возражать, если я приеду в вашу клинику? - осторожно спросил Твердохлеб, прорываясь сквозь профессорское гудение.