Арли решили крестить прямо на Пасху. Ильгет попросила стать крестной матерью Иволгу. Та долго отнекивалась, ссылаясь на свой небольшой христианский стаж, но все же согласилась.

Событие отметили в последний день праздника, в "Синей вороне", куда явились и те, кто к церкви не имел отношения. Сидели за общим большим столом в углу. Виновница торжества в белом наряде, блестя темными глазенками, мирно лежала на руках у отца, временами переходя к кому-нибудь другому.

Ильгет безотчетно улыбалась. Она вообще постоянно улыбалась в последнее время. Ей было очень хорошо.

Жаль, что пить все еще нельзя - она ведь кормит. Ильгет тянула кринк через трубочку. Ощущала рядом, слева, плечо Арниса, если закрыть глаза, то кажется - это греет летнее солнце. Справа - острое и угловатое, Иволга. Напротив Гэсс, как раз держит малышку на руках.

— А все-таки, Иль, она пошла в тебя.

— Не совсем. Только глаза. А нос, подбородок - смотрите…

— Да сама на себя она похожа!

На белом платьице Арли блестит серебром новенький крестик. Тихо доносится с эстрады нежное пение двух синто-скрипок.

Дэцин пьет цергинское ву, темно-красное, как венозная кровь. Даже смотреть неприятно.

— Давайте выпьем теперь за Анзору! Чтоб получилось.

Бог весть, какой это уже тост по счету. Глаза блестят, народ навеселе.

— Кстати, про христианское воспитание… Приходит домой с занятий по катехизису сын Мирро…

Йэн Мирро - префект, один из руководителей ДС.

— Ну, спрашивает отец, что вам там сегодня рассказывали? - Ну рассказывали, как Бог послал Моисея за линию фронта со спасательной миссией, чтоб, значит, вывести иудеев из Египта. Пришли они к Красному морю, соответственно, инженерное отделение Милитарии поставило энергетические щиты, остальные по дну моря марш-броском перекинулись на тот берег. А потом Моисей по рации чирикнул в штаб и вызвал авиацию. Прилетела парочка "34"-х и разбомбила на хрен эти щиты. Так иудеи и спаслись… Мирро спрашивает: - Что, прямо так и рассказал? Сын: - Да не, конечно, но если б я тебе рассказал, как учитель, ты бы ни за что не поверил в этот маразм.

— Дайте мне ребенка, - требует Иволга, - я теперь за него отвечаю!

Девочку передают из рук в руки. Она лишь улыбается и помахивает ручонками.

Как хорошо, думает Ильгет, как тепло и легко здесь. Хорошо, что только наши. Не пришли даже супруги Гэсса и Миры. Вообще-то, конечно, это ненормально. Так нельзя. Неужели это только потому, что лишь они, эти люди, все испытывали на себе эту черную волну, что ложится с неба… и когда воздух кругом горит, и земля тоже горит буквально под ногами, или встает дыбом, закрывая все. Нет, не надо думать об этом. Ведь я уже давно на Квирине. Очень давно. Пора и забыть. Нас что-то связывает, то, чего не знают другие - поэтому мне с ними так легко? Хотя скорее просто потому, что интроверт я, и боюсь незнакомых, не хочу общаться с теми, кого мало знаю. Мне бы хотелось, чтобы здесь сидела Айледа. И против Беллы я бы ничего не имела в виду. И против мамы тоже. Хотя все они огня не нюхали и дэггеров не видели. Может быть, со мной что-то не в порядке?

Иволга чуть-чуть подбрасывает малышку в руках.

— Давно с такой куклой не приходилось играть… знаешь, завидую.

Арли глядит в лицо Иволге и вдруг начинает смеяться. По-настоящему! Улыбается она уже давно, а тут вдруг начинает тонко и заливисто хохотать.

— Ой, смотрите! - кричит Ильгет, не помня себя, - смотрите, она же смеется!

— Да, это всегда так трогательно, - смущенно говорит Данг, опуская взгляд, - когда они в первый раз…

Ильгет смотрит наискосок, на Арниса, и ловит его взгляд - такой светлый и блестящий, такой счастливый, и кажется, в глазах блестят слезы, но наверное, это только кажется.

Ильгет вдруг думает о том, что с церковью у нее что-то не ладится. И наверное, это плохо, но даже беспокойства по этому поводу нет.

Она ходила в последнее время в церковь регулярно. Никаких проблем тут не было. Ходили вместе с Арнисом и малышкой. Вот именно - вместе с ними. И ничего больше. Никаких чувств, никакой радости. Даже Пасхальная Всенощная показалась длинноватой и скучноватой. Ильгет только наслаждалась тем, что Арнис рядом, что малышку крестят - а зачем, собственно, все это нужно, перестала понимать. Почему так?

Расхотелось общаться с отцом Маркусом. Ну что он - просто человек, обыкновенный, как все. На исповедь она и так ходит. Упрекнуть ей себя не в чем. Может быть, дело все-таки в той встрече? В ее бывшем муже? Да нет, по сути она успокоилась. Церковь состоит из несовершенных людей. Сама она тоже далеко не сахар. Кто же может помешать - да и зачем - Пите искать духовности? Ради Бога, пусть ходит, даже очень хорошо. Или все-таки остался осадок? Ильгет помотала головой, стряхивая ненужную рефлексию. Сколько можно об этом думать? Надо жить, пока живется. Быть счастливой, раз Бог дает счастье. Скоро оно может и кончиться - но об этом тоже лучше не думать.

Та-ак, уже дошли до кондиции. Начинается пение. Акустическую ширму включили, чтобы не мешать остальным, гитара в руках у Миры.

— Мира, "Южный ветер"!

— "Лестницу пять шагов".

— Вот что, - строго говорит Мира, - давайте как положено, пусть заказывает героиня торжества. Ну она не может, конечно - пусть родители заказывают. Ильгет?

— И крестные, и крестные, - добавляет Иволга, - давай, Иль, начинай!

Ильгет задумалась.

— Я понимаю, что это банально… но знаете, когда все вместе поют "Дистар эгон", у меня просто кайф внутри…Спойте, а?

— Ну а чего же не спеть для хорошего человека?

Они и правда здорово поют. Тем более, "Идет отсчет" - "дистар эгон", песню, которая каждому с детства знакома. Они поют на несколько голосов, профессионально, классически. И Мира отлично ведет мелодию, и аккомпанемент выдает синтетическая приставка, словно целый оркестр.

Идет отсчет,

И стрелки падают назад,

И отражает циферблат

Разогревающий каскад,

И ток в сплетеньи.

Я ухожу

И оставляю за собой

Рассвет и берег голубой,

Часы, глаза, ступени лестниц,

Звуки, тени.

И новый счет

Мне предъявляет пустота,