Три или четыре часа прошло с тех пор, как мы выбрались из тенистой расщелины, а белая полоса караванного пути все еще белела далеко впереди. Саам и его люди, непривычные к длительным переходам, выдохлись первыми. Они по очереди держались за поводья вьюка, все чаще и чаще прикладывались к флягам с водой.

Дочку несли на спине то я, то жена, но большую часть дороги Катарина бодро протопала своими маленькими крепкими ножками. Керби шел сзади, присматривая, чтобы Лепс не отстал и не потерялся, заглядевшись на цветок или камень причудливой формы.

Пустыня не была мертвым пространством, хотя песок и камень простирались до горизонта. В сезон бурь, наверное, здесь все вымирает, истирается тучами бешено несущихся раскаленных песчинок. Во время моих прошлых вылазок я замечал робкие тонкие ростки, прячущиеся в тени валунов. А вот сейчас жизнь просто вылезала отовсюду. Сквозь каменные плиты, напоминающие останки древней транспортной артерии исчезнувшей цивилизации гигантов, прорастала ярко рыжая трава, порой встречался кустарник с зелеными ягодами, гроздьями облепившими тонкие ветви. Росли в пустыне и цветы - тонкие мясистые стебли, увенчанные алыми цветками, похожими на разлохмаченную мочалку, - эти встречались почти на каждом шагу. Деревьев не было, они не успевают вырасти в промежутках между бурями. Пару раз мне показалось, что из песка торчат окаменевшие пни. По старой памяти я пытался оценить, каков приблизительно возраст пород, выступавших на поверхность, и давно ли здесь наблюдается тектоническая активность - валуны имели явно вулканическое происхождение.

Разноцветный мох желтыми и коричневыми пятнами расползался по большим плитам, кое-где он покрывал камни таким плотным ковром, что ноги немедленно наливались усталостью, хотелось прилечь на это уютное мягкое ложе и выспаться наконец.

Вьюк на ходу иногда пощипывал траву, не брезговал и коричневым мхом, но от желтого воротил свои волосатые ноздри.

– Что-то я не пойму, - сказал Керби. - Вода у рыбаков только во флягах. Фляги маленькие. Знают, стало быть, где колодцы или родники. Или не знают?

– Ты говорил, что идет большой караван. Значит, должны быть цистерны с водой.

– А если нет?

– Тогда не знаю.

Керби провел рукой по небритому подбородку, окинул задумчивым взглядом группу Беспалого, которая брела впереди, и пробормотал:

– Если мы разминулись с караваном, дело плохо. Без воды своим ходом далеко не уйдем. Вот если вьюка отнять, то легче будет, дольше продержимся. Вода где-то должна быть.

Уходя из деревни, мы с собой взяли несколько больших пластиковых бутылей, наполнив их водой из ручья. Пить, в общем-то, не хотелось, хотя сухие галеты пришлось запивать. Да и в пустыне было не жарко, а даже немного прохладно. Но я знал, что ближе к вечеру высокие облака рассеются, и тогда придется искать тень - вечерняя жара на Тугаме весьма неприятна. Я прикидывал, на сколько времени нам хватит воды, поэтому слова техника не сразу дошли до меня.

– Вьюка добром не отдадут, - сказал я. - Ночью разве что попробовать, но если они будут настороже, кулаками не обойтись. Ножи у них длиннее и крепче наших огрызков, да и топор, знаешь ли, острый.

– У них ножи и топор, у нас Лепс, - горячий шепот Керби обжигал ухо. - К тому же у Гинтара рука еще плохо действует. Навалимся внезапно, мужиков перережем, женщин себе возьмем, пусть служат, чем могут. А то без баб трудновато, Лепс нервничает…

Короткий смешок техника мне не понравился, но смысл в его словах был. Когда речь идет о выживании, тонкая шелуха запретов и страхов цивилизованного гражданина осыпается пылью. Годы скитаний привели к тому, что законопослушный гражданин во мне уже исчез, хотя хищник еще не родился. Но я уже был готов стать охотником, а не добычей, нападать, а не защищаться. Жена и дочь за моей спиной не сковывали руки, напротив, ради них я готов был даже, чтобы мои пальцы обросли шерстью и увенчались острыми когтями, пригодными для того, чтобы хватать или разрывать.

Тряхнув головой, чтобы отогнать неприятное видение, я попросил Керби не торопить события, благо мы почти вышли к дороге. Отдохнем, выждем еще ночь.

Мы выбрались на широкую, очень широкую полосу из мелкой гальки, кусков известняка, утрамбованного, вбитого в грунт мусора, местами виднелись проплешины, залитые какой-то растрескавшейся массой, похожей на старый пластик, словно раньше здесь была площадь большого города, исчезнувшего в песках тысячелетий. На самой дороге ничего не росло, а края в изобилии обрамляли цветы-мочалки.

Беспалый со своими людьми расположились прямо у обочины. Они развели костерок, в нашу сторону потянуло рыбным духом. Лепс сразу же задремал. Керби взобрался на возвышение. Вернулся, сказал, что машин еще не видать. Потом спросил, почему, интересно, дорогу не засыпает во время песчаных бурь? Одни бури наносят песок, другие уносят, ответил я.

Леонора уговаривала дочь поесть, та отворачивалась от размоченных галет, а я ломал голову, как мы будем расплачиваться с караванщиками. Во время поспешного бегства самым главным было убраться подальше от Райской Рыбалки. У меня еще осталось немного продовольственных сертификатов, но вряд ли кому-то они нужны в пустыне. С другой стороны, как только мы окажемся в столице, появится шанс их выгодно обналичить.

Керби вдруг замер, приложив ладонь козырьком ко лбу. Тут и Саам подошел к нему и взобрался на груду камней. Они стояли рядом, как два памятника впередсмотрящим из поэмы о героях Юга, которую мы зубрили в школе в благословенные времена моего детства. Потом Беспалый крикнул что-то, и Дадух, что был у него в услужении, засуетился, но вместо того, чтобы погасить костер и быстро собрать вещи, принялся устанавливать навес.

– Ну что, идут машины? - спросил я техника.

– Идут. Далеко еще, но идут.

Кряхтя от боли в натруженных ногах, я встал и побрел к каменной горке. Саам все еще всматривался в даль. Там, где светлая линия дороги исчезала за горизонтом, клубилось еле заметное облачко, словно пыль, поднятая воздушной тягой.

– Скоро будут здесь, - сказал я.